Российское общество исследователей религии

М.И. Одинцов

 

 

Государственная политика в сфере свободы совести: методология и история, содержание и цель

 

К уже существующей типологии «государств»[1] по социальному и экономическому признакам, форме правления и внутреннему устройству может быть добавлен признак мировоззренческий. В этом случае история отношений государства и мировых религий (в свойственных им формах самоорганизации) на протяжении последних двух с половиной тысячелетий может быть осмыслена как отражение процесса возникновения, становления и эволюции двух типов государств: клерикальное (конфессиональное) государство и светское государство[2]. Органы власти формировали и проводили политику в отношении религиозных объединений и веруюших/неверующих подданных (граждан), свойственную только конкретному типу государства, и именно она (политика) формировала отношения между государством и религиозными объединениями[3].

Клерикальное (конфессиональное) государство несёт на себе жёсткую зависимость от конкретной мировой религии (государственной церкви) и потому  можно говорить о государствах – «христианском», «исламском» и «буддистском».

Начальная точка отсчёта истории христианского государства связана с фактом признания христианства в качестве государственной религии в Римской империи (IV в.). В последующей европейской истории, в ходе христианизации государств Европы, светская власть в отношении господствующей и других религий проводила политику, которая рождала иновариантные формы государственно-церковных отношений: цезарепапизм, папоцезаризм, теократия, симфония, государственная церковь, веротерпимость. Устойчивость этих форм и продолжительность их существования зависели от типа политического устройства государства, от религиозно-догматических особенностей господствующей церкви[4], а также от уровня развития духовной, политической, правовой культуры и науки, свойственного каждой из стран.

В рамках данного типа государства светская власть осуществляла именно церковную (вероисповедную, религиозную, конфессиональную) политику, то есть выстраивала систему отношений применительно к верующим подданным (гражданам) и к религиозным организациям, не признавая вневероисповедного состояния и мировоззренческих убеждений вне религии. В качестве концептуальной основы такой политики конфессиональное государство полагало теологическую (богословскую) систему господствующих (государственных) церквей в отношении «вечных проблем», касающихся человека, государства, общества. На этих канонах, идеях и представлениях строилась правовая система конфессионального государства, естественно, направленная, прежде всего, на защиту, в том числе и  мерами принуждения, интересов государственной (господствующей) церкви и религиозного мировоззрения[5]. На всём протяжении исторического бытия конфессионального государства ведущим был принцип обязательности вероисповедной принадлежности человека (гражданина), признания истинности и авторитета государственной церкви и её постулатов, недопустимости критического отношения к государственной религии (церкви), нераздельности «государства» и «церкви».

Теологические (богословские) постулаты лежали в основе правовой, морально-нравственной, духовно-идеологической систем общества. Объектом сакрализации со стороны государственной церкви выступали само государство (вплоть до обожествления верховного правителя), его институты, народ, законодательство, территория, границы, символы, права и привилегии одних социальных слоёв и обязанности и ограничения других. Одновременно само государство выступало в качестве субъекта легитимации религии в качестве государственной (господствующей), реализуя это через принятие специальных законодательных актов, которые включали в себя обязательства со стороны государства в части финансовой, организационной, административной, юридической, военной поддержки. Естественно, что в этих условиях часть государственных функций возлагалась на  государственную церковь, и таким образом формировались взаимозависимость, взаимодействие, неразделённость государства и государственной церкви.

Светское государство. Вплоть до XVII в. «конфессиональный тип» государства был доминирующим. Однако, начиная с эпохи Возрождения и в последующем: Реформация и Просвещение — вослед за принципиальными изменениями государственной и общественной жизни стран Европы, выражавшиеся в таких проявлениях, как:

·        секуляризация церковно-монастырской собственности и различных сфер общественной жизни

·        освобождение общественной мысли от господства, диктата и давления со стороны церкви

·        постепенная утрата религией монополии на духовно-идеологическую и морально-нравственную сферы

·        развитие науки и просвещения

·        появление и распространение идей свободомыслия (в виде: богоборчества, антиклерикализма, скептицизма, нигилизма, гуманизма, религиозного индифферентизма, пантеизма, деизма, натурализма, материализма, рационализма, веротерпимости, ереси, атеизма)

— происходит философско-теоретическое обоснование таких понятий, как «веротерпимость» и «свобода совести», а также и самой возможности существования иного, светского, типа государства (М. Монтень, Д. Локк, Э. Коллинз, Б. Спиноза, Д. Толанд).

На этой основе формируется новое правовое толкование вопросов, связанных с правами и свободами человека и гражданина.  Происходит разграничение понятий «государство» и «гражданское общество», «человек» и «гражданин», «гражданское право» и «церковное право». Гражданское общество — сфера непубличная, неполитическая. Здесь сосредотачиваются интересы прав человека, который выступает как частное лицо, носитель частных интересов, субъект частного права, участник гражданско-правовых отношений с другими  членами гражданского общества. Мировоззренческий выбор человека и его отношения с другими в связи общностью мировоззренческих убеждений – осуществляются и реализуются в гражданском обществе и не зависят от государства и административно-духовных органов управления.

За пределами гражданского общества, т.е. во взаимоотношениях с государством, человек приобретает субъектность публично-властных отношений, он становится «политическим человеком». Постоянные и конкретные отношения человека с государством  оформляются в институте гражданства, и его (гражданина) права, свободы и обязанности теперь проистекают из этого. Создаваемые гражданами религиозные объединения становятся субъектом публично-правовых отношений, и в силу этого государство вправе и обязано регулировать и контролировать их деятельность, как одного из субъектов гражданского общества, но, не вторгаясь во внутрицерковные установления религиозных объединений, во внутренний (духовный) мир и религиозную практику их членов.

Закрепление нового, свойственного светскому государству, понимания правовых норм взаимоотношений государства и церквей (религий); содержания и обеспечения прав и свобод человека и гражданина в сфере мировоззрений происходит на рубеже ХVIII-ХIХ вв., прежде всего, в таких документах, как Декларация независимости (1776 г., США), Билль о правах (1789 г., США), Декларация прав человека и гражданина (1789 г., Франция).

Главным для светского государства стал принцип отделения церкви от государства, который может быть оформлен как в рамках правовых нормативных актов (де-юре), так и осуществляться в практической деятельности государства  (де-факто).

В политико-правовом смысле принцип отделения означает, что государство:

·        отказывается от своих былых прерогатив в установлении обязательной для своих подданных (граждан) вероисповедной принадлежности и контроля за их религиозными убеждениями

·        исходит из того, что свобода совести это не только свобода религиозного (вероисповедного) выбора, но и шире – мировоззренческого, в том числе нерелигиозного, выбора. И право этого выбора государство оставляет за человеком (гражданином), обязуясь принимать и защищать его

·        ориентируется во взаимоотношениях с гражданами, исходя не из их вероисповедной принадлежности и религиозной самоидентификации, а из их гражданско-правового положения, ставя во главу угла принцип гражданственности

·        декларирует и стремится осуществить на практике принцип правового равенства  всех религий (церквей), а также граждан, независимо от их отношения к религии; этот же принцип распространяется и на все  общественные объединения, создаваемые гражданами на основе мировоззренческого единства

·        исключает церкви (как социальные институты, субъекты публично-правовых отношений) из непосредственного процесса формирования и проведения государственной политики (то есть политики, касающейся всех граждан независимо от их отношения к религии), а религиозный вопрос из сферы политической перетекает в сферу общественной жизни (гражданского общества), частной и личной жизни гражданина

·        полагается и руководствуется в своих концептуальных основах внутренней и внешней политики не религиозно-теологическими принципами, постулатами и учениями, а совокупностью разнообразных данных естественных и гуманитарных дисциплин, ценность которой (совокупности) определяется не «небесным» предназначением человека и государства, а «земными» интересами государства, общества, человека

·        разъединяет государственное (светское) и церковное право, устанавливая примат первого при разрешении вопросов публично-правовой и гражданской сфер. Область действия церковного права ограничивается собственно церковным институтом, и признаётся в той мере, в какой оно является фактом свободного выбора верующих граждан и не противоречит общегражданскому законодательству

·        не возлагает на религиозные объединения выполнение функций и обязанностей органов государственной власти и органов местного самоуправления и обеспечивает светский характер государственного (муниципального) образования.

Отныне светское государство, признавая факт нерелигиозного мировоззренческого выбора и наличия общественных объединений, создаваемых его последователями, не ограничивается вероисповедной политикой, а рассматривает её лишь как часть более широкого явления – внутренней политики по отношению к сфере мировоззренческих убеждений граждан и создаваемых ими объединений. Иными словами, светское государство не может теперь проводить исключительно вероисповедную политику, оно объемлет в рамках своей внутренней и внешней политики интересы уже не только религии как таковой и религиозных организаций (церквей, вероисповеданий, культов, движений и тому подобных), но и интересы нерелигиозных граждан и создаваемых ими организаций. Именно поэтому политика такого государства должна характеризоваться как политика в сфере свободы совести.

В целом в Европе процесс практического перехода от клерикального государства к государству светскому растянулся на три столетия, но применительно к каждой из конкретных стран он мог варьироваться в своих сроках. Это было движение к прогрессу, но движение трудное, тяжкое, трагическое, ибо преодоление упорного сопротивления «старого» происходило в форме социальных потрясений, принесших неисчислимые страдания и мучения для народов Европы. Таким образом, мы можем констатировать, что появление светского государства было исторически предопределено всем ходом изменения политической и социальной структуры общества и его развития по пути дифференциации социальных систем (политики, права, культуры, религии, науки, образования). Революции, являвшиеся следствием и проявлением столкновения прежних и новых форм общественного бытия, «уничтожали» старое конфессиональное государство и открывали простор для практического становления светского государства.

Применительно к истории отдельных стран отмечаются случаи формирования светского государства, минуя стадию «клерикального». Может быть и ситуация, когда «прорастающее» (и даже сформировавшееся) светское государство на протяжении длительного времени сохраняет отдельные элементы, характерные для предшествовавшего ему клерикального государства (например, сохранение за какой-либо церковью статуса государственной, выделение церквам бюджетных средств, сохранение в армии духовенства, представительство церквей в  государственных органах,  разделение  церквей (религий) на традиционные и  новые и так далее).

Тип светского государства, несмотря на свою относительную историческую молодость, дал три формы: «внеконфессиональное» (аконфессиональное) государство, «атеистическое» государство и «культурное сотрудничество». 

В аконфессиональном государстве принцип «отделения» понимается достаточно прямолинейно, жёстко и широкомасштабно (особенно в начальный период оформления такого государства). Это понятно, поскольку оно (государство) формировалось в странах, либо не имевших «конфессиональной» истории (например, Соединённые штаты Америки (США) – первый и наиболее яркий образчик). Либо, где формирование светского государства шло в радикальных обстоятельствах (например, Франция, Российская империя) и ситуация во взаимоотношениях между двумя субъектами – государством и Церковью[6] –  напоминала в лучшем случае нейтралитет, но – вооружённый. Исторический опыт таких государств постепенно сгладил остроту государственно-церковных отношений. Но ведущим остался принцип равноудалённости всех (традиционных и новых) религиозных объединений от государства; минимализация его участия  в процессе возникновения (формирования) религиозных объединений и в каком-либо специальном регулировании их деятельности; принципиальная «отстраненность» государства от нужд, забот и интересов собственно церковных организаций, рассматривавшихся в качестве одного из видов общественных объединений; и, наконец, восприятие всего комплекса проблем, связанных с обеспечением религиозных свобод, через призму личных (индивидуальных) прав человека, при подчёркнутом уважении личного религиозного выбора граждан. В целом такой подход государства можно определить как — юридический или формально-правовой.

В редчайших случаях в ходе всемирной истории формируется атеистическое государство, основной отличительной особенностью которого является правовой запрет на религиозные убеждения, на деятельность религий (церквей) и всемерная (правовая, финансовая, идеологическая, организационная) поддержка государством одного мировоззренческого выбора – атеистического. Определенно можно говорить об Албании, которую ее руководитель Энвер Ходжа (40-80-e гг. XX в.) объявил первым в мире «атеистическим государством»; о временных тенденциях к формированию такого государства в Китайской народной республике (КНР) времен «культурной революции» 1966-1976 гг., и в Союзе советских социалистических республик (СССР) в 30-х и в конце 80-х — начале 60-х гг.  XX в..

Но история показывает, что применительно к европейским странам, с их длительной, непрерывной и, как правило, «христианской» историей, две предыдущие формы (аконфессиональное и атеистическое государство) не стали основными. Со второй половины XIX в. постепенно формируется форма взаимоотношений между государством и Церковью, которую можно назвать «культурное сотрудничество», то есть безусловное соблюдение обеими сторонами действующего гражданского законодательства, принятие со стороны религиозных объединений современных норм и принципов свободы совести, приоритета прав человека, демократии и верховенства законов светского государства, а также взаимоуважительное сотрудничество и взаимодействие государства и церквей в сфере гражданского общества, направленные на защиту общенациональных интересов и  интересов и прав конкретного человека. Здесь очень важно, что и та, и другая сторона воспринимают себя равноправными субъектами национальной истории; стремятся объективно и на научной основе выявить роль государства, Церкви и иных сообществ в формировании национальной культуры; понимают возможность и точно определяют круг взаимных интересов и сферу возможного сотрудничества в рамках гражданского общества; и одновременно соблюдают базовый принцип отделения церкви от государства, не вторгаясь в не принадлежащую им сферу жизни и деятельности. Для европейских стран приоритетность этой формы стала очевидной во второй половине XX в[7].

Сегодня  можно говорить, что переход от клерикального государства к светскому для большинства современных стран состоялся. Именно светский тип государства характерен и для большинства государств, входящих в Организацию Объединенных наций (ООН). По существу, само понятие демократическое государство уже предполагает и его «мировоззренческий» тип – светское государство. Конечно, в зависимости от политических событий в той или иной конкретной стране встречаются «откаты» и «рецидивы» конфессионального прошлого, но всё же магистральный путь мирового сообщества – движение к светскому государству, как наиболее полно учитывающему потребности человека и гражданина в удовлетворении и защите его прав в сфере свободы мировоззрений, убеждений, мысли, совести и религий.

Государственная вероисповедная политика. Этот термин используется при характеристике истории и действий государства в отношении религиозных организаций, верующих и неверующих в рамках клерикального или светского государства.

Синонимами термина «вероисповедная политика» являются используемые в религиоведении и правовой литературе понятия – религиозная политика, церковная политика, конфессиональная политика, поскольку все четыре термина характеризуют ту часть политики государства, что направлена непосредственно на действующие религиозные организации, объединяющие в своих рядах верующих подданных (граждан). Как правило, в рамках конфессионального государства конструктивная «политика» ограничена только взаимоотношениями с государственной и, в лучшем случае, с «разрешёнными или терпимыми» религиями и церквами. В отношении ко всем иным мировоззренческим институциям она репрессивна, и они не имеют легальных возможностей к нормальной деятельности. За рамками такой политики остаются, во-первых, граждане, не исповедующие какой-либо религии, относящие себя к атеистам, агностикам, свободомыслящим, не определившиеся в своём мировоззренческом выборе; а во-вторых, общественные объединения, созданные на основе иных (нерелигиозных) мировоззренческих интересов и убеждений своих членов.

Светское государство тоже проводит вероисповедную политику, и она тоже направлена на религиозное сообщество и верующих граждан. Но вместе с тем она отличается от вероисповедной политики конфессионального государства, поскольку базируется на «отделении» церкви от государства и вытекающих из него принципах отношения к мировоззренческим убеждениям граждан и создаваемым ими объединениям. И ещё, в отличие от конфессионального, светское государство «видит» всё многообразие поля мировоззренческих убеждений, которые в равной мере признаются государством – отсюда плюрализм религиозный и мировоззренческий, многообразие отношений государства между ним и верующими/неверующими гражданами, с одной стороны; и между государством и мировоззренческими сообществами, — с другой. Поэтому применительно к характеристике отношений светского государства  к субъектам в сфере мировоззрений правильнее использовать термин – государственная  политика в сфере свободы совести, включающий в себя и аспект вероисповедной политики.

  Модель государственной вероисповедной политики — религиоведческий термин, под которым понимается устойчивая сумма качеств и характеристик политики конкретного, отдельно взятого государства (страны) на протяжении того или иного самостоятельного, сложившегося, периода его политической истории. Этот термин используется не по отношению к группе стран, пусть даже и имеющих некие общие черты во взаимоотношениях с религиозными объединениями и гражданами, а исключительно к конкретной стране, когда мы ставим задачу исследования присущих для неё в прошлом или в настоящем государственно-церковных отношений[8]. В таком случае, количество «моделей» в рамках присущего той или иной стране типа государства,  или во временном бытии этих стран определяется сложностью и особенностями истории конкретной страны.

Избранная государством «модель» и определяет характер складывающихся государственно-церковных отношений. Причём, выбор может осуществляться как единолично одним из субъектов отношений, так и согласованно. Второе предпочтительнее, и, как правило, этот подход  характерен для  светского государства.

Таким образом, модель государственной вероисповедной политики – понятие первичное, поскольку именно от её содержания и направленности зависит характеристика складывающихся в конкретной стране и в конкретный исторический период государственно-церковных отношений (понятие вторичное).

В рамках «модели» государственной вероисповедной политики конфессионального и светского государства выделяются три составные части:

·         Первая часть – теоретико-идеологическая (концептуальная) основа взаимоотношений государства и религиозных объединений, в выработке которой могут участвовать представители, как светских властных институциональных структур, так и церковных. Соответственно, в рамках конфессионального государства в её основание будет полагаться теология (богословие), а в светском государстве – совокупность различных отраслей знания

·        Вторая часть – правовая база: государственные нормативные правовые акты, определяющие содержание понятий свобода совести и свобода вероисповеданий, регулирующие деятельность религиозных объединений, права и обязанности верующих подданных (граждан), характер взаимоотношений государства и церковных институтов. В конфессиональном государстве к этим составляющим (или взамен их)  относятся также «священные тексты» и богословские каноны, прежде всего, господствующей (государственной) церкви

·        Третья часть — государственные организационно-управленческие структуры (и церковные в конфессиональном государстве), в том числе и специальные, призванные непосредственно реализовывать политику государства в вопросах свободы совести.

Любая модель политики светского государства  в сфере свободы совести применительно к любой стране предполагает наличие трёх присущих ей векторов, имеющих собственные правовые базы:

·              Первый вектор — направлен к человеку (гражданину), носителю и субъекту неотъемлемого права на свободный мировоззренческий выбор. Этот выбор может быть трояким: «отношу себя к верующим», «отношу себя к неверующим», «не определился». И каждую из этих мировоззренческих позиций государство признает, соблюдает и защищает всеми законными средствами. Как правило, в данном случае правовой базой выступает конституция страны или другой равный ей нормативный правовой акт.

·             Второй вектор — направлен по отношению к объединениям, создаваемым гражданами на базе общих для них мировоззренческих интересов (религиозные или нерелигиозные) либо по месту их проживания либо в иных территориальных рамках. Деятельность таких объединений регулируется профильными законами: об общественных объединениях, о свободе совести и о религиозных объединениях. Важно подчеркнуть, поскольку местные (региональные) объединения создаются гражданами, равными в своих правах, свободах и обязанностях независимо от их мировоззренческих ориентаций, то и создаваемые ими объединения равны перед законом и обладают равными исходными правовыми возможностями в реализации  целей и задач, ради которых они создаются. В демократическом светском государстве не может быть граждан «традиционных» и «нетрадиционных», обладающих всеми правами или ограниченными в них в зависимости от отношения к религии. Для государства также недопустимо какое-либо «преследование» научных сообществ и объединений, призванных к исследованию проблем истории и современного состояния религий или позиционирующих себя как атеистические объединения и имеющих мировоззренчески-конфликтные,  сравнительно с церковно-богословскими, представления по основным вопросам мироздания, предназначения и сущности человека, общества и так далее.

·             Третий вектор — это отношение государства к религиозным объединениям как к социальным институтам (субъектам публично-правовых отношений), которые возникли не сегодня, не вчера, а существуют, подчас, века и даже тысячелетия, независимо от нас, сегодняшних жителей Земли, граждан тех или иных государств. Они столь значимы в жизни разных стран, что пронизывают и культурную, и религиозную, и общественную, и экономическую жизнь народов. Поэтому именно на этом уровне мы можем продуктивно рассуждать о том, как государство должно относиться к тем или иным религиозным объединениям как к социальным институтам («церквам», или «деноминациям» – по религиоведческой терминологии). Только эти отношения и взаимоотношения могут именоваться как государственно-церковные отношения (государственно-конфессиональные), то есть отношения субъектов публично-правовых отношений.

Правда, и здесь не следует впадать в крайность, и говорить о равноправии этих субъектов. Это не так. Государство в той части своей внутренней и внешней политики, что направлена на обеспечение прав и свобод человека и гражданина, представляет интересы всех людей, независимо от их отношения к религии. Тогда как религиозные организации, как субъекты – защищают, отстаивают, обеспечивают исключительно основанные на религиозном мировоззрении интересы своих членов, которые интерпретируются как «свыше установленные»  цели и обязанности.

О равенстве этих субъектов мы можем говорить тогда, когда речь идёт о совместной реализации ими в рамках гражданского общества социально значимых проектов, не имеющих узкой культовой (вероисповедной) направленности, а «открытых» гражданам, по-разному мировоззренчески-ориентированным.

В мире, в некоторых бывших странах социалистического лагеря и республиках СССР существует практика регулирования этих государственно-церковных отношений через заключение специальных договоров между государством (или уполномоченным на то государственным органом) и церквами. Они не затрагивают общих обязанностей государства, его прав и возможностей в защите прав человека и гражданина в мировоззренческой сфере. Государство не передаёт каких-либо своих общих функций церквам, и не делегирует им свои полномочия в отношении членов этих организаций, как граждан. Договоры определяют комфортное поле деятельности церкви, её права и возможности не только в рамках реализации «культовых» интересов, но и в рамках гражданского общества. В какой-то мере такие договоры являются антитезой принципу «отделённости» религиозных объединений от государства, когда понятно чего нельзя, но не ясно, а что же можно применительно к гражданам и ко всему гражданскому обществу[9].

Свой путь строительства светского государства прошла и Россия. Он был весьма длительным и сложным, что в самом общем виде объясняется сложностью и жёсткостью политической истории страны.

С момента «крещения Руси» и вплоть до февральской революции (1917) российское государство характеризуется как клерикальное, а точнее, как  православно-христианское государство. В различные периоды политической истории России присутствовали все свойственные клерикальному типу государства формы государственно-церковных отношений, впрямую обусловливавшиеся политикой государства в религиозном вопросе. Всё же и здесь мы прослеживаем общую закономерность: при сохранении идеологически-мировоззренческого единства, политической неразделённости государства и государственной Российской православной церкви – постепенное «выталкивание» церковного института из собственно политической сферы, перевод её в состояние «придатка» государственной машины, полное огосударствление, перевод в состояние подчиненности и услужения, насильственная секуляризация церковной собственности.

Одновременно идеи свободомыслия, веротерпимости, светскости государства, отделения церкви от государства и т.д., также зарождались и распространялись в российском обществе. И их никак нельзя рассматривать как некое «механическое заимствование» у Запада. Концептуальное их формулирование происходит в конце XVIII-начале XIX вв. (например, у А.Н. Радищева, декабристов), и актуализируются в общественной мысли России в середине XIX в. (революционные демократы), в пореформенный период (1861) и с особенной силой в начале XX в., в так называемый думский период отечественной истории (1906-1917)[10].

Именно в начале XX в. с особенной очевидностью выявилось резкое расхождение в позициях государства и общества в религиозном вопросе. Правительство, высшее общество и государственная Православная церковь отказывались признавать наличие в России каких-либо стеснений в вопросах веры. Либеральная интеллигенция, представители социал-демократии, «гонимых» и «терпимых» религий указывали на наличие существенного неравенства в положении различных вероисповеданий и ограничений прав подданных по вероисповедному признаку, призывали к вероисповедным реформам, которые должны были бы обеспечить переход к светскому государству и свободу совести гражданам России.

Под давлением Первой русской революции государство в апреле и в октябре 1905 г. публично заявило о «даровании народу» веротерпимости и свободы совести, но они не стали реальностью российской жизни и государственной вероисповедной политики[11]. Не случайно в стенах Государственной думы (1906-1917) резко и публично осуждалась самодержавная церковная политика, раздавались призывы отказаться от изжившего себя типа «православно-христианского государства» и ориентироваться на строительство светского государства. Эту позицию поддерживали фактически все российские политические партии за исключением «черносотенного меньшинства», находила она поддержку в широких общественных слоях.

Февральская революция 1917 г. положила конец  длительному периоду в нашей истории, когда российское государство было государством «клерикальным» (православно-христианским). В своей практической деятельности Временное правительство исходило из принципов светского государства и стремилось реализовать то, что было наработано демократическими партиями в думских баталиях. Для Правительства естественным и необходимым было продвижение по пути демократизации государственной вероисповедной политики. Это вытекало и из оценки, которую идеологи и лидеры Правительства давали предшествующей эпохе. О ней они говорили так: «Старый строй не признавал полной свободы совести и исповедания. Он не допускал свободы вероисповедных переходов, свободы религиозной пропаганды, равенства всех религий и культов перед законом. Старый строй опекал все существующие в России церкви и религиозные объединения, лишал их внутренней свободы, подавлял их жизнедеятельность»[12].

Новая российская власть отменила наиболее несправедливые нормы имперского религиозного законодательства, выпустила из тюрем и вернула из ссылок тысячи и тысячи людей, осуждённых царским правительством за «религиозные преступления», существенно облегчила условия деятельности неправославных объединений, предприняла шаги по созданию государственной светской школы и секуляризации различных сфер российского общества. Основой формируемой правовой базой политики в религиозном вопросе стали следующие постановления Правительства – «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» (март 1917),  «О свободе совести» (июль 1917). Тогда же создан был специальный государственный орган управления — Министерство исповеданий, призванное контролировать соблюдение религиозными организациями российских законов и осуществлять взаимодействие между институтами государства и духовно-административными центрами различных конфессий.

Как видим, изменения коснулись всех составляющих частей прежней самодержавной модели государственной церковной политики.

Особо следует подчеркнуть эволюцию концептуальных положений вероисповедной политики государства между Февралём и Октябрём 1917 г. Первоначально Временное правительство стремилось выстроить свою вероисповедную политику, исходя из предположения, что светское российское государство должно быть внеконфессиональным (аконфессиональным), то есть равноудалённым и одинаково относящимся ко всем разнообразным религиозным организациям, вне зависимости от их «традиционности-нетрадиционности» для России, и видя в них не церковно-правовые институты, а союзы верующих граждан.

Но в короткий срок власть убедилась, что этот путь для России тупиковый. В том числе и в силу того, что российское (имперское) государство формировалось в иных исторических условиях, чем, например, США, которые не знали  «клерикального государства» и в силу этого там не могло и быть каких-либо исторически предопределенных государственно-церковных отношений. Тогда как в России национальные церкви российских народов, независимо от отношения к ним со стороны имперского центра,  и государственная Православная церковь, наряду с другими компонентами, являлись важнейшими государственно- и национально-образующими элементами, были неотъемлемой частью российской (региональной и общеимперской) истории, культуры, менталитета. Эти элементы требуют к себе особого внимания и особых отношений. Их нельзя игнорировать, так как это приведёт к напряжению в государственно-церковных отношениях, и шире — во всём гражданском обществе.

Признавая  ошибочность своего первоначального выбора, кадеты, как основная правящая партия, смогли найти более приемлемую форму светского государства для России, а, значит, и  его вероисповедной политики. И эта форма, уже известная на тот момент —  «культурное сотрудничество»[13].

Временное правительство многое сделало для утверждения в России светского государства. Но в силу краткого периода своего существования и сложности «разлома» российской истории в 1917 г., оно не смогло завершить этот процесс. К тому же монополия государственной церкви на духовную сферу общества, её жёсткие действия в отношении всех возможных  «духовно-идеологических» конкурентов не позволили идеям веротерпимости, свободомыслия, научного религиоведения и материализма получить широкую распространённость в канун крушения конфессионального государства и нарождения государства светского. В результате то, что в Европе началось и завершилось значительно раньше, чем в России, и что в силу растянутости во времени и одновременно отдалённости от дня сегодняшнего, воспринимается в основном как процесс эволюционный, в России свершилось в форме относительного краткого революционного скачка. Причем силой, которая его инициировала и осуществляла, было государство. Как представляется, в этом-то и кроются объективные причины жёсткости и конфликтности, сопутствовавшие  утверждению в российском обществе в ХХ-ом в. идей свободы вероисповедания и свободы совести, строительству светского государства.

Советский период (1917-1991) в российской истории следует рассматривать как последующий (второй) этап становления светского государства[14]. В этот исторический период в рамках светского государства формируется вторая модель политики в сфере свободы совести – советская модель. То, что это действительно была самостоятельная политика, мы убедимся, если обратимся к анализу её структурных элементов.

Большевики, будучи частью европейской социал-демократии, одной из своих программных целей считали строительство светского государства. Вместе с тем они не воспринимали, да и не могли по политическим своим воззрениям воспринять характер государственно-церковных отношений, свойственный для такой формы светского государства, как «культурное сотрудничество». Нельзя не учитывать, что к таким отношениям «не готова» была и наиболее многочисленная религиозная организация — Российская православная церковь, вступившая в политическую конфронтацию с советским государством.

В определённой мере для российских социал-демократов, при всей их критики религиозной политики Временного правительства, также образцом к подражанию было «аконфессиональное государство». И свойственный ему  взгляд на характер «отделения» церкви от государства они сохраняли вплоть до середины-конца 20-х гг. XX в. Именно в тот момент в партийно-советской элите происходит «концептуальная перезагрузка» — переход к идее превосходства «атеистического мировоззрения», склоняясь при этом к тому, что подлинно демократическое государство есть государство «атеистическое», а партия со свойственной ей идеологией должна играть ведущую роль в строительстве светского «атеистического государства»[15]. Правда, говорить о попытках практического воплощения этой идеи, да и то до конца не свершённых[16], мы можем применительно только к 30-м гг. или к так называемой хрущевской оттепели XX в.

В число базовых советских нормативных правовых актов, регулировавших деятельность религиозных организаций и обеспечивавших свободу совести, входили Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви (1918), Постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) и Совета народных комиссаров РСФСР (СНК) «О религиозных объединениях» (1929), Конституции СССР и Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) (1918-1978), иные акты государственной власти. В этих документах налицо причудливое переплетение демократических и антидемократических норм, что так же не позволяет говорить об изначальной «антицерковной» и «антирелигиозной» направленности политики большевиков. К примеру, если наложить текст Декрета об отделении церкви от государства (1918) на Конституцию Российской Федерации (1993) и Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997), то мы увидим, что в них присутствуют в том или ином виде практически все тринадцать пунктов Декрета.

 Советская модель государственной вероисповедной политики реализовывалась через деятельность специальных организационно-управленческих структур. Последовательно это были: VIII (V) отдел Наркомата юстиции РСФСР (1918-1924), Секретариат ВЦИК (1924-1929), Постоянная комиссия по вопросам культов при Президиуме ВЦИК (1929-1934), Постоянная комиссия по культовым вопросам при Президиуме Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР (1934-1938), Совет по делам Русской православной церкви при СНК (СМ)) СССР (1943-1965), Совет по делам религиозных культов при СНК (СМ) СССР (1944-1965), Совет по делам религий при СМ СССР (1965-1991), Совет по делам религий при СМ РСФСР (1986-1990).

Априори церковная политика государства была идеологизирована, то есть служила реализации конкретных политико-идеологических целей правящей коммунистической партии. Будучи частью государственной системы управления, эти органы должны были проводить общегосударственную линию в этом вопросе.

Анализируя советскую модель государственной церковной политики (1917-1991), следует признать, что во все прошедшие десятилетия в её реализации не было постоянства. Налицо своеобразное, причудливое сочетание элементов предшествующих моделей церковной политики – традиционной, самодержавной, с опорой на Православную церковь; буржуазной — с проведением реформ, обеспечивающих религиозную свободу, и присоединение к ним собственно «социалистического» (в понимании идеологов компартии) элемента с преимущественной ориентацией на обеспечение главенства атеизма как идеологии и сужение сферы действия и влияния религии и религиозных организаций в обществе. В различные периоды советской истории преобладали то одни, то другие элементы, определяя и в целом характер государственно-церковных отношений, а потому её содержание и направленность неправомерно сводить лишь к идее «атеистического государства», «диктату» и «вмешательству» государства во внутренние дела религиозных организаций и частную жизнь граждан.

Политические события, развивавшиеся в СССР со второй половины 80-х гг., повлекли за собой не только распад союзного государства — еди­ного Отечества для многочисленных народов Советского Союза, коренные изменения в государственной, политической, социальной сферах бывших союзных республик, но и самым существенным образом затронули государственно-церковные отношения, жизнь и деятельность религиозных орга­низаций и граждан, исповедующих различные религии. Подверглись реформированию казавшиеся ещё недавно окончательно решёнными такие воп­росы, как принципы взаимоотношения государства и религиозных организаций, школы и церкви, роль и место религии и церкви в социально-поли­тической и духовно-нравственной жизни общества; армия и церковь; зако­нодательство о свободе совести и так далее.

Однако процесс формирования новой государственной политики в сфере свободы совести на всём постсоветском геополитическом пространстве оказался более трудным, про­тиворечивым и даже трагичным, чем это предполагалось в середине 80-х гг. Прежде всего, «религиозный вопрос» везде стал заложником полити­ческих и идеологических столкновений властных элит, партийно-номенк­латурных игрищ, решался зачастую в угоду «злобе дня». В Прибалтике и Moлдавии, в Казахстане и Средней Азии, на Кавказе и Украине в ходе объявленных  реформ и преоб­разований не удалось соблюсти принцип равного со стороны государства отношения к религиозным организациям, к верующим и неверующим, избежать втягивания религиозных организаций и верующих в столкновения на стороне различных политических партий, групп, кланов. В результате – налицо политизация религии и клерикализация политики, государства и его институтов; нарастание напряжённости в меж­конфессиональных отношениях; раскол (в явной или скрытой, но в ре­ально существующей форме) общества по вероисповедному признаку.

В России с середины 80-х годов XX в. идёт процесс формирования в рамках светского типа государства новой (третьей в XX в.) модели политики государства в сфере свободы совести и на её основе — новых государственно-церковных отношений[17]. В краткий исторический период страна пережила бурные времена вероисповедных реформ. Им сопутствовали: ломка и разрушение прежних концептуальных представлений о свободе совести, правовой основы и сложившихся традиций отношений государства и религиозных организаций в социалистическую эпоху, приспособление к российским реалиям заимствованных извне моделей отношений государства и религиозных организаций, разработка, принятие и реализация двух Федеральных законов о свободе совести и вероисповеданий.

Реформы в области государственной политики в сфере свободы совести, естественно, не обособлены от общеполитических процессов. Они являются их следствием, это касается и принимаемых основополагающих нормативных правовых актов по проблемам свободы мысли, совести, религии и убеждений. На этой основе мы можем в развитии политики российского государства в сфере свободы совести выделить несколько периодов (этапов):

I.  —  1985 г. — 1990 г. (сентябрь)

II. —  1990 г. (октябрь) — 1993 г.

III. — 1994 г. — 1997 г. (сентябрь)[18].

Каждый из них имеет свои характерные особенности. Первый период это время, когда, с одной стороны, разваливалась прежняя, советская, модель политики в сфере свободы совести, а, с другой — нарождалась политика собственно российская (в рамках РСФСР, затем Российской Федерации). Союзный центр пытался через «обновление» сохранить унитарное государство. В союзных же республиках надеялись укрепить свои властные полномочия через суверенизацию. И в том, и в другом случае властные структуры рассчитывали опереться на авторитет религиозных лидеров, верующие массы и религиоз­ные организации, на межнациональные и национальные церкви.

Может быть, не осознавая того, Российское государство, хотя и в новых политических условиях, но пошло по пути, по которому ранее шло Временное правительство (февраль-октябрь 1917 г.) и Советское государство (в 1917-1929 гг.), в своих первых актах демонстрируя разрыв с прежними «союзническими отношениями» государства и огосударствленной Православной церковью, и стремясь на практике реализовать положение об отделении церкви (религиозных объединений) от государства. Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» (1990), завершавший этот этап, стал законом аконфессионального государства. Об этом, в частности, свидетельствует его статья 10, устанавливавшая, что «государство в вопросах свободы вероисповеданий и убеждений нейтрально, то есть не становится на сторону какой-либо религии или мировоззрения».

Однако эта направленность сохранялась весьма короткое время, с 1990 г. по 1993 г. – в ходе второго этапа в формирования новой российской политики в сфере свободы совести. Государство стремилось реализовать на практике положения вновь принятого закона «О свободе вероисповеданий» (1990) и приняло новую  Конституцию РФ (1993), в которой были закреплены и гарантированы права и свободы человека и гражданина в сфере свободы совести. Начиная с 1994 г. мы можем говорить о затухании движения к аконфессиональному государству и к свойственным этому типу государственно-церковным отношениям.

Третий период, 1994-1997 гг. — время кризиса, когда государство, как это было летом-осенью 1917 г. (Временное правительство) и во второй половине 20-х годов (советское государство), уже не устраивала прежняя модель отношений с религиозными объединениями, и оно искало новую их форму.

С принятием закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997) положено начало  новому, четвертому, этапу формирования российской политики в сфере свободы совести[19]. Процесс «перестройки» вероисповедной политики и государственно-церковных отношений в России не имеет и на сегодня не имеет своего завершения.

Конец XX в. — начало XXI в. характеризуется очевидным диссонансом в оценках общей ситуации в религиозном вопросе между официальной властью и гражданским обществом. Если в оценках первой преобладает позитивный акцент, то второе настроено более сдержанно, всё более отчётливо звучат нотки недовольства и сомнения в отношении общего курса светского государства в сфере свободы совести.

Именно поэтому, как представляется, и государству, и обществу не избежать новых преобразований в рамках обеспечения свободы мысли, совести, религий и убеждений. Ситуация такова, что это является насущной необходимостью, опирающейся на объективные и субъективные факторы состояния российского общества. В связи с этим, очень важно критически отнестись к состоявшемуся опыту (положительному и отрицательному) прошедших периодов, чтобы Россия поступательно продвигалась навстречу общепризнанным международным принципам и нормам в этой сфере, и не допустить дрейфа к временам клерикального или атеистического государства или частичного использования присущих им элементов.