Религиозно-политический экстремизм и национальная безопасность на Северном Кавказе
Суслова Е. С. г. Ставрополь
Религиозно-политический экстремизм и национальная безопасность на Северном Кавказе
Процесс развития современной социально-политической ситуации на Северном Кавказе подвержен воздействию целого ряда внешних и внутренних дестабилизирующих факторов. К их числу, в частности, относятся возрастающее влияние ислама, его политизация и использование национальной самоидентификации северокавказских народов для разжигания националистических и сепаратистских настроений.
Одной из важнейших проблем на Северном Кавказе сегодня является наличие в регионе радикальных исламских объединений, деятельность которых оказывает значительное влияние на развитие социально-политической ситуации (в первую очередь, в северокавказском регионе) и зачастую создает угрозу безопасности Российской Федерации. Политизация ислама и вовлечение духовенства в политическую борьбу создают реальную угрозу возникновения межрелигиозных конфликтов, приводят к трансформации устоявшихся межнациональных отношений и проявлению крайних форм национализма и экстремизма.
При решении чисто практических проблем, связанных с природой религиозного экстремизма, возникают трудности
Важный аспект данной проблемы и в том, что современный религиозный экстремизм имеет определенную этнополитическую и этноконфессиональную основу1. Как отмечает В.С.Полосин, религиозный экстремизм — крайне расплывчатая категория. Если она имеет отношение к политике, тогда речь идет о политическом экстремизме, а не о религиозном. Если иметь в виду внутрирелигиозные процессы, то к ним термин «экстремизм» неприменим2. Поэтому, чтобы сразу было понятно, о чем пойдет речь, автор использует термин «религиозно-политический экстремизм».
Религиозно-политический экстремизм — это использование религиозного фактора (лозунга) для реализации политических интересов методами насилия, игнорирующими государственное и международное право. Религия в таком случае используется для идейного обоснования экстремистского выступления и выступает как средство, объединяющее и организующее экстремистов3. Наиболее распространенным методом, практикуемым религиозными и другими экстремистами, является вооруженный террор — подавление и устрашение противников вооруженными средствами, вплоть до физического уничтожения.
Автор данной работы старается избегать броских наименований и пытается разобраться, что происходит с исламскими движениями на Северном Кавказе, и какие именно явления представляют угрозу национальной безопасности на Северном Кавказе. Для понимания ситуации на Северном Кавказе большее значение имеет не терминологическая дискуссия, а содержательное наполнение всех терминов. Речь идет о разном определении одного феномена, о действиях и образе мыслей в его рамках одних и тех же людей и социальных групп4.
Практически никто из тех, кого российские СМИ именуют ваххабитами, не призывает изменить чеченский, дагестанский и т.д. ислам по образу и подобию аравийского. Однако на территории Северного Кавказа действовали и действуют представители саудовских организаций и отдельные миссионеры, причем последние действительно ведут пропаганду ваххабизма. Но даже жители сел Карамахи и Чабанмахи, которых чаще других именовали «ваххабитами», считали себя «просто мусульманами».
С одной стороны, ваххабизм в определенных условиях может развиваться в религиозно-политический экстремизм, с другой стороны, не с ваххабизма началось формирование исламского радикализма. А.Васильев уверен в том, что «фундаментализм и то, что называют »ваххабизмом«, для России … опасности не представляет»5.
Активные попытки по политизации ислама в регионе предпринимают региональные религиозно-политические объединения, которые в основном находятся на территории Чечни. Исламский политический экстремизм представлен различными организациями и движениями, использующими девиз возвращения к ценностям Корана для достижения своих политических целей. К таким региональным объединениям, прежде всего, относятся: Конгресс «Исламская нация», Организация Кавказской солидарности «Кавказский Дом», Организация Исламского Единства Кавказа, Конгресс народов Ичкерии и Дагестана, Исламский Джамаат Дагестана, Конфедерация народов Кавказа, Общероссийский культурный центр
К настоящему времени практически все объединяющие структуры, организации или партии, связанные с исламом, развалились. Но, судя по непрекращающимся хорошо организованным террористическим актам, некоторые из этих структур активно действуют в подполье.
Для всех вышеуказанных организаций присущи единая направленность, выверенные политические цели и задачи по объединению Чечни и Дагестана, а в последующем и других северокавказских республик, в единое исламское государство вне состава России. Собственно религиозный компонент в чеченском сопротивлении подпитывался извне. Возрождение ислама на Северном Кавказе получало финансовую поддержку
Конгресс народов Ичкерии и Дагестана был учрежден в апреле 1998 года, и, несмотря на публичные возражения руководства и народов Дагестана, принимал решения, прямо затрагивающие интересы народов Дагестана. Более того, отдельные лидеры этой организации подвергали сомнению легитимность существующей государственной власти в Республике Дагестан. В рамках данного Конгресса были образованы вооруженные силы. Несомненно, подобные действия имели и имеют тяжелые последствия для народов двух республик, так как, прикрываясь исламскими лозунгами, настроенные на экстремизм лица попытались ввергнуть их в междоусобицы.
Наиболее радикальные цели преследовал исламский Джамаат Дагестана, который квалифицировал отношения между данной организацией и пророссийским руководством Дагестана, как «военные со всеми вытекающими из этого обстоятельствами». Реализуя свои задачи в этом направлении, Джамаат считал необходимым «в полном объеме актвизировать исламский призыв и вести джихад против неверия и всех тех, кто его олицетворяет, до тех пор, пока слово Аллаха не утвердится на Земле». С этой целью на начальном этапе руководству Джамаата рекомендовалось «совершить хиджру». Иными словами, «переселиться в соседнюю Чечню к своим братьям по вере, где можно свободно и в безопасности исповедовать единобожие». Джамаат считал себя «единственно правильной и направляющей общиной, занимающейся исламским призывом и ведущей «джихад» по Дагестану на основании Корана и Сунны»6.
Как отметил дагестанский ученый Г.О. Османов, «важно обозначать разницу между ваххабизмом как экстремистским религиозно-политическим агрессивным течением и ваххабизмом как фундаменталистским учением, обращенным к первоосновам ислама»7, т.е. такой ваххабизм всегда может найти общую основу с некоторыми приверженцами »традиционного ислама«, которые »не прочь завладеть властью»8.
Наиболее опасным для российской государственной власти является религиозное антиправительственное подполье экстремистского толка, настроенное по отношению к России враждебно и практикующее крайние формы борьбы, в том числе и террористические. Представители этого подполья представляют собой наиболее активную часть исламского радикального движения.
Конечная цель у них одна — исламизация всего мусульманского населения и создание на территории Северного Кавказа независимого исламского государства «от моря до моря». Не отличаясь в стратегических установках, они используют различную тактику в своих действиях.
Трансформация нейтрального, а временами позитивного для СССР исламского фактора в «исламскую угрозу» произошло уже после распада СССР, и тому были следующие предпосылки:
- появление вдоль границ России независимых мусульманских государств;
- конфликты в так называемом исламо-христианском пограничье;
- исламское возрождение, частью которого является радикализация и политизация ислама;
- восстановление связей российских мусульман с зарубежными единоверцами.
В сознании части населения Северного Кавказа сложилась простая, доступная для восприятия обыкновенных мусульман парадигма исламских ценностей, некая матрица, на которую наложены представления о справедливом процветающем обществе, в котором они могут обрести личное благополучие и общую социальную стабильность.
Уже в Уголовном кодексе Чеченской Республики Ичкерия, утвержденном 08.07.96 г., обращают на себя внимание многочисленные отсылки к исламскому праву и нормам шариата, подлежащие непосредственному применению по уголовным делам. Невысокая активность правоохранительных органов Чеченской Республики, а также возможность руководствоваться в своих действиях адатами и нормами шариата диктовали жителям республики условия, в соответствии с которыми они предпринимали меры по освобождению своих родственников из рук преступников, была допущена возможность фактически внесудебных расправ потерпевших с преступниками.
Следует отметить, что инициатива в исламизации политической жизни общества в основном исходила от политического руководства республики, рассчитывающего с помощью этого укрепить свою власть. К такому решению их подталкивали и духовные лица, стремящиеся тем самым упрочить собственное влияние на власть и общество в целом. Идея построения в Чечне исламского государства первоначально была встречена с воодушевлением значительной частью чеченского населения, оно связывало с исламом возможность восстановления вековых национальных и религиозных традиций, обычаев — основы самоидентификации чеченского народа. Вероятно, поддержка
А когда президент Масхадов и его окружение уже через несколько месяцев после окончания войны столкнулись с нежеланием полевых командиров и тейповых старшин подчиняться власти Грозного, стало ясно, что навести хотя бы элементарный порядок в этих условиях можно лишь нетрадиционными способами. Единственной супертейповой основой, на которой можно было бы цивилизационно и идеологически сформировать государство, мог стать лишь ислам11. Тогда и встала в полном масштабе идея «исламского государства», где все регулирование — правовое, моральное, в целом социальное — осуществляется на основе шариата. Одно из первых заявлений Масхадова о перспективе создания исламского государства прозвучало 8 августа 1997 года12. Апелляция к традиционным национальным адатным и мусульманским ценностям явно не принесла бы успеха оппозиционным полевым командирам, но идея исламизации всех сфер общественной жизни, возвращения к принципам первоначального ислама времен Пророка Мухаммада оставалась пока невостребованной. Тем не менее, воинствующий политический фундаментализм, который развивался здесь в ваххабитском варианте с 1990 года13, позволял искоренить любое инакомыслие, в том числе традиционный религиозный уклад, заставить всех под лозунгом требований «чистого» ислама подчиняться беспрекословно. При этом никто не задумывался, что ваххабизм — доктрина в целом чуждая социально-культурным и политическим традициям чеченского общества, что она подрывала его основы, порождала вражду внутри самой Чечни. Ваххабизм выступает в роли заимствованной интернациональной религиозно-политической идеи, перед которой должны пасть ниц национальные начала, внесенные суфизмом14.
В условиях все обостряющейся борьбы за власть между президентом Масхадовым, полевыми командирами и отставными государственными деятелями, которых поддерживали, соответственно, традиционное суфийское и ваххабитское течения, особое значение приобрела мобилизация всех идейно-религиозных сил, средств и возможность легитимировать свои притязания на власть в качестве единственно верного носителя и защитника исламских ценностей. Но инициатива перешла к Масхадову: указом от 3 февраля 1999 года он ввел шариатское правление15. Решающий акт религиозно-политических преобразований — формирование по указу Масхадова исламского государственного совета — Шуры. Понимая, что они теряют инициативу, оппозиционеры в ответ срочно создали свою Шуру.
Из сказанного следует, что за духовно-религиозными противоречиями скрываются вполне реальные политические интересы. Правительство с его суфийским этническим исламом ориентировалось на создание и укрепление прежде всего чеченской государственности, независимой и от Москвы, и от арабских режимов, и от западных государств. Антимасхадовские силы явно рассчитывали на содействие исламистских режимов, для чего демонстрировали свои крайние антироссийские настроения и стремление влиться во всемирную мусульманскую общину, сохранив лишь отдельные этноконфессиональные особенности16.
Для остальных чеченских лидеров апелляция к исламу есть форма выражения этнонационализма, сепаратизма и, наконец, инструмент для реализации таких практических задач, как выход к Каспийскому морю, установление контроля над нефтепроводом, получение большей финансовой поддержки
Контртеррористическая операция в Чечне и Дагестане означала бесславный конец эксперимента с созданием исламского государства на территории Российской Федерации, а заодно и поставила вопрос о выживании, вплоть до физического, самих инициаторов взращивания исламизма на чеченской земле.
Вслед за Чечней и в Дагестане борьба с движениями, использующими лозунги радикального ислама, приобрела форму острого противостояния между официальными властями и оппозицией. Дагестан, как и Чечня, переживал острый политический и социально-экономический кризис17.
В своем большинстве ваххабиты функционировали группами в различных населенных пунктах Дагестана. Они противопоставляли себя традиционно верующим, что часто приводило к напряженности. Только на юге Буйнакского района ваххабитам удалось полностью взять под контроль общины сел Карамахи, Чанкурбе и Кадара, которые представляют один джамаат. Соединение джамаатской социальной структуры с идеологией ваххабизма привело к резкому усилению здесь позиций ваххабитов и возникновению прямого противостояния их с властью. Критика ваххабитами традиционного исламского духовенства не только возбуждала сильную вражду между религиозными направлениями, но и радикализировала позиции деятелей тарикатистского ислама. Почти на всей территории Северного Кавказа (кроме Чечни) обращение к салафийе обусловлено социальной и религиозной мотивацией. Только в Чечне первичным толчком к этому послужила борьба за независимость.
К началу 1998 года противостояние «Кадарской зоны» и официального Дагестана стало постоянным. Понимая, что столкновение практически неизбежно, салафитские джамааты «мятежных сел» (по утверждению очевидцев и согласно мнению некоторых специалистов, к этому времени ваххабиты и сочувствующие им уже составляли там большинство18) провозгласили Карамахи, Чабанмахи и Кадар «исламской территорией, управляемой нормами шариата», т.е. фактически создали своего рода исламское мини-государство, просуществовавшее до осени 1999 года.
Главный расчет строился все же не на создании единого исламского государства, а на дезорганизации общества и политических структур внутри Дагестана, что позволило бы ваххабитам установить собственный контроль над некоторыми районами, где и могло быть провозглашено исламское государство. Что было и сделано.
Фундаменталистское (салафитское) движение и идеология не образуют на Северном Кавказе единого массива. Сосредоточено оно преимущественно в Дагестане и Чечне, здесь имеется значительное количество мечетей и медресе, в которых проповедуются фундаменталистские идеи. В Дагестане и прилегающей части Ставропольского края сторонники ваххабизма есть среди мусульман разных этносов, например, ногайцев- ханафитов и даргинцев-шафиитов. Но, как правило, конфликты происходят преимущественно между местными властями и этническими группировками по конкретным поводам.
Население северокавказских республик, убедившись на примере Чечни и Дагестана, что радикализация ислама может привести к дестабилизации общей обстановки, в основном отказывается поддерживать салафитские лозунги. Об их непопулярности свидетельствует тот факт, что ни один из серьезных политиков или влиятельных духовных лиц в западной части Северного Кавказа не стремится разыграть карту исламского радикализма.
Нельзя исключать также возможности того, что в ходе одного из конфликтов в Кабардино-Балкарии или в Карачаево-Черкесии у одной из противостоящих сторон возникнет соблазн прибегнуть к исламу, как к средству для достижения своих целей. А пока в этих республиках ярлык ваххабитов навешивают заурядным уголовникам, чьи действия никоим образом не связаны с исламом, или просто людям, которые оказались неугодными властям.
После принятия осенью 1997 года Госсоветом Дагестана ряда жестких мер, направленных на пресечение экстремистской деятельности «ваххабитов» (в первую очередь — поправок к Закону РД «О религии»), а также после нападения исламских террористов в декабре того же года на воинскую часть в Буйнакске, М.Багауддин и его ближайшие сторонники были вынуждены перебраться в Чечню (совершить «хиджру»). Там в Урус-Мартане они активно занимались религиозно-идеологической и военной подготовкой молодых дагестанских «исламистов», рекрутируемых в так называемую повстанческую армию имама. Дагестанские «ваххабиты« приняли самое активное участие в вооруженных действиях на территории Дагестана в августе-сентябре 1999 года. В.Акаев утверждает, что сами чеченцы составляли лишь четверть в »армии вторжения»19.
У большинства тех, кто причисляет себя к ваххабитам в Чечне, собственно религиозная, исламская идентификация вторична по отношению к политическим установкам. Здесь политика «пробудила» религию. Лидерами ваххабитского течения в Чечне являются светские политики, и апелляция к ваххабизму служит конкретной цели — провозглашению национальной независимости.
Само движение в ходе полемики с мусульманами-традиционалистами и властями
Важно разобраться в идеологии исламского движения на Северном Кавказе, в том, насколько оно органично вписывается в феномен политизации ислама во всем мусульманском мире.
Успешному наполнению радикально-фундаменталистских идей элементами экстремизма способствовала также проводимая в Чечне военная операция, которая преподносится идеологами сепаратистов как война христианско-иудейской России против мусульман Кавказа.
Организация ваххабитского движения на Северном Кавказе довольно проста. Каждую общину (джамаат) возглавляет амир — человек, руководящий как религиозной, так и общественной жизнью общины. Джамааты, как правило, не объединены, каждый из них фактически автономен.
Однако их джамаат обычно выделяется из джамаата того населенного пункта, где они живут. У «ваххабитов» в регионе нет какой-либо объединяющей организации или партии, создававшиеся ранее структуры практически все к настоящему времени развалились.
В то же время, все «ваххабитские» общины знают о существовании друг друга и контактируют.
Каждая «ваххабитская» община старается обзавестись двумя немаловажными исламскими институтами — школой при мечети (медресе) и шариатским судом20. Удельный вес их в числе остальных мусульман относительно невелик, однако уровень их активности непропорционально высок.
Требование постоянной готовности к вооруженной борьбе вызвало к жизни невиданное ранее явление, «спорт в мечети». Часть помещения в некоторых ваххабитских мечетях стала оборудоваться наподобие спортивного зала. То есть член джамаата мог одновременно с молитвой также укреплять и свою физическую форму. В военных лагерях ваххабитов также были неотделимы друг от друга обучение религии и физическая подготовка вкупе с военной. Например, в учебном центре, расположенном в селе Чабанмахи, новичков в течение трех недель обучали религиозным дисциплинам, после чего проводилась усиленная боевая подготовка21.
Одним их поводов для разговоров о сохраняющейся общекавказской угрозе, о наличии попыток вернуться к идее исламского государства, является существование в разных частях региона лагерей «муджахедов», в которых сочетается боевая и религиозная подготовка.
Нельзя не признать, что в этих лагерях скрываются или набираются опыта криминальные элементы. Там незаконно хранятся оружие и боеприпасы, а находящиеся в лагерях лица являются нарушителями закона. Это обстоятельство позволяет властям бороться против исламских радикалов в контексте общей борьбы с преступностью.
Тем не менее, нельзя не признать, что десятки, а то и сотни выпускников этих лагерей вливаются в чеченские вооруженные формирования и могут служить для чеченской пропаганды в качестве примера сотрудничества между ваххабитами всего Северного Кавказа. Участие в боевых действиях представителей различных этносов позволяет представлять чеченский сепаратизм как общекавказский джихад против России.
Практически единственной оппозиционной силой против беспредела власти лидеров этнического криминалитета стали исламские фундаменталисты — сторонники умеренного крыла ваххабитов, провозгласившие и реализовавшие идеи исламского самоуправления в нескольких селах Дагестана. Более того, исламисты стали единственной деятельной оппозицией, способной защитить себя и реально противостоять криминальной власти любыми средствами, в том числе вооруженными. Военный разгром ваххабитских селений Карамахи и Чабанмахи — это не частная, а стратегическая политическая ошибка Федерального Центра, которая обусловила значительное углубление внутриполитического и этноконфессионального кризиса в республике22.
Запрет в сентябре 1999 года ваххабизма в Дагестане никоим образом не изменил внутреннюю ситуацию в республике и, во всяком случае, не привел к улучшению экономического положения той части населения, которая действительно полагает, что выход из кризиса лежит в русле ислама.
Представление о том, что для противодействия исламскому экстремизму достаточно простого запрета ваххабизма — иллюзия. Очевидно, не даст окончательного эффекта и строгое применение уже имеющегося законодательства. Всестороннее решение этой проблемы требует проведения последовательной государственной политики по отношению к исламу, ориентированной на поддержку объективных и полных знаний о нем, иных, нежели экстремистских, ценностей и целей шариата. Крайне важно выдвинуть идейную альтернативу взглядам экстремистов в рамках самого ислама. Решение этой задачи по степени важности действительно становится вопросом государственной политики23.
Распространение на Северном Кавказе экстремизма, обрамленного религиозными идеями, в частности идеей джихада, постепенно меняет облик традиционного ислама, порождает внутриконфессиональный конфликт, подрывает традиционную культуру, грозит безопасности жителей региона.
Из включенных в настоящую статью материалов можно заключить, что желание создать исламское государство не способствует укреплению общества и процессу государственного строительства или же экономического развития Северного Кавказа.