М.И. Одинцов

Вероисповедные реформы в России. 1985-1997 гг.*

­

Политические и экономические события, развивавшиеся в Советском Союзе со второй поло­вины 80-x годов, повлекли за собой не только распад союзного государств­а – единого Отечества для многочисленных народов СССР, — но и самым существенным образом затронули государственно-церковные отношения, жизнь и деятельность религиозных организаций и граждан, исповедующих раз­личные религии. Подверглись реформированию казавшиеся еще не­давно окончательно решенными такие вопросы, как принципы вза­имоотношения государства и религиозных организаций; школы и церкви; роль и место религии и церкви в социально-политической и духовно-нравственной жизни общества; армия и церковь; законода­тельство о свободе совести и вероисповеданий и т.п.

Однако процесс формирования новой государственной политики в сфере свободы совести на всем советском геополитическом пространстве оказался более труд­ным, противоречивым и даже трагичным, чем это предполагалось в середине 80-х годов. Прежде всего, «религиозный вопрос» везде стал заложником политических и идеологических столк­новений властных элит, партийно-номенклатурных игрищ,  решался зачастую в угоду злобе дня. В Прибалтике и Moлдове, в Казахстане и Средней Азии, на Кавказе и Украине в ходе объявленных  реформ и преоб­разований не удалось соблюсти принцип равного со стороны государства отношения к религиозным организациям, к верующим и неверующим, избежать втягивания религиозных организаций и верующих в столкновения на стороне различных политических партий, групп, кланов. В результате — налицо политизация религии и клерикализация политики, государства и его институтов; нарастание напряженности в меж­конфессиональных отношениях; раскол (в явной или скрытой, но в ре­ально существующей форме) общества по вероисповедному признаку.

Свой путь в разработке государственной политики в сфере сво­боды совести и в формировании на ее основе новых государственно-­церковных отношений прошла и Россия. В краткий исторический период мы пережили бурные времена вероисповедных реформ: ломка и разрушение правовой основы и устоявшихся традиций     во взаимоотношениях советского государства и религиозных объединений, доставшихся нам от социалистической эпохи; приспособление российских реалий к заимствованным извне моделей государственно-церковных отношений; разработка и принятие двух федеральных законов о свободе совести и практическая деятельность по их реализации.

Однако и сегодня, спустя почти 10 лет со дня принятия ныне действующего Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», мы не можем  с уверенностью сказать, что российское государство имеет научно обоснованную концепцию государственной политики в сфере свободы совести; что полностью изжиты  методы авторитарного регулирования деятельности религиозных объединений; что в обществе утвердилось равное, подлинно демократическое, отношение к мировоззренческому выбору человека и гражданина; что ушли в прошлое религиозная нетерпимость и межконфессиональное противоборство; что реализовались ожидания и чаяния  многообразного религиозного сообщества России.

Как представляется, и государству, и обществу не избежать новых преобразований в  рамках обеспечения свободы совести, религий, убеждений и мнений. Очень важно критически отнестись к состоявшемуся опыту (положительному и отрицательному), чтобы Россия поступательно продвигалась навстречу общепризнанным международным принципам и нормам в этой сфере, и не допустить дрейфа к временам клерикального или атеистического государства.

I. Апрель

1985 г. — октябрь

1990 г.

Начальный этап формирования собственно российской (в рамках РСФСР, затем РФ) государственной вероисповедной политики при­шелся на тот момент политической истории Советского Союза, когда с нарастающей быстротой формировались два разнонаправленных про­цесса: центростремительный и центробежный. Союзный центр пытался через обновление сохранить унитарное государство, а в союзных республиках надеялись укрепить свои властные полномочия через су­веренизацию. И в том, и в другом случае властные структуры рассчи­тывали опереться на авторитет религиозных лидеров, на верующие массы и религиозные организации, на межнациональные и национальные церкви.

Политический интерес подталкивал правящую властную элиту и политическую оппозицию в СССР, национальные элиты и общественные движения к необходимости вырабатывать новую политику в отношении:

·        граждан, имеющих различные мировоззренческие убеждения

·        религиозных организаций

·        кoнфессиoнальнo ориентированных партий

·        религиозного и нерелигиозного (атеистического) мировоззрения.

На этой основе предполагалось выработать государственную политику в сфере свободы совести. В рассматриваемый период усилия союзного центра (Политбюро и ЦК КПСС, Верховный Совет и Совет Министров СССР) сосредоточились на нескольких направлениях:

·        концептуальное обновление  государственного и общепартийного видения форм и характера отношений с религиозными организациями, места и роли религий в обществе

·        демократизация существовавших на тот момент норм и правил, регулировавших деятельность религиозных организаций

·        разработка  и принятие общесоюзного закона о свободе совести и религиозных организациях

·        реформирование си­стемы органов  «по делам религий».

Особое положение РСФСР, истoриче­ски бывшей основой и скрепой союзного государства, предопределило ее наибольшую по сравнению с другими республиками СССР зависи­мость от церковной политики центра.

Курс «перестройки», oбъявленный М.С. Гoрбачевым весной

1985 г., предполагал и изменения религиозной ситуации в стране в стo­рoну ее демократизации. Об их необходимости свидетельствовала, в частности, та информация, что поступала в ЦК КПСС из Совета по делам религий при СМ СССР. В

1984 г. завершилась эпоха В.А. Куроедова, четверть века ведавшего проблемами государственно-церковных отношений, и на его место был назначен новый председатель Совета К.М. Харчев. В своих первых обобщающих справках он свидетельствовал о стагнации в религиозной ситуации в стране. «В ряде мест, — писал он, — верующие лишены возможности спокойно удовлетворять свои религиозные потребности, им не разрешают иметь в соответствии с законом необходимые для этого условия, препятствуют в регистрации их обществ, приобретении молитвенного помещения. В тысячах населенных пунктах группы верующих различных направлений проводят богослужение нелегально. Многие из них годами ходатайствуют о регистрации своих объединений, но их просьбы, как правило, необоснованно отклоняются».

Однако первые три года «перестройки и гласнoсти» были потеряны. Благоприятные возможности для завоевания широкой поддержки политических реформ со стороны религиозных организаций и верующих в пoлнoй мере не были испoльзoваны­. Объясняется это не только свойственными Горбачеву в то время ортодоксальными партийными взглядами на религиозные проблемы, но и ожесточенной борьбой в Политбюро ЦК КПСС и партийной эли­те по поводу общего курса реформ.

Как всегда, преобразование государственно-церковных отноше­ний казалось делом второстепенным, до них не доходили руки у власт­ных структур. Это хорошо видно на примере регистрации религи­озных обществ в 1984-1987 гг., число которых было мизерным и не отвечало реальным потребностям верующих (См.: Таблица № 1).

Таблица № 1

Сведения о регистрации

религиозных обществ в 1984-1987 гг.

(на 1 января текущего года) *   

	1984	1985	1986	1987	1985-1987
Всего по СССР	99	65	67	104	236
в т.ч. РСФСР	34	23	28	44	35
Конфессии (СССР):
Русская православная цер­ковь	2	3	10	16	29
Старообрядческие церкви	5	2	5	I	8
Грузинская православная церковь	I	I	I	5	7
Католическая церковь	4	3	3	6	12
Лютеране	12	10	4	9	23
Евангельские христиане-­баптисты	19	24	17	24	65
Пятидесятники	26	13	12	22	77
Адвентисты 7-го дня	12	5	12	13	30
Меннониты	7	I	I	—	2
Молокане	4	I	—	—	1
Мусульмане	7	2	2	7	11

Отметим и тот факт, что религиозные общества Армянской апо­стольской и Реформатской церквей, а также буддистские, методист­ские, иудейские и некоторые другие объединения — не регистрировались органами власти, хотя верующие обращались с просьбами об этом.

Ситуация в динамике регистрации религиозных обществ стала меняться лишь после встречи президента СССР М.С. Горбачева нака­нуне празднования тысячелетия Крещения Руси (1988) с патриархом Москов­ским и вceя Руси Пименом (Извековым) и членами Священного Cинода[1]. В результате только в 1988-1989 гг. было зарегистрировано 4484 новых религиозных общества (в том числе в РСФСР — 917). Процесс устранения былых административных преград на пути деятельности религиозных организаций, хотя и с разной интенсивностью, стал на­блюдаться во всех союзных республиках (См.: Таблица № 2).

Таблица № 2

Сведения

о зарегистрированных религиозных объединениях в СССР

(на 1-е января текущего года)

По союзным республикам	1985	1990	По конфессиям	1985	1990
Всего в СССР	12438	16990	Всего в СССР	12438	16990
В том числе			В том числе
РСФСР	3003	3983	Русская   православная церковь	6806	10110
Украинская ССР	5722	8021	Грузинская православная церковь	51	270
Белорусская ССР	717	900	Католическая церковь	1068	1286
Узбекская ССР	136	248	Лютеранская церковь	580	619
Казахская ССР	445	511	Армянская церковь	33	50
Грузинская ССР	100	330	Реформатская церковь	86	94
Азербайджанская ССР	52	77	Методистская церковь	15	16
Литовская ССР	763	805	Старообрядческие церкви	337	361
Молдавская ССР	342	888	Ислам	392	773
Латвийская ССР	627	621	Иудаизм	91	102
Киргизская ССР	95	109	Буддизм	2	8
Таджикская ССР	33	59	Евангельские христиане-баптисты	2294	2151
Армянская ССР	29	44	Пятидесятники	235	602
Туркменская ССР	11	26	Адвентисты седьмого дня	342	432
Эстонская ССР	363	368	Молокане	44	48
			Меннониты	53	55
			Кришнаиты	—	3

Еще одним подтверждением тому, что процесс демократизации в сфере государственно-церковных отношений шел с явным запаздыва­нием по сравнению с другими областями общественной жизни, явля­лась чрезвычайно медленная работа над союзным законопроектом о свободе совести и религиозных организациях. Первоначальные шаги были сделаны в центральном аппарате Совета по делам религий на ру­беже 1985-1986 гг. Конечно, в тогдашних политико-идеологических условиях трудно было ожидать кардинальной трансформации законодательства о культах. И те, кому суждено было стоять у самых истоков этой работы, не шли далее предложений об устранении наиболее жест­ких регламентаций деятельности религиозных объединений, призывая к «возвращению к ленинским принципам отношения к религии и церкви» и на базе этого к их «развитию» с учетом современной общественно-поли­тической ситуации в стране. Как это ни покажется странным, но сам призыв к «возвращению» уже был вызовом принятым на тот момент партийно-номенклатурным взглядам о содержании церковной поли­тики государства, ибо он означал возвращение к более либеральным религиозному законодательству и практике государственных струк­тур, существовавших до конца 20-х годов[2].

Думается, что когда истoрики смогут обратиться к документам 80-х гг. Совета по делам религий, ныне хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации, они увидят, сколь страстны и ожесто­ченны были споры в центральном аппарате Совета между теми, кто от­стаивал «незыблемость принципов» и кто призывал к «обновлению». Позиции расходились по следующим принципиальным проблемам: свободная регистрация религиозных обществ в заявительном порядке; расширение культовой и внекультовой  деятельности; признание права религиозного образования детей и молодежи; введение альтерна­тивной службы; признание религиозных организаций в качестве обще­ственных объединений с распространением на них статуса юридиче­ского лица и некоторые другие. Принимавшие участие в заседаниях Совета и совещаниях Упoлнoмoченные Совета по союзным республи­кам почти в полном составе не поддерживали предложения по существенному изменению зако­нодательной базы государственной политики, ибо они отражали позиции партийно-советских структур своих республик, которые  пока и не помышляли  о смене курса в религиозных вопросах.

В начале февраля

1988 г. Политбюро ЦК КПСС официально по­ручило Совету совместно с другими союзными ми­нистерствами и ведомствами разработать проект союзного закона о свободе совести. В конце апреля Совет внес как в ЦК КПСС, так и в Совет Мини­стров СССР законопроект «О свободе совести и религиозных организациях», вобравший в себя и на­работки предшествующих лет. В Объяснительной записке к проекту необходимость его принятия, в частности, обосновывалась тем, что имеющееся в респу­бликах Советского Союза законодательство о религиозных объедине­ниях «во многом устарело, имеет серьезные пробелы в урегулирова­нии принципиальных вопросов, а в ряде случаев противоречит консти­туционным и другим нормам общесоюзного законодательства».

Совет по делам религий считал принципиально новыми те статьи проекта закона, в которых:

·        устанавливалась охрана прав и законных интересов как тех, кто исповедует ту или иную религию, так и тех, кто имеет нерелигиозные (атеистические) убеждения (ст. 3, 4, 5)

·        закреплялся принцип взаимного невмешательства во внутрен­ние дела друг друга государства и религиозных организаций; устана­вливалось, что решение вопросов, непосредственно касающихся дея­тельности религиозных организаций, не допускалось без их участия либо без согласования с ними; включалась норма, предусматривающая возможность оказания содействия со стороны государства религиозным организациям в их законной деятельности (ст. 6)

·        предлагалось закрепить за родителями право самостоятельно обучать своих детей религии или приглашать для этого других лиц, в том числе и ­представителей религиозных организаций (ст. 7)

·        определялось правовое положение религиозных организаций как добровольных объединений граждан, созданных в целях удовлетворения религиозных потребностей и признаваемых в качестве юридических лиц (ст. 8)

·        устанавливался новый порядок регистрации религиозных обществ — заявительный вместо разрешительного (ст. 11)

·        закреплялось право собственности религиозных организаций на принадлежащее им или вновь приобретаемое ими имущество (ст. 18, 19).

Однако потребовалось более двух лет, прежде чем этот законо­проект был внесен на рассмотрение Верховного совета СССР. В об­ществе шаги Коммунистической партии, сделанные в 1988-1989 гг. на­встречу религиозным организациям, воспринимались скорее как вы­нужденные, чем добровольные, и потому они не могли добавить попу­лярности Генеральному секретарю М.С. Горбачеву и Компартии в целом.

В партийно-государственных структурах РСФСР необходимость изменения политики в сфере свободы совести осознавалась в полной мере. Но реальные подвижки в этом направлении произошли в

1987 г. Первоначально дистанцирование от союзного центра виделось в соз­дании в системе республиканских органов исполнительной власти осо­бого ведомства, которое бы занималось проведением церковной поли­тики государства на территории РСФСР. Это намерение совпадало со стремлением и других союзных республик образовать подотчетные им органы «по делам религий». На то время ни ЦК КПСС, ни Верховный совет СССР, ни СМ СССР, ни Совет по делам религий особых пре­пятствий не чинили, поскольку эти планы отвечали представлениям центра о трансформации Совета по делам религий при СМ СССР и его органов на местах в союзно-республиканскую систему органов «по де­лам религий».

В

1987 г. Совет министров РСФСР принял решение об образова­нии собственного Совета по делам религий. Вначале особых различий в позициях республиканского и сoюзного Советов по принципиальным вопросам вероисповедной политики не ощущалось. Это было связано не только с тем, что во главе их стояли представители одной правящей партии (К.М. Харчев и Л.Ф. Колесников), ориентированные на общие идеологические установки в религиозном вопросе, но и тем, что волна «перестройки и гласности» тогда еще до Советов не докатилась.

В год празднования тысячелетия крещения Руси (1988) и в РСФСР, как и в целом в СССР, начинает меняться ситуация в государственно-церковных отношениях: возросли число регистрируемых обществ; количество культовых и иных зданий, передаваемых верующим. Если в

1985 г. в РСФСР насчитывалось 3003 зарегистрированных общества (в СССР — 12438), то в

1990 г. — 3983 (в СССР — 16990). Но все же Россия отставала от других союзных республик в устранении допущенного ранее в отноше­нии религиозных организаций административного произвола. По-­прежнему сотни обществ, несмотря на желание узаконить свое положе­ние, не регистрировались властями. Если в

1985 г. таковых насчитывалось 1432, то в

1990 г. — 1127. Безусловно, это придавало определенную конфликтность государственно-церковным отношениям.

Синдром запретительства всеего и вся для «религий и церквей» все еще господствовал среди работников местных органов власти. Да и республиканский Совет по делам религий в своей деятельности не был последователен, осторож­ничал, оглядывался на партийные органы. Ему не удалось вовремя уловить необходимость смены курса в peлигиoзных вопросах, а при решении некоторых из них он занимал откровенно консервативную позицию. Это, конечно, сказывалось на его авторитете, давало широ­кую возможность представителям различных религиозных организа­ций, зарождавшихся религиозно-общественных движений и партий вести по Совету «прицельный огонь», требуя его упразднения как органа «атеистической, партийной диктатуры».

В январе-марте

1990 г. в канун выборов в Bepxoвный Совет РСФСР и местные органы власти практически все участники полити­ческой борьбы в своих программных документах, на митингах и со­браниях, в средствах массовой информации и в партийной печати, стремясь приобрести как можно больше сторонников, обещали в слу­чае победы «полную религиозную свободу».

В качестве примеров таких обещаний приведем две выдержки из программных партийных документов:

«К гуманному, демократическому социализму» (платформа ЦК КПСС к XXVIII съезду партии):	Декларация избирательного блока        «Демократическая Россия»
Партия будет отстаивать свободное самоопределение человека в духовной сфере, свободу совести и вероисповедания.    Не отказываясь от своих мировоззренческих позиций, партия будет углублять диалог между атеистами и верующими, продолжать линию на то, чтобы все церкви имели возможность действовать в рамках законов, внося свой вклад во взаимопонимание между людьми.	Провозгласить реальную, а не на словах, свободу совести: рас­пространить на религиозные общины права общественных организа­ций; вернуть храмы верующим.

Общественное сознание в известной степени было предрасполо­жено к таким обещаниям. Высок был процент избирателей, ожидавших от религиозных организаций активного включения в общественную и политическую жизнь страны и доверявших им. К примеру, журнал «Огонек» информировал читателей, что, по социологическим опросам, полное или частичное доверие религиозным организациям оказывают 67% респондентов, и лишь у 33% такого доверия нет[3].

По итогам состоявшихся 4 марта

1990 г. выборов в высшие республиканские органы власти был сформиро­ван Верховный Совет РСФСР. Формально первенство в нем остава­лось за коммунистами, но практически характер принимаемых реше­ний определяли представители блока «Демократическая Россия». Рассмотрение вероисповедных вопросов было пopyчeно Комитету ВС РСФСР по вопросам свободы совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности, состоявшему преимущественно из представи­телей конфессий и христианско-демократического движения. Возгла­вил Комитет священник В.С. Полосин.

На первых порах в деятельности Комитета преобладало «ликвидаторское» направление. Членам его казалось, что достаточно разрушить прежнюю систему взаимоотношений государства и религи­озных организаций, отменить «драконовское» советское законодатель­ство о религиозных культах, снять прежние преграды на пути деятель­ности религиозных организаций — и «религиозный вопрос» будет ре­шен раз и навсегда. С подачи Комитета в республике упраздняются в системе КГБ Управление «З» (идеологические диверсии), в составе ко­торого находился 4-й (церковный) отдел, а также Совет по делам  религий при СМ РСФСР и должности (аппараты) уполномоченных Совета на местах.

Своей важной и конструктивной задачей Комитет считал разра­ботку нового российского Закона о религиозных организациях.  Уже в августе

1990 г. проект был подготовлен и обсужден на заседании Ко­митета с участием экспертов, представителей религиозных организа­ций. Работа над проектом шла в ускоренном темпе, поскольку в апре­ле

1990 г. на рассмотрение Верховного Совета СССР был внесен про­ект союзного Закона «О свободе совести и религиозных организаци­ях». Председатель Совмина СССР Н.И. Рыжков в письме в ВС СССР отмечал, что «в законопроекте учитываются новые подходы к отношениям между государством и церковью, соответствующие сути и духу перестройки, демократизации всех сфер общественной жизни. В нем устанавливаются юридические и материальные гарантии свободы совести граждан, признается их право свободно и самостоятельно определять свое отношение к религии, выражать и распространять ре­лигиозные и атеистические убеждения. Ограничение свободы совести может допускаться лишь в случаях, предусмотренных Законом, в инте­ресах охраны общественной безопасности и порядка, здоровья и мора­ли, прав и свобод граждан» [4].

По мнению Совмина СССР, отличало законопроект от предше­ствующих актов советского законодательства о религиозных культах следующее:

·        упрощение порядка регистрации религиозных организа­ций

·         предоставление религиозным организациям прав юридического лица

·         распространение законодательства о труде, порядка налогообло­жения, социального обеспечения и страхования на всех граждан, рабо­тающих в религиозных организациях

·         приравнивание религиозных ор­ганизаций в части налогообложения доходов от производственной деятельности к общественным объединениям

·        признание за граждана­ми права обучать и обучаться религии частным образом.

В письме Рыжкова перечислялись и те предложения, которые не были приняты Совмином при окончательном утверждении текста за­конопроекта. Это вопросы:

·        об альтернативной службе для лиц, отка­зывающихся от несения воинской службы по религиозным соображе­ниям

·        о введении обязательного обучения религии в государственной школе

·        о передаче религиозным организациям безвозмездно всех ранее использовавшихся ими культо­вых и иных зданий.

Без сомнения, внесенный на рассмотрение парламента законо­проект «О свободе совести и религиозных организациях» выгодно от­личался от его первоначального варианта, разработанного в апреле

1988 г. Но все же и в нем сохранялось немало слабых мест. К примеру, в отзыве Института религиоведения АОН при ЦК КПСС указывалось на такие из них, как: несоответствие названия Закона его coдepжaнию, которое более чем на две трети посвящено регулированию деятель­ности религиозных организаций; отсутствие четкого разграничения в правах и объеме полномочий, которыми наделялись союзные и респу­бликанские органы власти при реализации данного Закона; отсутствие определения понятия «церковь» как целостного социального организ­ма и его правового и общественного статуса и дpyгиe [5].

Проект был опубликован для всенародного обсуждения и вызвал к себе повышенный интерес со стороны религиозных организаций. В целом они восприняли его положительно. Вместе с тем высказаны бы­ли существенные замечания и пожелания. Так, Поместный собор Рус­ской православной церкви (июнь

1990 г.) в своем заявлении указал, что в проекте Закона Церковь не рассматривается в качестве целостной ре­лигиозной организации и ей не предоставляется право юридического лица, тогда как ее составляющие — приходы, монастыри, духовные учебные заведения, управления и центры — таким правом наделяются.

Обсуждение законопроекта проходило в неблагоприятной обще­ственно-политической обстановке в Советском Союзе. Разработка и подготовка к подписанию нового общесоюзного договора фактически пробуксовывала, процесс децентрализации унитарного государства и суверенизации союзных республик нарастал.

Механизм политического дистанцирования РСФСР от союзного государства, запущенный в июне

1990 г. провозглашением Декларации о государственном суверенитете России, с неизбежностью подталкивал к разработке новой Кон­ституции России[6]. В подготовленном Конституционной комиссией проекте Основного закона, опубликованном на страницах газеты «Россия», принципы свободы совести, порядок ее осуществления гражданами и религиозными объединениями были прописаны в ряде статей в разделах «Права, свободы и обязанности человека и гражданина» и «Гражданское общество» (См.: Документ № 1):

Из проекта Конституции России

Статья 2.1.3

Гражданам Российской Федерации на ее террито­рии гарантируется равенство прав и свобод независимо от расы, на­циональности, языка, социального, имущественного и должностного положения, социального происхождения, места жительства, отношения к религии, убеждений, партийной принадлежности, а также понесенно­го ранее уголовного наказания.

Статья 2.1.4

Осуществление прав и свобод не должно нарушать законные интересы и права других лиц и не должно быть направлено на насильственное изменение существующего конституционного строя, на разжигание религиозной, социальной, классовой и национальной нетерпимости и пропаганду войны.

Статья 2.3.8

Свобода совести, вероисповедания и религиозной деятельности является неотъемлемым правом человека.

Статья 3.3.4

Государственная система воспитания и образования носит светский характер.

Статья 3.5.1

Религия и религиозные объединения отделены от государства.

Статья 3.5.2

Верующие различных исповеданий и их объедине­ния равны перед законом. Закон определяет порядок их отношений с государством. Государство не может отдавать предпочтения какой-­либо религии.

Статья 3.5.3

Религиозные объединения, зарегистрированные в установленном законом порядке, могут иметь права юридического ли­ца. Они самостоятельно управляют своими внутренними делами, пользуются принадлежащими им сооружениями, другим имуществом и фондами.

Россия. 29 ноября,

1990 г.

***

Небезынтересно отметить, что из содержания и логики конститу­ционного проекта следовало, что религиозные объединения рассмат­риваются как один из видов общественных объединений. Этот же подход проявился и в союзном законе­ «Об oбщественных объединениях» (9 октября

1990 г.). Так, в ст. I говорилось: «Общественным oбъедине­нием является дoбрoвoльнoе формирование, возникшее в результате свoбoднoгo волеизъявления граждан, oбъединившихся на основе oбщнoсти интересов»[7].

Как видно, религиoзные объединения, их цели, принципы создания и деятель­ности целиком подпадают под данное Законом понятие oб oбщественных oбъеди­нениях, но законодатель установил, что действие данного Закона не распрoстра­няется на религиозные объединения. Это спорное положение пo-cyщecтвy прoти­вопоставило религиозные oбъединения всем остальным видам oбщественных oбъ­единений граждан, создавая почву для возможных в будущем конфликтов, пoдo­гревая иллюзию oб их «первенстве» и некоей «особенности» в oбщественнoй жиз­ни. Думается, здесь был упущен шанс включить религиозные oбъединения в еди­ное правовое поле формирующегося гражданскoгo общества, лишь указав на при­сущую им особенность: отделение от государства, т.е. запрет на прямое участие в политической жизни, деятельности органов власти и управления.

Некоторые союзные рес­публики выступили с идеей разработки собственных законов о религи­озных организациях и принимали законодательные акты, разру­шающие саму возможность единой общесоюзной политики в сфере свободы совести. К примеру, в июне

1990 г. Верховный Совет Литов­ской республики принял особый акт, касающийся государственной ве­роисповедной политики — «Акт реституции положения Католической церкви в Литве»,  который декларировал следующие положения:

«1. Государство признает право Церкви во внутренней жизни управляться самостоятельно, по нормам канонического права.

2. Литовская Республика компенсирует Церкви причиненные убытки по обоюдоприемлемым соглашениям.

3. Государство не будет стеснять церковной религиозно-­просветительной и воспитательной деятельности, будет поддерживать христианскую культуру, развивающие и благотворительные институ­ции.

4. Государство и Церковь в Литовской Республике будут сотруд­ничать на принципе паритета.

5. Все это будет регламентировано законодательными актами Литовской Республики».

В этот же период времени резко осложнилась религиозная обста­новка в Средней Азии, на Кавказе и Украине, где межконфессиональ­ные противоречия (католики — православные, мусульмане — христиане, униаты — православные и т.д.) все более и более смыкались с клубком острейших социальных и национальных проблем в этих регионах.

Вопрос об утверждении Закона о свободе совести и религиозных организациях был внесен в повестку дня осенней сессии союзного пар­ламента. У центра еще оставалась надежда с его помощью разрешить конфликтные ситуации в религиозной сфере и одновременно удержать единую (в центре и на местах) государственную политику в сфере сво­боды совести. К этому склонялось пока и большинство представителей от союзных республик, в том числе и от РСФСР.

Но в сентябре

1990 г. ситуация резко изменяется. Политическое руководство РСФСР принимает решение о следующем шаге по пути дистанцирования от вероисповедной политики союзного центра — в кратчайший срок принять российский Закон о свободе совести. В на­чале сентября Комитет по свободе совести ВС РСФСР вносит проект этого Закона на рассмотрение российского парламента. Одновременно В.С. Полосин в письме на имя председателя Верховного совета СССР А.И. Лукьянова сообщает об отрицательном отношении к союзному законопроекту. «Мы считаем, — писал он, — что общесоюзный закон, детально регламентирующий религиозные объединения, вообще не нужен. Мы уверены в том, что гармонизации отношений центра и рес­публик способствовало бы принятие Верховным Советом Основ зако­нодательства СССР о свободе совести, где были бы закреплены основ­ные конституционные гарантии, обязательные для всех регионов стра­ны (равенство религий перед Законом, равноправие граждан независи­мо от их отношения к религии, отделение церкви от государства и т.д.), а вопросы повседневной жизнедеятельности религиозных организаций предоставить решать субъектам Союза»[8].

13 сентября Верховный Совет РСФСР принимает Закон «0 сво­боде вероисповеданий» в первом чтении. А после того, как союзный парламент          1 октября принял Закон «О свободе совести и религиозных организациях», Верховный совет РСФСР вдогонку, не проводя доста­точно глубокого и всестороннего обсуждения, 25 октября

1990 г. при­нимает Закон «О свободе вероисповеданий». Таким образом, союзный акт на территории России практически не действовал. Государственно-­церковные отношения в республике стали выстраиваться на основании положений нового республиканского закона.

Согласно закону, контроль за соблюдением законодательства о свободе вероисповеданий осуществлялся Советами народных депута­тов и правоохранительными органами. Вопросами регистрации уста­вов религиозных объединений ведали исключительно Министерство юстиции и его органы на местах. Но уже тогда было очевидно, что Со­веты всех ступеней, и особенно местные, не имели, как и ранее, достаточных властных полномочий, а те, что имели, утрачивали с каж­дым днем. Последующая ликвидация Советов и вовсе сделала анахро­низмом запись о контроле Советов. Правоохранительные органы бра­ли на себя лишь вопросы специфического свойства, относившиеся к их компетенции. Акт регистрации устава означал лишь факт юридическо­го признания религиозного объединения, с него только начиналась его деятельность, которая в дальнейшем оставалась вне веде­ния Министерства юстиции и его местных органов.

Стоит указать и на то, что Законодатель, используя устаревший термин «вероисповедание», лишь вносит путаницу[9]. Непонятно, о чем идет речь — о праве гражданина на свободный выбор той или иной ре­лигии (вероисповедания) или о свободе деятельности религиозных ор­ганизаций, конфессий, вероисповеданий, как социальных институтов. В Законе отсутствовало также признание религиозных организаций (конфессий) в качестве социальных институтов, субъектов публично­-правовых отношений.

Введение в закон термина «религиозное объединение», под кото­рым понимались как объединения граждан в количестве от 10 человек, так и многомиллионные религиозные организации (церкви, конфес­сии), по логике Законодателя, во всем равные, по существу означало,  что разработчики закона в концептуальном подходе к разрешению религиозного вопроса остались на уровне 30-х годов. Они не сделали то­го, что обязаны были сделать в новых условиях: выделить и четко раз­граничить в правах и обязанностях субъекты, которые подпадают под действие Закона, — граждане, местные (территориальные) религиозные общества, религиозные организации (центры) как социальные инсти­туты, имеющие региональный или общероссийский статус. Все вышеотмеченное лишало смысла само понятие «государственно-­церковные отношения», активно используемое органами власти, по­скольку был только один субъект правоотношений — «государство» и не бы­ло другого — «церковь».

Непродуманным явился и отказ от нормы, определяющей поря­док и условия формирования местных религиозных обществ, их права и обязанности. В результате закон как бы и защищает права граждан, образующих религиозные объединения, но фактически отдает их на откуп церковно-административным органам конфессий, делает их без­защитными перед имущественными, финансовыми, организационными и прочими притязаниями последних. Заметим, что даже законы цар­ской России знали местные религиозные организации (общины). А ве­роисповедные реформы, за которые боролась российская демократиче­ская общественность в начале XX в., и особенно в Государственной думе (1906-1917 гг.), шли по линии защиты их прав, создания доста­точно широкой автономии в их деятельности, полагая, что церковная юрисдикция является их свободным и осознанным выбором.

Не были учтены и этноконфессиональные различия субъектов Российской Федерации. Об их властных структурах и полномочиях во взаимоотношениях с религиозными организациями вообще умалчивалось. Но ведь именно на этом уровне и проявляется специфика государственно-церковных отношений в ее православном, исламском или поликонфессиональном виде. Чрезмерная «централизация» закона в ущерб властным полномочиям субъектов Федерации объективно создавала усло­вия для возможного противостояния между ними и центром. Добавим, что и местные органы власти (органы местного самоуправления) оказались выключенными из сферы взаимодействия с религиозными организациями.

Неоправданной новацией стала и часть 1 статьи 8, говорившая о том, что: «На территории РСФСР не могут учреждаться исполнитель­ные и распорядительные органы государственной власти и государ­ственные должности, специально предназначенные для решения вопросов, связанных с реализацией права граждан на свободу вероисповеда­ния». Опираясь на эту часть, властные структуры в центре, а вслед за ними религиозные, политические и общественные организации стали пропагандировать и отстаивать тезис о необходимости полной отстраненности госу­дарства и органов местного самоуправления от осуществления ими ка­кого бы то ни было контроля за деятельностью религиозных объеди­нений. Такое «добросовестное заблуждение» основывается на неоправ­данном понимании свободы совести как проблемы, исключительно от­носящейся к сфере личных (частных) прав и свобод человека и гражданина. При этом не учитывается, что, объединяясь, граждане «рождают» новую правовую реальность — религиозное объединение, которое уже действует не в их частной жизни, а в сфере гражданско-правовых и пу­блично-правовых отношений, которые  регулируются правовыми нормами, относящимися к неком­мерческим объединениям. Государство не только вправе, но просто обязано иметь «рычаги» управления данной сферой отношений в обществе.

Вышеобозначенные слабости закона (а были и другие[10]) прояв­лялись постепенно, по мере того, как властные структуры стремились проводить в жизнь вновь принятый законодательный акт. Именно они, как бы цепляясь друг за друга, плодя все новые и новые проблемы и трудности, а также раздражение в обществе и негативизм по отноше­нию к себе, и создали эффект противодействия, который спустя годы предопределил неизбежность отмены принятого в

1990 г.  закона «О свободе вероисповеданий».

Безусловно положительными чертами принятого закона являются: снятие всех неоправданных ограничений на культовую деятельность религиозных объединений, упрощение  процедуры их регистрации, создание условий для деятельности самых различных видов религиозных объединений, снятие запрещений на их социальную, производственно-хозяйственную и иную внекультовую деятельность, признание  за религиозными объединениями прав юридического лица и прав собственности, распространение норм трудового законодательства, социального обеспечения и социального страхования на граждан, включая служителей культа, работающих в религиозных организациях[11].

II. Октябрь 1990 — декабрь

1993 г.

После принятия Федерального закона в России сложилась до­вольно противоречивая ситуация. С одной стороны, налицо продвижение вперед: тысячи культовых зданий переданы верующим, открыты десятки монастырей, духовных учебных заведений, религиозных цент­ров, братств и миссий. Практически все обоснованные заявления верующих о регистрации обществ  разрешались положительно, о чем свидетельствуют статистические данные: (См.: Таблица № 3):

Таблица № 3

Сведения

 о религиозных объединениях в РФ

(на 1-е января текущего года)

Религиозные объединения	1991	1992	1993
Всего	5502	4846	8612
В том числе: религиозных центров и управлений	—	117	141
религиозных обществ	5502	4625	8064
монастырей и подворий	—	29	84
духовных учебных заведений	—	9	85
братств и сестричеств	—	29	56
миссий	—	37	182

С другой — вскоре проявились и не прогнозируемые  в ходе выра­ботки Закона последствия. Haчaлся буквально взрывной рост числа конфессиональных новообразований, не имеющих аналогов в прош­лом России, бесконтрольный въезд в РФ тысяч и тысяч миссионеров и проповедников самых различных религиозных ориентаций. Быстро увеличивалось количество миссий, действовавших почти во всех субъ­ектах Федерации. Если в начале

1992 г. их было учтено 37, то к 1993 — ­182, а к 1994 — 250. К тому же немалая часть и первых, и вторых дей­ствовала без регистрации в органах юстиции, пользуясь защитой ст.44 Конституции РФ. В ряде субъектов (Хабаровский и Приморский края, Сахалинская и Амурская области и др.) количество упомянутых организаций достигало 50-60 процентов от числа всех зарегистриро­ванных религиозных объединений в регионе[12].

Как отмечал в одном из своих выступлений заведующий сектором аппарата Правительства РФ Г.А. Михайлов, для многих «новых» религиозных организаций и миссио­нерских структур характерно «применение особой психотехники, ока­зывающей разрушающее воздействие на личность», распространение «ненависти и вражды к тем, кто не разделяет их воззрений», что в ко­нечном итоге усиливает нестабильность, ведет к конфронтации на «религиозной почве» как в ряде отдельных субъектов, так и в РФ в це­лом.

К сожалению, вслед за принятием Закона не было оформлено в каком-либо виде целостной модели церковной политики государства. Дело ограничивалось общими заяв­лениями и заверениями должностных лиц о продолжении «демократизации» государственно-церковных отношений. Вместо си­стемного подхода к разрешению возникающих проблем в религиозной сфере имел место поток зачастую не связанных между собой указов, распоряжений Президента и постановлений Правительства по отдель­ным проблемам жизнедеятельности религиозных организаций. Не бы­ли прояснены ни стратегические, ни тактические цели государства. Продолжала господствовать точка зрения о «благотворности» его са­моустранения от проблем, возникающих во взаимоотношениях рели­гиозных объединений между собой, между ними и властными струк­турами, и мнение, что все «само собой устроится».

 Ситуация усугублялась тем, что при отсутствии государственного органа, ведающего «церковным вопросом», тщетными были усилия планомерно вводить в жизнь заявленные в Законе положения, обеспе­чивать взаимодействие властных структур и религиозных организаций в центре и на местах. Эта задача попеременно возлагалась то на Экспертно-­консультационный совет при Комитете по свободе совести, то на Ко­ординационную комиссию при Правительстве Российской Федерации по вопросам вероисповеданий, то на Государственного советника Рос­сийской Федерации по политическим вопросам, но восстановить управляемость данными общественными отношениями не удавалось.

Закономерный отказ от предшествующей советской модели церковной политики, с одной стороны, и отсутствие ее нового виде­ния, соответствующего потребностям общества в условиях политиче­ских реформ, с другой — предопределили заимствование новой россий­ской государственностью принципов и практических шагов из дофевральского (1917) прошлого России и в первую очередь возрождение особых отношений с Русской православной церковью. Это было воспринято другими религиозными организациями как рецидив «имперской политики», как вольное или невольное намерение восста­новить институт государственной церкви, как навязывание гражданам новой обязательной идеологии — православной.

Парад суверенитетов, прокатившийся по России в начале 90-х гг., кроме прочего, привел к тому, что правящие элиты неправославных регионов достаточно откровенно продемонстриро­вали стремление опереться на традиционные для них религии и церкви, в частности, ислам. И если развал СССР в декабре

1991 г. наметил разъединение славянских народов (русские, украинцы, белорусы), тра­диционно исповедовавших православие, то последующие политические события, как показал референдум в апреле

1993 г. о доверии Президен­ту РФ Б.Н. Ельцину и его политике, надломили второй исторический «хребет» Российского государства — союз «православных» и «мусульманских» народов. В республиках Поволжья и Северного Кав­каза уровень поддержки Президента и его реформ оказался значитель­но ниже среднероссийского показателя. В немалой степени это объяс­нялось и однобокостью вероисповедной политики Федерального цен­тра.

Верующие неправославных исповеданий болезненно восприняли нарушение принципа правового равенства религий. Боязнь возрожде­ния нелучших традиций царской России (деления религий и церквей на «первенствующую, терпимые и гонимые») присутствовала в пу­бличных высказываниях руководителей и представителей ряда церквей и деноминаций. На этой основе возрождались трения, казалось бы, на­всегда ушедшие в прошлое, и одновременно возникли новые, напри­мер, между православием, с одной стороны, и исламом, католицизмом, протестантизмом — с другой. По данным исследования, проведенного Российским независимым институтом социальных и национальных проблем в марте-апреле

1993 г. в восьми регионах страны (Москва, С.-Петербург, Н.Новгород, республики Бурятия, Дагестан, Татарстан, Воронежская и Омская области), к примеру, выявилось, что лишь 26,5% опрошенных представителей различных конфессий считают, что в настоящее время в РФ все религиозные организации действительно равны перед законом. Об этом же свидетельствует и реакция верующих неправославного исповедания на объявление праздника Рождества Христова государственным. По данным Российского независимого института социальных и национальных проблем (март — апрель

1993 г.) негативно восприняли это решение 19 % (от числа  опрошенных) протестантов, 32 % мусульман, 67 % католиков. Естественно, что в ряде субъектов России аналогичный характер придан (или его намеревались придать) неправославным праздникам. Все это негативно отразилось на отношениях между верующими различных конфессий в регионах страны и между центром и субъектами Федерации.

Нерелигиозная часть российского общества (по оценке социоло­гов она  составляла от 40 до 60% населения) тоже испытывает дискомфорт [13]. Религиозная свобода, зачастую трактуемая как право на никем и ничем не контролируемую деятельность, воспринята была ими как агрессия, насилие над совестью; возникло мнение, что российское общество искусственно клерикализуется. Симптомы этого явления от­четливо прослеживались в армии, культуре, средствах массовой ин­формации (особенно на ТВ), образовании, органах государственного управления. Чувство ущемленности в этих условиях нерелигиозной ка­тегории граждан обострялось и в связи с тем, что ее возможности на публичное отстаивание и пропаганду своих мировоззренческих взгля­дов и убеждений практически были сведены к нулю.

Таким образом, к политическому расслоению и противостоянию в обществе добавились рост национально-религиозной напряженности и углубляющееся разделение людей по отношению к мировоззренче­ским (церковным или светским) ценностям. В какой-то мере повторя­лась ситуация в религиозном вопросе, характерная для периода первой русской революции (1905-1907 гг.), предфевральская и предоктябрь­ская ситуация

1917 г.

На начало

1993 г. деструктивные тенденции в государственно-­церковных отношениях и религиозной ситуации стали очевидными. Выделим среди них:

• политизация религии и сакрализация политики, государства и его институтов
• осложнение отношений ряда религиозных объединений с государством
• нарушение норм действующей Конституции и законодательства о свободе совести
• разрыв (или ослабление) дружественных связей между различными конфессиями и межконфессиональные тре­ния
• конфликтные ситуации в некоторых религиозных центрах и об­острение внутрицерковной борьбы
• ущемление интересов и прав (в том числе имущественных)  рядовых верующих в пользу церковной бюро­кратии
• неуправляемое перераспределение собственности религиозных (местных) обществ
• падение авторитета отдельных российских религи­озных организаций на международной арене
• дискриминация неве­рующих и атеистов[14].

С весны

1993 г. на федеральном уровне осознается опасность обо­значенных выше тенденций. Тогда же, стремясь избежать неблагоприятного раз­вития ситуации, выйти на новый уровень конструктивного диалога со всеми религиозными объединениями, Президент РФ Б.Н. Ельцин встретился с главами и представителями церквей и деноминаций. Он продемонстрировал заинтересованность государства в диалоге и парт­нерстве со всем спектром религиозных объединений, исходя из консти­туционного принципа равенства религиозных объединений перед за­коном; заверил присутствовавших в непременной ликвидации допу­щенных ошибок со стороны органов власти; информировал о намере­нии создать в аппарате Правительства орган, ведающий проблемами реализации свободы совести в жизни российского общества.

Наряду с президентом Ельциным весной-летом

1993 г. свою лепту в развитие государственно-церковных отношений стремился внести и Верховный совет РФ. Однако его предложения об изменении действующего закона шли вразрез с действующим законом «О свободе вероисповеданий». Так, активно предлагалось в законодательном порядке:

• ограничить деятельность иностранных миссионеров, миссий и религиозных организаций
• ужесточить контроль за деятельностью «нетрадицион­ных» религий
• предоставить преимущества «традицион­ным» церквам и религиям;
• российским гражданам предоставить при­оритет при создании новых религиозных объединений.

14 июля

1993 г. Верховный совет приступил к  рассмотрению законопроекта о внесении изменений и дополнений в действовавший закон «О свободе ве­роисповеданий». Его статья 14 гласила: «Представители зарубежных религиозных организаций, отдель­ные религиозные деятели, не имеющие гражданства Российской Феде­рации, а также руководители и служители российских религиозных ор­ганизаций, назначаемые (утверждаемые) на должность зарубежными религиозными организациями, вправе осуществлять свою деятельность после государственной аккредитации. Правом на занятие религиозно-миссионерской, издательской и религиозно-пропагандистской деятель­ностью зарубежные религиозные организации, их представительства и представители, а также лица, не имеющие гражданства Российской Фе­дерации, не пользуются».

Именно эта статья оказалась в центре дискуссии между  исполнительной и законодательной властями, вызвала противоречивые отклики со стороны российских религиозных лидеров. Если представители Русской право­славной церкви и исламских центров ее одобрили, то руководители протестантских объединений расценили ее как антидемократическую. Эта точка зрения нашла поддержку и за рубежом. Политические, общественные и религиозные деятели более чем из 120 стран прислали в Москву свои протесты. Недовольство принятым за­коном выразили по дипломатическим каналам и лидеры некоторых зарубежных государств, призывая руководство России не подписывать антидемократический закон.

Президент Ельцин дважды отказывался подписать приня­тый Верховным советом закон, ссылаясь на то, что он нарушает принцип равенства религиозных объединений перед законом, а также существенно сужает права лиц, не являющихся гражданами России, за­ниматься публичной религиозной деятельностью, т.е. противоречит Конституции РФ и общепринятым международно-правовым пактам о свободе совести, которые были подписаны Россией.

Таким образом, вопрос об изменении законодательства о свободе вероисповеданий завис в воздухе. Насущная и осознанная всеми необходимость корректировки вероисповедной политики была перечеркнута борьбой за власть. Силовое же разрешение противоречий между Президентом и Верховным Советом в октябре-ноябре

1993 г. отодвинуло надежды на изменение церковной политики государства на неопределенное время.

В 1990-1993 гг. продолжался процесс конституционного строительства и совершенствования статей, касавшихся вопросов свободы совести. Пятый (внеочередной) Съезд народных депутатов РСФСР, рас­сматривая в ноябре

1991 г. проект Конституции, одновременно внес изменения в действовавшую на тот момент основную статью о свободе совести (См.: Таблица № 4):

Таблица № 4

Сравнительная таблица

 текстов Конституций РСФСР и РФ

Конституция РСФСР 1990 г. (ст. 50)

Конституция Российской Федерации1991 г. (ст. 44)

Гражданам РСФСР гарантируется свобода совести и вероисповеданий, включающая право каждого человека свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения, исповедовать любую религию или не исповедовать никакой и действовать в соответствии со своими убеждениями при условии соблюдения законов государства.     Религиозные объединения в РСФСР отделены от государства. Государственная система образования носит светский характер.     Все религии и религиозные объединения равны перед законом.    Запрещается ограничение прав граждан, разжигание вражды и ненависти по признаку отношения к религии.

Каждому гарантируется свобода совести – право свободно  исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой, выбирать, иметь и распространять религиозные, нерелигиозные или иные убеждения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения законов.     Религиозные объединения в Российской Федерации отделены от государства, государственная система образования носит светский характер.     Все религии и религиозные объединения равны перед законом.     Оскорбление убеждений граждан преследуется по закону.

***

Обращает на себя внимание замена слова «гражданин» в тексте 

1990 г. на слово «каждому» в тексте Конституции

1991 г. Разработчики Конституции, а впоследствии представители  различных общественно-политических движений исходили отныне из принципа полного равенства в вопросах свободы совести всех и каждого человека, законно находящегося на территории России. Причем оно распространялось не только на сферу  личных прав граждан и лиц других категорий (что не подлежит оспариванию), но и на их право образовывать различные виды религиозных объединений в любом регионе страны вне зависимости от их проживания и гражданства (а это уже очень спорное положение).

В  апреле

1992 г.  VI Съезд народных депутатов вновь обратился к рас­смотрению проекта Конституции. В  статьях, касавшихся проблем свободы совести, говорилось:

Статья  26

 «Каждому гарантируется свобода совести — право свободно ис­поведовать любую религию либо не исповедовать никакой, выбирать, иметь и распространять религиозные, нерелигиозные или иные убеж­дения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения закона.

Статья 65

(1). Объединения граждан, образованные по признаку отноше­ния к религии, отделены от государства. Все религии, как и религиоз­ные объединения, равны перед законом.

(2). Государство является светским, не отдает предпочтения ка­кой — либо религии или атеизму

(3). Религиозные объединения действуют на основе их собствен­ных правил при условии соблюдения закона. Они самостоятельно управляют своими делами, свободно владеют, пользуются и распоряжаются принадлежащими им зданиями, сооружениями, предметами культового назначения, благотворительными и иными фондами, дру­гим имуществом»[15].

Важно отметить, что и в данном законопроекте  (Глава VIII) религиозные объединения отнесены были к общественным объединениям и не выделялись в особый вид. Тем самым в Основной закон возвращалась идея равенства всех видов обще­ственных объединений, хотя и фиксировалась (статьи 62-66)  особенности возможных (разрешенных) для них форм и видов деятель­ности, отношений между собой, государством и гражданами.

И еще, в законопроекте (ст. 19)  сохранялось положение о ра­венстве прав и свобод «граждан» и «неграждан»,  в т.ч. и в вопросах реализации права  на свободу совести. Однако, как вытекает из статей глав «Гражданские и политические права и свободы», «Экономические, социальные и куль­турные права», «Гарантии прав и свобод», принцип равенства относился исключительно к индивидууму, к его личной (частной) жизни, и именно в этом смысле  «каждый» и «гражданин» равны. Но право на создание религиозных объединений признавалось лишь за гражданами РФ (ст. 65).

Упомянем о том, что в 1990-1993 гг. в процесс выработки новой Конституции стреми­лись включиться самые различные партии, общественно-политические движения и даже отдельные лица. В их инициативных проектах проблематика свободы совести присутствовала в обязательном порядке. Например, в альтернативном варианте проекта Конституции Российской Федера­ции, выработанном Российским движением демократических реформ, предлагалось закрепить такие принципы и нормы, как:

• светскость госу­дарства
• отделение «церквей и конфессий» от государства и не­вмешательство последнего в их внутренние дела
• обязанность государства защищать права и свободы человека и гражданина
• равенство всех независимо от вероисповедания и религиозных убежде­ний
• право на свободу совести, духовную, религиозную и культо­вую свободу
• право граждан на альтернативную службу [16].

Однако право окончательного решения о содержании выносимого на референдум проекта Конституции РФ осталось за ближайшим окружением президента Ельцина, которые фактически оставили без внимания обсуждавшиеся в обществе возможные дополнения и изменения в статьи о свободе совести.

В декабре

1993 г. всенародным голосованием была принята новая Конституция Российской Федерации. Фактически именно она провела правовой водораздел между Советской Россией (РСФСР) и Российской Федера­цией как «демократическим федеративным правовым государством с республиканской формой правления». Тем самым был подведен итог противоречивому процессу выработки конституционных положений о свободе совести. В качестве конституционных принципов закреплены были такие цивили­зованные, демократические и общепризнанные положения:

• свет­скость государства, отделение религиозных объединений от госу­дарства и их равенство перед законом (ст. 14)
• равенство прав человека и гражданина независимо от отношения к религии (ст. 19)
• запрещение пропаганды, возбуждающей религиозную ненависть и вражду, а также пропаганды религиозного превосходства (ст. 29)
• право на альтерна­тивную службу (ст. 59).

Основная же статья (ст. 28), раскрывающая понятие свободы со­вести, была утверждена в следующей редакции:

«Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероиспове­дания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно вы­бирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и дей­ствовать в соответствии с ними»[17].

Как видим, в тексте сохранился термин «каждый», хотя логичнее было бы использовать термин «гражданин». В целом Конституция проводит разграничение прав и свобод человека и граж­данина, имея в виду, что в полном объеме они присущи лишь гражда­нину[18]. Однако осталось непроясненным соотношение объема прав и свобод в сфере свободы совести и вероисповедания применительно к «гражданину» и «человеку» (иностранный гражданин, лицо без граж­данства). Нам представляется, что полного равенства здесь не может быть (и в реальной практике его нигде нет). Ограничения для ино­странных граждан и лиц без гражданства и оправданны, и объективно необходимы. Но касаться они должны не личной (частной) жизни че­ловека, а условий его участия в публичной деятельности в составе  религиозных объединений, как  одной из составляющих гражданского общества. В частности, условий, порядка образования и деятельности религиозных объединений, их территориального рассредоточения и вовлеченности в такие направления государственной политики как обра­зование, культура, армия, социальная деятельность, здравоохранение и др.

Иностранные религиозные организации (представительства, мис­сии, центры и т.п.) должны рассматриваться не как объединения физи­ческих лиц, а как официальные представительства церквей (конфессий, деноминаций, центров), имеющих организационные и управленческие центры за пределами РФ. Соответственно, их деятельность должна  определяться на особом правовом уровне, в том числе и посредством заключения договоров между РФ и той или иной зарубежной религи­озной организацией (будь у нее статус «мировой» или «националь­ный»). К сожалению, на этот уровень общения с мировыми церквами российское государство не поднялось, и тем самым были заложены, по крайней мере, три дискуссионные и конфликтные проблемы: 

·        взаимоотношение государства  с т.н. иностранными религиозными организациями

·        скрытая дискриминация церквей и деноминаций, пришедших  в разные исторические времена в Россию из-за рубежа

·        сохранение условий к разделению российских  граждан по  признаку их отношения к церквам, что чревато напряженностью во взаимоотношениях между религиозными объединениями и их членами.

III.

1994 г. — октябрь

1997 г.

Этот период характеризуется продолжающимся последователь­ным изменением количественных показателей религиозной ситуации в Российской Федерации (См.: Таблица № 5):

Таблица № 5

Сведения о религиозных объединениях

в Российской Федерации

(на 1-е января текущего года)

Религиозные объединения	1994 г.	1995 г.	1996 г.	1997 г.
ВСЕГО	11088	11535	13073	14688
В т.ч.: центры	167	183	226	264
общества	10312	10609	11996	12461
монастыри и подворья	144	174	269	318
духовные образовательные учреждения	125	132	148	157
Братства и сестричества	95	116	125	146
миссии	250	318	309	341

Из данных мы видим, что, хотя темпы прироста числа религиоз­ных объединений несколько снизились по сравнению с 1990-1993гг., но все же в абсолютных цифрах их количество возрастает. По-прежнему основным (массовым) видом религиозных объединений остаются общества, образуемые верующими гражданами по месту их жительства. Они составляют более 90% от всех религиозных объединений в Российской Федерации. Причем две трети их числа приходится на православные и мусульманские общины.

Очевидно, что для каждого из видов религиозных объединений модно выделить основополагающую причину продолжающегося их количественного роста. Для религиозных центров это:

·        усложнение и разветвление уже су­ществовавших церковно-административных управленческих структур

·        образование новых центров путем отпочкования от ныне существующих по соображениям  «этнической автономности»

·        восстановление ранее утраченных по различным обстоя­тельствам центров и духовно-административных управлений

·         образование центров т.н. «нетрадиционными» религиозными организациями, укоренившимися в России лишь в последние годы.

Количественный рост монастырей и подворий, братств и сестри­честв определялся в основном темпами возрождения этих видов рели­гиозных объединений в Русской православной церкви. Рост же духов­ных образовательных учреждений обеспечивался за счет Русской пра­вославной церкви и мусульманских организаций. Иная картина сло­жилась в отношении духовных миссий: из 341 миссии (на

1997 г.) про­тестантскими объединениями создано 318.

Об изменениях в «конфессиональном пространстве» постсовет­ской России можно судить на основании сведений Министерства юстиции (См.: Таблица № 6. С. ). В нее включены сведения о религиозных организациях 25 направлений (из 56 учтенных Минюстом РФ), которые имеют наибольшее число сторонников практически во всех субъектах РФ и в большей мере ха­рактеризуют религиозную обстановку в РФ. Как видно, темпы роста «новых» и протестантских религиозных объединений выше, чем темпы роста традиционных религиозных церквей и деноминаций:

Таблица № 6

Сведения

о религиозных объединениях в Российской Федерации

(на l-е января текущего года)

 

Наименование                                  

конфессий                                 1992     1994         1995         1996         1997

Всего РФ                                 4846       11088      11532      13073      14688

                  В том числе:

Русская

Православная церковь            2880        5559         6414                  7195        8002

Российская православная

свободная  церковь                    32            69            75          98          118

Истинно-православная

церковь                                         6           18             24          26             54

Старообрядческие

церкви и согласия                       51         120          137          164          185

Римско- католическая

церковь                                       37         138          163          183          206

Армянская апостольская

церковь                                       13           25            28            29            34

Ислам                                      1216       2037        2294        2494        2738

Буддизм                                      24           79            92          124          149

Иудаизм                                      26           61            72            80          845

Евангельские

христиане­-баптисты                   264       550         622           677        717

Адвентисты седьмого дня          72         156          182          222          271

Лютеране                                    40           92          121          141          159

Христиане веры

евангель­ской — пятидесятники    30          192          256          351         445

Харизматические церкви            13           80          132          136          144

Евангельские христиане            26          109          190          248          335

Пресвитерианская церковь         7            74          106          129          153

Свидетели Иеговы                      1            72          105          129          144

Неденоминированные

христианскиe церкви                 37          J32          143          213          232

Сознание Кришны (вайшнавы)  23          87          103           112         113

Нoвoапoстольская церковь        6            37           41           61             64

Совет церквей ЕХБ                     6            16            19            32            35

Вера Бахаи                                   5            13            18            20           21

Методистская церковь                2            29            37           48            61

Мормоны                                    I               4             7             9            II

Церковь объединения                  —              1            5              7             10

***

Стоит иметь в виду и изменения, происходящие в географии тех или иных религий[19]. Наиболее плотная концентрация православных приходов сохраняется в Европейской части РФ (центр, запад). По мере продвижения на север, юг и восток эта плотность заметно снижается. Анализ этой закономерности позволяет утверждать, что новые православные общества возникают не на «пустом месте», а там, где они существовали 40-50-70 лет назад. То есть происходит «возрождение» русского православия в границах его распространения в начале ХХ в.

Аналогичные процессы происходят в географии старообрядчества и иудаизма. Такие религии, как буддизм и ислам, тесно связанные с определенными этносами, также как бы заново «осваивают» террито­рию своего прежнего распространения. География римско-католиче­ских обществ, объединений «этнического протестантизма» (лютеране, меннониты) тесно связана с местами проживания этнических диаспор на территории РФ. Применительно к вышеупомянутым религиям можно говорить о том, что они «не осваивают» новые территории, а активизируют свою деятель­ность в традиционных для себя географических рамках. Иными слова­ми, идет бурный процесс преодоления последствий искусственного (административного) сокращения религиозной сети в СССР, происхо­дивший в 30-х, 60-х гг. прошлого столетия.

Несколько отличная сложилась ситуация в «славянском» (русские, украинцы, белорусы) протестантизме (ЕХБ, ХВЕ, АСД, Сви­детели Иеговы и др.). Хотя изначально, на рубеже XIX-XX вв., цен­трами его возникновения и преимущественного распространения были западные и юго-западные регионы Российской империи, в последую­щем — в СССР (и РСФСР), общества этих протестантских направлений, хотя и медленно, преодолевая административные препоны, но распро­странялись по стране, а в 90-х гг. — с очевидным громадным ускоре­нием. Сегодня они действуют фактически в тех же географических рамках, что и традиционные национальные церкви и религии. Вот этот-то естественный процесс, обусловленный поиском людьми «своей» религии, и интерпретируется некоторыми т.н. традиционными церквами как результат миссионерства и прозелитизма.

Проводимые в последние годы социологические исследования фиксируют рост напряженности во взаимоотношениях между различ­ными конфессиями. К примеру, в ходе опроса экспертов — представите­лей органов исполнительной власти 49 субъектов РФ (март

1997 г.) 46% из опрошенных отметили наличие межконфессиональных проти­воречий в их регионах, в основе которых борьба за паству, деятель­ность иностранных миссионеров и нетрадиционных религиозных движений и объединений, конфликтные ситуации вокруг культовых зда­ний и имущества. Во время проведенного весной

1996 г. кафедрой религиоведения  Российской академии государственной службы при Президенте опроса по проблемам межконфессиональных отношений экспертов-специалистов органов исполнительной власти более 60 субъектов РФ и руководителей и представителей основных религиозных организаций  —  47,8% опрошенных заявили о наличии на их территориях противоречий и конфликтов между различными религи­озными объединениями. Указаны были и причины, среди которых: по­явление и деятельность в их регионах нетрадиционных культов и за­падных (иностранных) миссионеров и проповедников ( об этом заявили 33,2%); борьба конфессий (и традиционных, и нетрадиционных) за паству — 32,2%. При этом 40,4% экспертов указали на то, что измене­ний к лучшему в характере этих взаимоотношений в ближайшее время не произойдет, а 26,1% даже ожидают их осложнений[20].

Думается, что именно острота сложившейся ситуации понуждала субъекты Федера­ции к принятию мер по упорядочению деятельности нетрадиционных религиозных организаций. В этом причина обращения в декабре

1996 г. Государственной Думы к Президенту РФ Б.Н. Ельцину «Об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье общества, семьи, граждан России» с призывом обеспечить «религиозную безопасность российского общества»[21].

Обращение Думы было уже явно запоздалым, ибо передел «религиозного пространства» в постсоветской России не в пользу тра­диционно бытующих (национальных и народностных) религий стал уже свершившимся фактом. Безусловно, этому есть причины объек­тивного, прежде всего политического и экономического свойства. Но немалую роль сыграли и просчеты в вероисповедной политике госу­дарства. Оно должно защищать не только свою территорию и грани­цы, недра, воздушное и водное пространство, но и свое, веками скла­дывавшееся «духовное пространство». Для народов России в этом про­странстве существенную роль играют национальные религии и церкви, зачастую являющиеся скрепой их прошлого, настоящего и будущего. И потому защита национальной религии или церкви есть защита наций и народов, государства и общества. В противном случае возрастает риск денационализации, превращения народов в «население», которое не ощущает связи с предшествующими поколениями, не считает себя частью национальной общности и не ставит перед собой задачи продол­жения национальной истории в будущем. Удел такого «населения» один — вслед за распадом национального и суверенного государства колонизация территории и последующее растворение (небытие, забве­ние) во вновь пришедших народах.

Однако формы поддержки государством национальных церквей и религий не должны сводиться к запрету и всемерному ограничению деятельности иных религий и объединений, к созданию препятствий на пути мировоззренческого диалога «своих» и «чужих» граждан и вза­имного культурного (в том числе религиозного) общения российских и других народов. Усилия государства должны быть направлены на ре­альную и многообразную помощь национальной культуре, на создание условий, при которых каждый может приобщиться к ней, включиться в нее, ощутить себя частицей народной культуры. Эта и подобная дея­тельность государства, опирающегося на общественные объединения (различных видов, направлений), на граждан своих и создадут своеоб­разный «национальный иммунитет»: когда при самых разнообразных контактах с иными культурами человек остается «частичкой» своей на­циональной культуры, бережно хранит и развивает ее.

На становление новых отношений между государством и религиозными организациями в 1994-1997 гг. оказывал влияние и фактор по­литический: избирательные кампании — парламентская (

1995 г.) и президентская (

1996 г.). Участники этих политических баталий надеялись, как и в драматический период развала СССР в 80-90-х годах,  опереться на верующую (большую, по их мнению) часть населения, на создаваемые ими объединения (прежде всего, Русскую православную церковь) и движения.

Вместе с тем, социологические исследования, проводимые в 1993-1997 гг., фиксировали прекращение относительно­го роста уровня религиозности населения, что было характерно для 1985-1992 гг. В мировоззренческом самоопределении общество разде­лилось на две примерно равные части — верующие и неверующие. Правда, если пытаться установить степень «убежденности» респонден­тов в своем выборе, то выяснялось, как, например, показали исследова­ния в Москве, что количество «твердо верующих» составляет – 25%, количество «убежденно неверующих» —   28%, а число «колеблющихся» — 45%[22].  К тому же, данные опросов, проводимых Аналитическим центром Института социально-политических исследо­ваний РАН в 1994-1996 гг., свидетельствовали, что религиозная вера занимает одно из последних мест среди ценностей, которые «важны для благоприятной, счастливой жизни».

Что еще важнее, так это тот факт, что население страны (в том числе и верующие) изменяет свое отношение к наиболее массовой кон­фессии — Русской православной церкви, последователи которой и были электоральной надеждой многих политиков. Если в 1992-1994 гг. цер­ковь устойчиво занимала одно из первых мест в рейтинге органов власти и общественных организаций, то в

1995 г. «процент доверия» к ней падает. Социологи полагают, что связано это со все более очевидным сближением церкви с государством, которому граждане во все боль­шей степени отказывали в доверии и поддержке, указывая, что оно за­частую не отражает и не защищает их интересы. Приведем в подтверждение сказанного данные мониторинга «Как живешь, Россия?»:

Таблица  № 7                                                                               

                                                         1995       1996        1997

Вопросы /   Годы                           (май)      (май)      (июнь)

доверяют Церкви                            32%         30%        27%

не доверяют Церкви                        42%        44%        48%

Как представляется, вышеобозначенные явления и тенден­ции в значительной ме­ре не были учтены участниками предвыборной гонки в 1995-1996 гг.,  и  все они по-прежнему  к месту и не к месту  обращались к проблемам религиозных свобод. Как это ни странно, но лидеры предвыборных блоков, политиче­ских партий и движений, боровшихся за парламентские места, в вопро­сах об отношении к религиозным организациям и к проблеме свободы совести были единодушны. Говорили о необходимости духовного воз­рождения и оказания поддержки со стороны государства традиционным религиям. Taкие же аспекты государственно-церковных отношений, как равенство религий и религиозных организаций перед законом, светскость государственного образования, отделение церкви от государства и обеспечение консти­туционного принципа светскости государства, отошли на второй план. Раздавались и призывы усовершенствовать закон о свободе вероиспо­веданий, имея в виду включение в него протекционистских норм для традиционных религий. В публичной полемике, в выступлениях средств массовой информации наблюдалась активная подмена термина «свобода совести» термином «свобода вероисповеданий». Слушателю и читателю навязывалось мнение о приоритете прав верующих и рели­гиозных организаций, о свободе веры и религий как подлинно демо­кратических принципах. Право же человека не верить, быть мировоз­зренчески независимым от тех или иных религиозных организаций, от­стаивать, в том числе и публично, свое право на нерелигиозные убеж­дения, стыдливо исключалось из понятия свободы совести. Не обош­лось без нападок на атеизм и атеистов, охаивания советской эпохи и безудержной идеализации дореволюционного прошлого России и роли в нем православия.

Но более всего эксплуатировалась тема необходимости борьбы с зарубежными проповедниками и миссиями, с «тоталитарными секта­ми» и «деструктивными культами». И выявилось редкое единодушие политических партий различных идеологических ориентаций. Приведем высказывания некоторых партийных лидеров:

Зюганов Г.А.

(КП РФ)   —     «К сожалению, Государствен­ная дума не приняла законов, обеспечивающих приоритет традиционным религиям. Но на пути проникновения ино­странных конфессий необходи­мо поставить барьеры. Нацио­нальные интересы страны тре­буют, чтобы государственная политика обеспечивала под­держку трех мировых религий ­православия, ислама, буддизма».

(Православная Москва. 25 сентября

1995 г.)

Жириновский В.В.

(ЛДПР)      —          «Многие зарубежные секты, от­крыто действующие у нас, за­прещены в большинстве стран Европы. И все же «демократы» гнут свое. Дума приняла нор­мальный закон, дающий полную свободу традиционным верова­ниям, но ограничивающий в правах секты тоталитарные. Ад­министрация Президента «постаралась» и проект верну­ли».

(Газета ЛДПР. 1996. № 7)

Лапшин M.И.

(Аграрная партия) — «Деятельность этих [иностран­ных] сект надо законодательно ограничить. В России есть тра­диционные религии: правосла­вие, мусульманство, буддизм. Пусть они и развиваются. Ведь каждая страна должна жить на своих традициях. Если же внед­рятся секты, то в скором време­ни уже будет непонятно, кто мы такие, откуда родом».

(Православная Москва. 20-21 июля

1991 г.)

Лебедь А.И.

«Я. . . рассматриваю деятельность сект как серьезную угрозу без­опасности России. у нас всегда были традиционные религии: православие, ислам, буддизм, ко­торые мирно сосуществовали. в России никогда не было религиозных войн, в отличие от других стран, и надеюсь, при такой по­становке вопроса, не будет».

(Из выступления 22 июня

1996 г.)

В агитационной литературе движения «Держава» его лидер А. Руцкой также изображался борцом с «тоталитарными сектами». Одна из листовок, призывая избирателя голосовать за него, вопроша­ла:

«Кто протестовал против засилия заморских проповедников и сектантов, настойчиво требовал вернуть Русской православной церк­ви — храмы, соборы и монастыри, мусульманам — мечети, буддистам ­- пагоды, прекратить духовную агрессию против России, остановить пропаганду насилия и разврата в средствах массовой информации?»[23]

И даже такое карликовое движение, как «Вперед, Россия» (лидер Б. Федоров) в своей программе «Что и как мы будем делать» (имеется в виду после победы на выборах) имело специальный раздел «Религия», в котором говорилось:

«Религия — носитель национальных, нравственных и культурных традиций народа. Лишив людей веры, большевики произвели духовное опустошение страны. Разрушив или превратив храмы в склады и кон­торы, они нанесли нам гигантский моральный урон, который мы бу­дем чувствовать еще много лет.

Мы будем проводить политику защиты свободы совести и вероисповедания; возврата культовых сооружений; невмешательства в дела и сотрудничества со всеми религиозными конфессиями и организациями, признанными государством, в деле воспитания духовности и защи­ты нравственности.

Мы примем меры по развитию добровольного религиозного вос­питания, воскресных школ, преподаванию в государственных учебных заведениях истории религии.

Кроме того, будут приняты меры против распространения опас­ных для жизни и психики людей псевдорелигиозных организаций типа «Белого братства», «Аум Синрике»[24].

К сожалению, все это — классический пример погони за голосами верующих избирателей и манипулирования общественным сознанием. Все же итоги голосования по выборам в Государственную думу показали, что как религиозные предпочте­ния граждан, так и демонстрирование своей «религиозности» со сто­роны кандидатов и их политических и предвыборных объединений, громкие обещания «религиозного рая и порядка» существенного влия­ния на политическую палитру Российского парламента не оказали. В очередной раз в нашей истории мы могли убедиться, что религиозный фактор не имеет какого-либо решающего воздействия на политические предпочтения и поведение электората. Более того, избирательные движения, имевшие ярко выраженную конфессиональную (христианскую или мусульманскую) направленность не получили поддержки со стороны избирателей.

Приведем пример пропагандистской деятельности одного из таких движений «Христианско-демократического союза — Христиане России», который обращался к избирателям со следующими словами: «На сегодня есть опасения, что Государ­ственная дума после декабря

1995 г. станет менее податливой для христианских демократов и их инициатив. Можно ожидать, что на предстоящих выборах ком­мунисты добьются 10-15% мест в Госдуме и образуют самую сильную фракцию в парламенте. Прогнозы говорят, что не меньше мест могут завоевать избиратель­ные объединения, готовые к совместным действиям с коммунистами. В худшем случае депутаты, настроенные на реванш социалистических порядков, составят треть Госдумы. Свой реваншистский накал, без сомнения, они в первую очередь обратят против свободы слова и вероисповедания. Не меньшую опасность представляют и националисты, которые рядятся в тогу православных — все эти лже­патриоты, и лжепророки, блюстители «русской веры», а на деле все те же бесы, сменившие над собой портрет Ленина на икону Богоматери» [25].

В тоже время в окончательном исходе президентских выборов

1996 г. религиозный фактор, безусловно, сыграл свою положительную роль. В программу действий на второй президентский срок президент РФ  Б.Н. Ельцин включил в качестве первоочередных задач своей поли­тики в сфере взаимодействия государства и религиозных организаций пункты, понятные для простого верующего избирателя:

• привести действующее законодательство в соответствие с су­ществующими международными стандартами, с учетом отечественной специфики
• обеспечить непротиворечивость между федеральным и регио­нальным уровнем законотворчества в области отношений церкви и свет­ской власти
• создать правовую основу для формирования негосударственных источников поддержки деятельности религиозных объединений
• всемерно содействовать благотворительной дея­тельности религиозных организаций
• обеспечить более тесное сотрудничество между религиозными организациями и государством в воспитании патриотизма, нравственности.

Данные религиозной статистики, ко­торые мы уже неоднократно приводили, для рядовых верующих были не просто некоей абстрактной цифрой, а обернулись ставшими для них более доступными молитвенными зданиями, благотворительными фондами, духовными учебными заведениями, церковной литературой, предметами культа, паломническими поездками по России и за рубеж, возвращенными в храмы святынями, религиозными передачами на ТВ и т.д. Президент обещал и впредь содействовать строительству новых храмов, открытию духовных школ, расширению участия религиозных организаций в общенациональных праздниках и мероприятиях, их до­ступу на государственное радио и телевидение. И нет ничего удивительного в том, что значительная часть верующих граждан проголосо­вала за Б.Н. Ельцина.

В субъектах Федерации (за исключением Татарстана и Башкорто­стана), где до этого была разрушена система взаимодействия органов власти и религиозных организаций, обязанности установления и под­держания связей с религиозными организациями, оказания им право­вой и иной помощи, а также экспертно-консультативные функции для местных администраций по государственно-церковным проблемам стали возлагаться либо на отдельных экспертов-специалистов, либо на вновь образуемые секторы, отделы и комитеты по связям с религиозны­ми организациями в структуре органов власти субъектов Федерации.

Весной

1994 г. для данной категории работников в рамках Рос­сийской академии управления (ныне Российская академия государственной службы при Президенте РФ) были проведены курсы повышения квалификации. Социологический опрос их участников (66 человек из 63 регионов России) показал, что круг проблем, которыми они занимаются, достаточно широк. Но особенно много времени и сил зани­мают такие, как оказание помощи религиозным организациям в вопросах возвращения ранее национализированных культовых зданий и предметов культа, разрешение споров между ведомствами, учрежде­ниями культуры, коммерческими структурами и религиозными организациями, возникающих в связи с этим; строительство и ремонт молитвенных зданий, аренда помещений; различные аспекты взаимоот­ношений религиозных организаций и органов образования; содействие религиозным объединениям в деле благотворительности и милосердия; консультации по законодательству о свободе совести и деятельности религиозных организаций и одновременно профилактика и устранение его нарушений со стороны религиозных объединений, коммерческих структур, общественных организаций и средств массовой информации; содействие разрешению внутрицерковных конфликтов и споров между конфессиями.

В предложениях, направленных Правительству РФ, указывалось нa насущную необходимость создания при Правительстве РФ федерального органа для координации усилий ведомств и других государ­ственных учреждений в вопросах, относящихся к деятельности религиозных организаций, для обеспечения оперативной связи органов госу­дарственного управления с религиозными организациями, для экс­пертно-консультативного и информационного обеспечения Правительства. Аналогичные структуры предлагалось создать и в субъектах Федерации.

Относительная постепенная политическая стабилизация общест­ва позволила властным структурам в центре и на местах вернуться к проблемам регулирования деятельности религиозных организаций, создания управленческих структур, осуществляющих связи с религиоз­ными объединениями. Летом

1994 г. при Правительстве РФ образуется межведомственная Комиссия по во­просам религиозных объединений. Согласно Положению о Комиссии, одной из основных ее функций является рассмотрение вопросов, возникающих в сфере взаимоотношений между государством и религиозными организациями, включая  передачу религиозным объединениям культовых зданий и иного имущества. Комиссия вырабатывает реко­мендации, готовит проекты решений Правительства по вопросам, от­носящимся к ее компетенции, проекты законов РФ для внесения их в установленном порядке в Государственную Думу; дает заключения по проектам решений, вносимым в Правительство в части вопросов, ка­сающихся взаимоотношений государства и религиозных объединений; выполняет координационно-методические функции в отношении дея­тельности федеральных органов исполнительной власти по вопросам своей компетенции; осуществляет взаимодействие с государственными и общественными организациями, научными учреждениями и религи­озными объединениями, контакты с органами государственной власти субъектов РФ, а также зарубежных государств; запрашивает и получа­ет необходимую информацию от государственных, общественных и религиозных организаций.

В эти же годы в федеральных министерствах и ведомствах (за ма­лым исключением) создаются организационно-управленческие струк­туры по взаимодействию с религиозными организациями. Первые ра­бочие контакты, периодические совместные мероприятия постепенно обретают качественно новую правовую основу — соглашения о сотруд­ничестве между министерствами и религиозными организациями. Бесспорным лидером среди последних является Русская православная церковь. К примеру, в Соглашении между Министерством здравоохра­нения и Церковью (март

1996 г.) определяются следующие направления взаимодействия:

• развитие услуг в сфере оказания медико-социальной помощи
• профилактическая деятельность и медицинское просвещение населения
• оказание медицинской помощи инвалидам, иным социаль­но уязвимым группам населения
• обеспечение ухода за больными на дому и в стационарных учреждениях здравоохранения
• подготовка персонала, сестер милосердия для оказания медико-социальной помощи
• создание условий в стационарных учреждениях здравоохранения для выполнения право­славных обрядов
• разработка правовых актов по вопросам медико­-социальной помощи и иным вопросам, представляющим взаимный интерес
• взаимодействие в сфере благотворительности и милосердия

Не вызывает сомнения полезность для общества сотрудничества религиозных организаций с министерствами и ведомствами, особенно, если это сотрудничество не будет ограничиваться Православной цер­ковью. Однако более сложным является вопрос о включенности рели­гиозных организаций непосредственно в сферу деятельности таких институтов государства, как армия, силовые министерства, пенитенциарные учреждения, государственная и муниципальная школа, ибо заявленная в Конституции светскость государства впрямую относится к ним. Наблюдаемая в эти годы «ползучая клерикализация» отдельных направле­ний деятельности этих органов государства, какими бы доводами она ни оправдывалась, в конечном счете oкaжeтcя направленной и про­тив общества, и против государства, приведет к росту  напряженности в сфере межконфессиональных отношений, между гражданами, исповедующими различные религиозные или мировоззренческие убеждения.

Взаимодействие с религиозными организациями становится важной сферой приложения сил и для Администрации Президента. Здесь летом

1995 г. формируется специальный отдел по связям с религиозными объединениями. А непосредственно при Президенте РФ образуется Со­вет по взаимодействию с религиозными объединениями, одна из основ­ных функций которого — разрабатывать стратегию государственно-­церковных отношений. В него вошли представители наиболее массовых российских религиозных организаций. В исследуемый период Совет неоднократно рас­сматривал вопрос об усовершенствовании законодательства о религи­озных объединениях, а также о повышении роли религиозных объеди­нений в различных сферах российского общества, их участии в акциях, проводимых в

1997 г., объявленном Президентом Годом согласия и примирения.

Таким образом, мы можем констатировать, что религиозные объединения присутствуют во всех сферах общественной жизни. С ни­ми, с их интересами, проблемами, деятельностью сталкиваются органы всех ветвей государственной власти и управления, а также органы местного (муниципального) управления. Хотя ст. 8 закона «О свободе вероисповеданий» рассматривалась все эти годы как запрет на созда­ние государственных органов и должностей, специально предназна­ченных для «реализации права граждан на свободу вероисповеданий», но фактически на всех властных уровнях, как реакция на обществен­ную потребность, они учреждены и действуют. Кстати, такое толкование сущности этой статьи, на наш взгляд, ошибочно.  Обратимся к ее  тексту: «На территории РСФСР не могут учреждаться исполнительные и распорядительные органы государственной власти и государственные должности, специально предназначенные для решения вопросов, связанных с реализацией права граждан на свободу вероисповедания. Ключевой  является подчеркнутая нами фраза, содержание которой раскрывается в  ст. 3 этого же закона. Читаем: «Гарантированная Конституцией РСФСР свобода вероиспове­даний включает право каждого гражданина (подчеркнуто авт.) свободно выби­рать, иметь и распространять религиозные и атеистические убеждения, исповедо­вать любую религию или не исповедовать никакой и действовать в соответствии со своими убеждениями при соблюдении законов государства». Таким образом, никаких запретов на создание государственных органов и государственных должностей, к чьей компетенции будут отнесены вопросы деятельности религиозных объедине­ний и соблюдение ими законодательства о свободе совести, в тексте закона нет.

Круг задействованных чиновников в разрешении проблем деятельности религиозных организаций и обеспечении прав человека на свободу совести столь широк, что позволяет говорить о существова­нии самостоятельного отряда государственных служащих, реализую­щих государственно-важную функцию — осуществление политики госу­дарства в сфере свободы совести и вероисповеданий. Однако деятель­ность этой части государственного аппарата, специалистов-управлен­цев в органах местного самоуправления разобщена, не скоординиро­вана, зачастую отягощена выполнением ими и других функций.

В интересах российских граждан, общества и государства необ­ходимо  было предпринимать усилия к тому, чтобы из этих уже реально су­ществующих, действующих специалистов постепенно сформировать (по вертикали и горизонтали) на всей территории России систему госу­дарственной службы по связям с религиозными организациями, име­ющую в качестве своих руководящих органов общефедеральный и ре­гиональные центры. Кстати, все бывшие союзные республики, перво­начально разрушившие прежние структуры по делам религий, к на­стоящему времени восстановили их, придав им статус государственных органов (министерства, комитеты и т.п.). Исключение здесь составляют Россия и Грузия.

Объективное наличие данного отряда чиновников, выполняемые им функции вновь инициировали обсуждение вопроса о создании федерального центра (оптимально — министер­ство культов, но возможно и иное), на который можно было бы возложить  задачи отстаивания интересов государства во взаимоотношениях с религиозными институ­тами; сбора, обобщения и анализа информации о религиоз­ной обстановке в стране; координации деятельности федеральных министерств и ведомств в части их взаимоотношений с религиозными организациями; посреднической связи между государством (и его институтами) и религиозными объ­единениями; рассмотрения просьб и обращений граждан и религиоз­ных объединений; защита законных интересов и прав граждан и образуемых ими религиозных организаций в сфере сво­боды совести и вероисповеданий. Чрезвычайно важным было бы и то, что такой  орган способен был бы устранить тот проправославный крен в деятельности целого ряда государственных органов, что особенно  ярко проявился в середине 90-х годов.

Завершение третьего этапа в становлении российской государ­ственной политики в отношении религиозных объединений связывает­ся нами с принятием Закона РФ «О свободе совести и о религиозных объединениях» . Собственно, работа над новым Законом велась с

1993 г. В 1994-1995 гг. Комитет Государственной Думы по делам обще­ственных объединений и религиозных организаций и Аппарат Прави­тельства РФ совместно разрабатывали текст законопроекта. В июле

1995 г. он был внесен Правительством в Думу и, казалось, начинается за­конотворческий процесс. Но наряду с правительственным были внесе­ны на рассмотрение депутатов Госдумы еще три альтернативных зако­нопроекта. Была образована комиссия, которой поручалось согласо­вать внесенные законопроекты. Но сделать это было трудно по причи­не их принципиальных несовпадений.

Столь длительный законотворческий процесс имел одним из сво­их последствий активизацию субъектов РФ в части принятия своего (регионального) законодательства о религиозных объединениях. Об­ласти, края и республики, все больше осознавая неэффективность Фе­дерального закона, наблюдая длительную неспособность Госдумы ис­править положение, решили взять дело в свои руки. С ноября

1994 г. по лето

1997 г. более трех десятков субъектов РФ приняли собственные законы о религиозных организациях.

Вряд ли можно согласиться с упреками в религиозном сепа­ратизме, в нарушении прав человека и т.п. в адрес этих законов, прозвучавших из уст отдельных правозащитников, и тем более абсурдно сравнение их со сталинскими и хрущевскими антирелигиозными инструкциями, обвинение в воинствующем aтеизме. Представляются особо нелепыми подобные обвинения в адрес национально-территориальных (республики) и административно-территориальных (края, округа) образований, которые «предприняли самостоятельное регулирование свободы совести»[26].

Да, эти законы напи­саны не всегда юридически корректным языком, но с их помощью стремились заполнить правовую брешь в федеральном законодатель­стве. Касательно же национальных образований заметим, что здесь ис­точником и субъектом власти является народ, который сам или через органы государственной власти вправе определить характер своих вза­имоотношений с национальными религиями и церквами. Целесообраз­но было бы закрепить это положение в договорах между субъектами РФ и федеральным центром. Это важно, поскольку пункт «в» ст .71 Конституции РФ к исключительному ведению РФ относит регулиро­вание прав и свобод человека и гражданина, т.е. личных прав отдель­ного человека, отдельного гражданина, а не организаций, тем более имеющих статус юридического лица.

В июне

1996 г. Комитет Госдумы по делам общественных объединений и рели­гиозных организаций, вынося на обсуждение парламен­та в первом чтении законопроект о свободе совести, указал на следую­щие «слабости» действовавшего на то время Закона:

• отсутствие норм, регулирующих отношение к военной службе, регистрацию иностранных религиозных организаций и миссий
• ряд норм, регулирующих трудовые отношения в религиозных объединениях и социальные права верующих, существенно устарели
• налицо известное противоречие некоторых норм Закона с принятыми позже Конституцией РФ и Гражданским кодексом РФ
• требует более детальной проработки нормы, раскрывающие принцип отделения Церкви от государства
• требуют уточнения нормы, касающиеся принципа и порядка ре­гистрации религиозных объединений.

В ходе первого чтения со стороны депутатов поступило множество пожеланий, замечаний и предложений. Откликнулись на обсуждение и религиозные объединения. Однако только спустя год, в июне

1997 г., парламент счел воз­можным провести второе чтение по законопроекту. Столь длительный срок объясняется не сложностью формулирования непосредственно текста законопроекта, а изменившимся отношениям в российском обществе и во властных структурах к некоторым принципиальным, базовым началам Закона о свободе совести. Широкая и шумная кампания против иностранных религиозных  организаций, западных миссионеров, «тоталитарных сект и де­структивных культов», по нарастающей захватившая Россию с 1993 по 1996 гг., имела двоякое последствие.

Вo-первых, она существенным образом отразилась на «самочувствии» всех тех объединений и организаций, которые были произвольно, вне всяких научных религиоведческих критериев отнесены к таковым.

И как результат, в высказываниях лидеров ряда религиозных объединений, в религиозной литературе и проповедях вновь зазвучали мотивы ожидания очередного гонения и административного давления на «неугодных», информация о фактах преследований. К примеру, журнал Западнo-Рoссийскoгo дивизиона церкви христиан­-адвентистов седьмого дня «Теперь время» писал: «Темные тучи соби­раются на горизонте религиозной свободы. Фактически уже имеют место многочисленные нарушения религиозной свободы. Все чаще чи­нятся препятствия при проведении евангельских кампаний во многих городах России. К сожалению, инициатива в противодействии исходит от традиционной Церкви…В нескольких городах конфискованы выде­ленные уже под строительство молитвенных домов участки земли… Распространяется ложная или заведомо искаженная информация oб адвентистах… Пытаются Церковь АСД причислить к числу тoталитар­ных сект… Все явственнее попытки загнать религию в национальные рамки. На этой основе создаются многие запреты, ограничения, звучат угрозы в адрес религиозных меньшинств. В будущем мы встретимся с еще большими посягательствами на религиозную свободу» [27].

Во-втoрых, кампания против религиозных меньшинств  вылилacь в прямые требования к законодателям и властным стрyктypaм как со стороны т.н. традиционных религий, так и ряда общественно-политических движений внести в обсуждаемый на то время новый проект Закона о свободе совести нормы, ограничива­ющие деятельность «новых и иностранных» религиозных объединений, и, наоборот, предоставить «особые» условия деятельности для традиционных церквей.

Для примера приведем выдержку из письма Архиерейского собо­ра Русской православной церкви (февраль

1997 г.) Председателю Государственной думы Г.Н. Селезневу, в котором, в частности, говорилось: «Особо пе­чалит отсутствие в ныне действующем Законе «О свободе вероиспове­даний» и в подготовленном проекте поправок к Закону признания того факта, что Русская православная церковь в течение тысячи лет форми­ровала исторический духовно-нравственный облик российского народа, и что к ней принадлежит подавляющее большинство верующих граждан страны».

Попытки отдельных российских религиозных объединений и правозащитников доказать дискриминационный характер принимаемого Закона, так же, как и усилия государственных, обще­ственных и религиозных деятелей некоторых стран Запада «удержать» Россию от принятия «недемократического» Закона, оказались тщетными. Воспринятая властными структурами идея о необходимости от­ражения в Законе особой роли традиционных религий и церквей по­служила катализатором завершения законотворческой работы. 19 сен­тября 1997 Государственная Дума подавляющим большинством голосов приняла За­кон «О свободе совести и о религиозных объединениях», 24 сентября он был одобрен Советом Федерации, а 26 сентября — подписан Прези­дентом.

По мнению многих религиозных организаций и правозащитных организаций в принятом законе наличествует значительное число норм, делающих его антидемократичным и антиконституционным. Однако  развитие государственно-церковных отношений и религиозной ситуации в стране теперь во многом предопределялось нормами принятого закона. Не потребовалось много времени, чтобы убедиться в правоте тех. кто предупреждал о более тщательном и взвешенном подходе при разработке нового законодательства о свободе совести.

---