Глава  II

  Религиозная политика в Третьем Рейхе и на оккупированной советской территории

Адольф Гитлер, ты наш вождь,
Имя твое наводит трепет на врагов,
Да приидет Третья империя твоя,
И да осуществится воля твоя на земле.

Из листовки-молитвы

С момента прихода к власти Адольф Гитлер уделял самое пристальное внимание формированию политики государства и национал-социалисти-ческой германской рабочей партии (НСДАП) в отношении действовавших на территории Германии разнообразных религиозных организаций.

В соответствии с указом А. Гитлера от 16 июля 1935 г создается рейхсминистерство церковных дел, призванное стать основным государственным органов в деле реализации религиозной политики нацистов. Главой его был назначен А. Керл, бывший до этого прусским министром юстиции и одновременно рейхсминистром без портфеля. С осени 1935 г. министерство с особой активностью обращается к проблемам существования на территории Рейха православных общин различных юрисдикций.

Однако реальной силой в осуществлении замыслов фюрера были структуры, создаваемые в системе спецведомств. Прежде всего, следует упомянуть Гестапо – тайную государственную полицию, созданную в 1933 г. С 1936 г. это ведомство возглавил Генрих Гиммлер и основной его задачей было расследование деятельности всех враждебных нацистскому государству сил на территории империи. Подразумевалось, что таковые могут оказаться и в религиозной среде. Поэтому объектами наблюдения со стороны Гестапо стали религиозные организации и их руководители, духовенство, активные верующие-миряне.

После образования в 1939 г. Главного управления имперской безопасности (РСХА) Гестапо вошло в его состав в качестве IV  управления. Возглавил и руководил им до конца Третьего рейха Генрих Мюллер. Одной из структурных единиц Управления был отдел («церковный реферат»), непосредственной функцией которого был надзор за политической деятельностью католической и протестантских церквей, религиозных сект, иудейских организаций и франкмасонов. Другие отделы Гестапо, ведавшие делами на оккупированной территории и контрразведкой, также входили в непосредственный контакт и использовали в своей работе служителей культа. Добавим, что касательство к религиозно-церковным организациям имели и такие структуры, как СД – служба безопасности СС, разведывательное управление СС, а также Зипо – полиция безопасности.

Об отношении РСХА к церковным организациям можно судить на основании материалов, по которым обучались его сотрудники. В одном из них к числу «первоочередных мировоззренческих врагов» национал-социализма причислялись: евреи, церковь, масонство, марксизм, либерализм. И далее «церковь» характеризуется следующим образом:

«Она постоянно стремится к мировому господству. Христиан-ство, которое основывается на Ветхом и Новом Завете, было взято из еврейской религии. Христианское мировоззрение проистекает из переднеазиатской расовой души, а не исходит из естественных ценностей народа. Также, в отличие от национал-социализма, оно не знает рас, а его пароль гласит: перед Богом все люди равны, и к тому же исходной точкой считается еврейство. Как и другие наши враги, церковь борется всеми имеющимися в ее распоряжении средствами с национал-социализмом и его организациями, заодно с еврейскими, капиталистическими и большевистскими режимами, чтобы уничтожить наш народ. Тем не менее, под гениальным руководством нашего великого фюрера победа будет нашей»  .

Ус илия всех этих ведомств внутри Германии и за её пределами сосредотачивались по двум направлениям: -

•  разрушение (внутреннее и внешнее) сложившихся традиционных устойчивых церковных структур, «атомизация» конфессий и церквей

•  тотальный контроль за всеми проявлениями религиозной жизни.

В соответствии с этим, ставились практические задачи: негласное наблюдение за религиозными организациями всех направлений, изучение настроений духовенства и верующих, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры, вербовка агентуры из среды священно- и церковнослужителей, продвижение «нужных людей» на различные иерархические должности, а также в церковных и общественных фондах, комитетах и т.   п. Как можно судить на основании доступных источников, практически во всех странах Европы и во всех крупных конфессиональных организациях действовала широко разветвленная агентурная сеть спецведомств Германии.

В программе НСДАП присутствовал и специальный пункт (24), которым провозглашалась свобода религии. Он звучал так: «Свобода вероисповедания, за исключением религий опасных для германской расы; партия не связывает себя с каким-либо исключительным вероучением, но борется с еврейским материализмом».

Определяющую роль в формировании партийной точки зрения на религию играл фюрер. Несмотря на то, что Гитлер родился в католической семье, он весьма рано отверг и религию в целом, и христианство, в частности. Позднее он сформулировал свое негативное отношение к христианству в специальных положениях, изложенных в Энциклопедии Третьего рейха следующим образом:

«1. Христианство - это религия, защищающая слабых и униженных.

2. По своему происхождению эта религия - еврейская, вынуждавшая людей «гнуть спину по звуку церковного колокола и ползти к кресту чуждого Бога».

3. Христианство зародилось 2000 лет назад среди больных, изможденных и отчаявшихся людей, потерявших веру в жизнь.

4. Христианские догматы прощения греха, воскрешения и спасения являются откровенной чепухой.

5. Христианское сострадание - опасная негерманская идея.

6. Христианская любовь к ближнему есть глупость, поскольку любовь парализует человека.

7. Христианская идея всеобщего равенства защищает расово неполноценных, больных, слабых и убогих»  .

В соответствии с партийными установками на территории Рейха взят был курс на планомерное уничтожение «неполноценных» людей и религий. В частности, это можно проследить на судьбе объединений Свидетелей Иеговы. В начале 30-х годов в них насчитывалось более 20   тысяч человек. Все они объявлялись врагами нации, государства и общества, а вероучение этой религиозной организации – «опасным для германской расы». Не случайно в немецком выпуске журнала Свидетелей Иеговы «Золотой век» (1929   г.) прямо говорилось: «Национал-социализм – это… движение, которое действует, …напрямую служа врагу человечества, Дьяволу»   . В октябре 1933 года Свидетели Иеговы со всего мира направили письма протеста и телеграммы Адольфу Гитлеру, в которых требовали: «Прекратите преследовать Свидетелей Иеговы, иначе Бог уничтожит Вас и вашу партию». Гитлер был взбешен и пронзительно кричал: «Я истреблю это отродье в Германии!». В 1934   году от имени всех собраний Свидетелей Иеговы в Германии гитлеровскому правительству было направлено письмо, в котором говорилось: «Ваш закон прямо противоречит закону Бога… Поэтому знайте, что мы любой ценой будем следовать заповедям Бога, будем собираться для изучения Его Слова и будем поклоняться и служить Ему, как Он заповедовал»  . В 1938 году в брошюре «Смотреть в лицо фактам» Свидетели Иеговы обращались к правителям: «Мы должны сказать правду и дать предупреждение. Мы убеждены, что тоталитарное государство… это дело рук Сатаны и служит подменой Божьего Царства»   .

В годы нацизма многие и многие тысячи верующих оказались в концентрационных лагерях, принуждены были скрываться или бежать из Европы. В концлагерях Свидетели Иеговы были выделены в особую категорию узников, на их лагерной одежде был нашит лиловый треугольник. Узники с таким знаком могли выйти на свободу, если подписывали документ об отречении от своей веры. Но на это пошли единицы. С 1933 по 1945 годы в Германии почти 10 тысяч Свидетелей Иеговы стали жертвами нацизма, 6 тысяч из них были заключены в концлагеря и 2 тысячи там погибли. Более 250 человек были казнены за отказ служить в армии.

У нацистской партии были секретные планы «строительства» новой религии и национальной государственной церкви Германии. Они относились как к территории собственно Рейха, так и к вновь завоеванным территориям. Более или менее оформленный вид они приобрели в 1939 г. В их основу положена расовая теория, через призму которой рассматриваются и проблемы религиозных свобод. Применительно к внутренней политики партии ставилась задача борьбы с «церковью». Очевидно, что под этим термином понимались все действовавшие на тот момент религиозные организации, а не только какая-либо одна конкретная религиозная организация, хотя конкретно назывались Католическая и Протестантские церкви. Их место должна была занять «государственная религия», свободная от «недостатков» христианства. Она должна быть такой, какой ее знали в Древней Греции – соединение музыкально-спортивных мероприятий и государственных праздников и выражаться она должна была в форме торжественных представлений, соревнований и государственных актов. По мысли идеологов партии, эта религия должна опираться на «германско-нордическое движение», поддержку которому необходимо оказывать скрытно, постепенно внедряя присущие ей обряды и в частную жизнь граждан. Основными методами борьбы с другими религиозными организациями объявлялись: внедрение в религиозные организации «доверенных лиц» – шпионов и агентов, внесение разделения и борьбы групп в религиозных организациях. Кроме того, максимально следовало привлечь науку, искусство, образование.

Предполагалось, что уже через 10–15   лет будет достигнута некая промежуточная цель, содержание которой видилось следующим:

  «Последовательно воспитанная в национал-социалистическом духе молодежь сменит тесно связанное с церковью старое поколение, которое отомрет. Отдельные религиозные сообщества окажутся соразмерными соответствующей степени их церковно-ортодоксальной сущности с незначительным числом сторонников:

а) связанная с Римом Католическая церковь будет отсечена от молодежи;

b ) Католическая национальная церковь возродится на принципе национальной чести и обязательного признания важности значения национальной и расовой исключительности;

c ) Протестантская германская церковь отстаивает арийское христианство (основной элемент: вера в Бога-Отца и в божественное происхождение людей) и, наряду с этим, видит в Христе образ героя;

d ) государство признает германско-нордическое религиозное движение. Оно базируется на исторически обновленной, свободной от христианства, германской религии и развивает соответствующие государственной религии религиозные формы в частной жизни»  .

  Окончательная же реализации нацистского плана «строительства религии и церкви» ожидалась через 25 лет. Тогда «новая» религия объявляется государственной, т.   е. обязательной для всех граждан. В ней не будет духовенства, речи будут произносить только «национальные государственные ораторы», являющиеся государственными служащими. Иконы, кресты и другие предметы культа будут вынесены из храмов. Будут отвергнуты многие из христианских таинств и обрядов; запрещена Библия и иная христианская богослужебная и религиозная литература; закрыты религиозные учебные заведения. Повсюду в молитвенных помещениях будет изображена свастика. На алтарь вместо Библии положена будет «Майн Кампф», а слева от нее – меч.

О намерении распространения «новой религии» речь идет и в документах, которые распространялись на оккупированной территории. Так, в директиве Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 г. признавалось необходимым дать населению какую-то форму религии, воспретить всем священнослужителям вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания, одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии, после соответствующего обучения, «толковать народу свободную от еврейского влияния религию». После этого «зараженные еврейскими догматами» церкви могли быть закрыты. Под «зараженными церквами» нацистские теоретики подразумевали, прежде всего, церкви христианские, а также и иудейскую религию   .

Возвращаясь к практике вновь созданного министерства церковных дел, выделим такое ее направление, как объединение («унификация») православных приходов, действовавших на территории Рейха и принадлежавших к различным церковным юрисдикциям: Русская православная церковь за границей (центр в г. Сремские Карловцы), Временный экзархат Вселенского патриарха на территории Европы (г. Париж), Московский патриархат (Москва).

В качестве «ядра» нового церковного объединения власть полагала Русскую Зарубежную церковь. Это в большей мере объяснялось свойственными руководителям и активу Церкви политическими взглядами – активные антисоветизм, антикоммунизм, клерикализм.

Министр А. Керл в докладной записке министру-президенту Пруссии Г. Герингу в феврале 1936 г. писал: «Для немецких условий регулирование означало бы, что митрополит Евлогий больше не мог бы оказывать прямого воздействия на евлогианские общины в Германии и что русская эмиграция в Германии собралась бы в рамках одной Православной церкви в случае, если бы ей предоставили необходимую организацию и государственное признание»  . Через такого рода шаги власти надеялись иметь возможность воздействовать на русскую эмиграцию в политическом, экономическом, церковном и культурном отношениях, обеспечив в конечном итоге политическую лояльность русской эмиграции в целом.

В марте 1936 г. Прусское правительство предоставило Берлинской и Германской епархии Зарубежной церкви статус корпорации публичного права и принят был ее Устав. Таким образом, она приобрела то же правовое положение, что и Католическая, и Лютеранские церкви в 1933 г.

С этого времени политика «унификации» приобрела еще большую агрессивность по отношению к православным приходам иных юрисдикций. Эта политика натолкнулась на резко негативное отношение со стороны «евлогиан». В одном из писем митрополита Евлогия (Георгиевского) старосте православного прихода в Дрездене читаем: «мы совершенно лояльны правительству, мы благодарны ему за оказанный нам, русским эмигрантам, приют, но мы не можем ломать, менять своих церковных убеждений. И мы питаем надежду, что над нашей церковной совестью и совестью наших прихожан не будет произведено насильственное давление. Прихожане наши имеют свои взгляды, и мы не можем говорить им против нашей совести и их совести. Об этой свободе совести я всегда говорил и теперь открыто говорю. Мы никакого насилия делать не хотим и вправе ожидать, что и с нами не будет этого насилия»  .

В дальнейшем положение евлогианских приходов на территории Берлинской и Германской епархии было урегулировано Соглашением между архиепископом Серафимом (Ляде) и епископом Бельским Сергием (Королевым) в ноябре 1939 г.

В 1938–1939 гг. в связи с расширением территории Рейха юрисдикция Германской епархии при поддержке, прежде всего, министерства церковных дел распространилась на православные приходы в Австрии, Чехии, Бельгии, Люксембурге, Лотарингии, Словакии, Венгрии. Во главе епархии в 1938 г. был назначен епископ Потсдамский Серафим (Ляде) с титулом епископ Берлинский и Германский. Кандидатура оказалась весьма подходящая и устраивающая всех – немец по национальности, имел германское гражданство, пользовался уважением всей русской церковной эмиграции в Третьем Рейхе, обладал спокойным характером.

Однако надежда министерства создать на территории Рейха влиятельный православный центр (некую наднациональную православную церковь) и использовать его в целях осуществления политических целей Рейха не реализовалась. Она вступала в противоречие с тогдашними планами руководства Рейха по децентрализации православного мира и поддержке самостоятельных и независимых национальных православных церквей на вновь оккупированных территориях. Так, после падения Польши единая Православная церковь была раздроблена на церковные организации по национальному признаку (русские, польские, украинские). Внимание обращалось и на другие Православные церкви – Болгарскую, Греческую, Сербскую, Румынскую. Их стремились также включить в орбиту влияния Рейха.

Еще до начала реализации своего плана « drang nah Osten » спецслужбы нацистской Германии вели поиск возможностей оказывать влияние и на религиозные организации в СССР, и на зарубежные русские православные приходы. До 1941 г. усилия были направлены в основном на Русскую православную церковь за рубежом – религиозную организацию, возникшую в начале 20-х гг. на базе православных приходов, располагавшихся в Западной Европе, и руководимых иерархами, покинувшими Советскую Россию в годы гражданской войны или сразу после ее окончания. По своим политическим взглядам тогдашний глава Архиерейского синода Русской православной церкви за рубежом митрополит Анастасий (Грибановский) и другие иерархи были среди тех представителей русской эмиграции, которых не покидала надежда на крах коммунизма, падение ненавистных им советской власти и «Совдепии». Это, естественно, учитывалось Гитлером, и потому особых препятствий деятельности этой церкви на территории Германии не чинилось.

К примеру, 12 июня 1938 г. митрополит Анастасий в благодарственном адресе Гитлеру за помощь, которая была оказана германскими властями в ремонте православных храмов в Германии, писал: «Лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду. Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под этим рабством, ожидающий своего освобождения, постоянно возносит к Богу молитвы, чтобы Он сохранил Вас и дал Вам Свою всесильную помощь»  .

С началом второй мировой войны Русская православная церковь за рубежом, как и в целом антисоветски настроенная часть русской эмиграции, достижение своих политических целей и осуществление надежд на возвращение в Россию увязывала с ходом войны, с перенесением военных действий на территорию СССР.

1 сентября 1939 г. епископ Серафим (Ляде) в послании к пастве выразил политическое отношение Церкви к начавшейся Второй мировой войне. Вопреки реальным историческим обстоятельствам, предшествовавшим войне, глава епархии возложил ответственность за войну и неизбежно ей сопутствующие страдания многих тысяч людей, не на Германию, а на «кровавые силы, которые двадцать лет назад предприняли попытку санкционировать главенство и власть люмпенов, а побежденных обречь на бессилие, нужду и гибель, и этим попрали самым бесцеремонным образом Божественную и человеческую справедливость». Епископ призвал паству «доказать на деле свою благодарность Германскому правительству и германскому народу за пристанище, сочувствие и за все то хорошее , что они нашли в этой стране», что должно было вылиться в оказание всемерной помощи «жертвам кровопролития» и самоотверженное выполнение воинского долга православными, сражающимися в рядах Германской армии»  .

3 сентября 1939 г. представители русской эмиграции в Югославии, собравшись для обсуждения сложившегося положения в Европе, писали в обращении к великому князю Владимиру Кирилловичу:

«Опять решаются судьбы народов. Начавшаяся жестокая война может выдвинуть вопрос о судьбе русского народа, о судьбе нашей настрадавшейся Родины. Ход развертывающихся событий будет нас держать в наивысшем напряжении, и русская эмиграция за рубежом не имеет права не пользоваться могущим представиться случаем, чтобы подвигнуть дорогое нам русское национальное дело. Мы можем и должны рассчитывать на самих себя и на те народные силы «там», которые сохранили в душах своих чувство любви ко всему родному и русскому »  .

Тогда же председатель Архиерейского синода Русской православной церкви за границей митрополит Анастасий (Грибановский) в письме королю Сербии выразил верноподданнические чувства к королевской династии Сербии и просил считать русских эмигрантов в полном распоряжении верховной королевской власти и королевского правительства:

« Разразившаяся над Европой буря, угрожающая неисчислимыми бедствиями человечеству, побудила русскую эмиграцию, в лице представителей ее национальных организаций, собраться в здании бывшей императорской Российской миссии, чтобы высказать одушевляющие ее чувства по отношению к Югославии, стране приютившей и давшей нам братское гостеприимство в годины наших величайших бедствий. Развивающиеся в Европе и во всем мире события будут иметь отголоски во всех странах и государствах и могут иметь решающие последствия в судьбах нашей Родины – России.

В сознании важности переживаемой минуты, русская эмиграция, как ветвь русского народа, почитает своим долгом просить принять ее выражение верноподданности Его Величеству, королю Петру II -му и Вашему королевскому высочеству и готовность каждого из нас, считая, как и 25 лет тому назад, жизненные интересы национальной России тождественными с жизненными интересами южных славян, быть в полном распоряжении Верховной королевской власти и королевского правительств»   .

Эту же позицию глава Церкви еще раз выразил в ноябре 1939 года в Послании по случаю очередной годовщины Октябрьской революции  .

Нападение фашистской Германии 22 июня 1941 г. на Советский Союз было расценено иерархией и духовенством Церкви, политически активными мирянами как первый шаг на пути к «освобождению» России . Официальный орган Архиерейского синода излагал позицию Церкви вполне определенно: «По всему земному шару Русская зарубежная церковь с напряженным вниманием следит за ходом войны на Востоке, молитвенно поддерживая самоотверженных бойцов против безбожников и всегда готовая по мере своих сил и возможностей помогать этой борьбе»  .

На таком понимании своей «патриотической миссии» эта Церковь оставалась и в последующие военные годы. Митрополит Анастасий стремится получить от немецких властей разрешение прибыть в Берлин, чтобы, как он писал, иметь возможность «поддержать крестовый поход фюрера против коммунизма», способствовать «восстановлению в освобожденных местностях угнетаемой церковной жизни» и вступить «в непосредственный контакт с руководящими персонами и учреждениями, от которых зависит восстановление жизни в освобожденной России»  .

В день вероломного вторжения фашистов на советскую землю 22 июня 1941 г. архиепископ Берлинский и Германский Серафим (Ляде) в послании к пастве выразил свою личную, епископата и мирян позицию к новой политической ситуации. Ее нельзя и невозможно трактовать как-то иначе, нежели призыв к единению с фашистами в «крестовом походе» против народов Советского Союза, пресмыкательство перед «христолюбивым вождем германского народа» и Иудину радость предательства интересов соотечественников и Отчизны. День, ставший прелюдией к четырехлетним неимоверным мучениям, жертвам и страданиям многомиллионного населения Советского Союза, в том числе и миллионов православных верующих, объявляется Днем свершения Божественной справедливости и предначертания, Пасхального утра и Триумфа Божественной правды. Митрополит Серафим фактически призывал свою паству к братоубийству:

«Будьте участниками новой борьбы, так как это – и ваша борьба, продолжение той борьбы, которая уже была начата вами в 1917 году, но трагически закончилась, главным образом, вследствие предательства тех бывших ваших союзников, которые теперь направили свое оружие против германского народа. Каждый из вас может найти свое место в новом антибольшевистском фронте. Каждый может приложить свои силы, чтобы содействовать свержению советской власти и освобождению Родины от красной диктатуры. Пусть каждый найдет свое место на новом поприще борьбы и служения Родине. Используйте любую возможность, чтобы превратить ваши антибольшевистские убеждения и настрой, и вашу любовь к Родине в активные, героические и исполненные готовности к жертвам поступки»  * .

  Свою позицию архиепископ Серафим конкретизировал при открытии епархиального собрания 29–31 января 1942 г., на котором обсуждались возможности, формы деятельности и предложения по сотрудничеству с властями, как на территории Рейха, так и на восточных, вновь завоеванных областях:

  «Если бы победил большевизм, нашей Церкви и нашей культуре предстояла бы новая Голгофа, и тогда не стоило бы уже думать ни о каком спасении. Поэтому мы можем стоять только на стороне антибольшевистских держав. Во главе этих держав стоит Германия. Поэтому мы должны молиться о победе германского оружия и поддерживать германскую армию независимо от того, каковы намерения и цели Германии в отношении России. С религиозной и национальной точки зрения в первую очередь важно, чтобы наша Православная церковь снова получила свободу, а верующий народ – вновь получил возможность открыто исповедовать свою веру и жить по ней. Это, однако, возможно только, если большевизм и демоническая советская власть будут свергнуты. Во всем остальном мы должны положиться на Бога и предоставить разрешение вопросов будущего Провидению »  .

Митрополит Серафим полон надежд, что вместе с наступавшими немецкими войсками на оккупированную территорию СССР сможет проникнуть и духовенство Зарубежной церкви, чтобы вести там «религиозное просвещение и душепопечительное окормление находящихся в плену красноармейцев», присоединить к Германской епархии православные приходы на вновь завоеванных восточных территориях. С просьбой об этом он обращается в отдел военнопленных Верховного командования Вермахта.

Карловацкая церковь в ожидании своего «торжественного въезда» на территорию Советского Союза разрабатывала план восстановления организации высшей церковной власти в СССР. Прослеживается по документам, что его обсуждение продолжалось вплоть до лета 1942 г. Мысля себя уже на территории СССР, Зарубежная церковь вынашивала и планы действий в отношении тех или иных групп в русском православии. К числу схизматических организаций отнесены были обновленцы, липковцы, григорьевцы, с которыми не могло быть никаких контактов. Категорически неприемлемы были и какие-либо отношения с митрополитом Сергием (Страгородским), который, как считали карловчане, изменил «православной вере в форме компромисса с безбожниками и подчинении им Церкви». Отказано было и в праве какой-либо другой Православной автокефальной церкви, например, Константинопольской, участвовать в «устроении церковных дел в России». Единственной силой, могущей разрешить вопрос о высшем церковном управлении в России, называлась Зарубежная церковь , а ее глава митрополит Анастасий должен был стать временным местоблюстителем патриаршего престола, с поручением сформировать патриарший Синод и подготовить проведение Поместного собора ( в Ростове или в Ставрополе) для избрания патриарха Московского и всея Руси  * .

Но этим надеждам Зарубежной церкви не суждено было сбыться. С нападением Германии на Советский Союз положение Германской епархии меняется. Первую скрипку в формировании религиозной политики стали играть Партийная канцелярия и Главное управление имперской безопасности, изначально враждебные русскому православию. Всевозможные стеснения и ограничения коснулись различных сторон церковной жизни: выдача муки и вина, изготовление церковных свечей, присутствие во время богослужений агентов Гестапо, обыски в молитвенных и церковных домах, обвинения в антигерманских настроениях и деятельности членов православных общин. Прежний курс на формирование самостоятельной Германской православной церкви был отринут, уступая место политике поддержания центробежных сил в православии, и всяческого разграничения Зарубежной церкви, как церкви эмигрантов, от возрождающейся на советской оккупированной территории Русской церкви .

Не оправдались и ожидания митрополита Анастасия оказаться в Берлине и затем с помощью немецких властей стать главой всей Русской православной церкви. «Виной» тому стала позиция германских властей, посчитавших политически более выгодным не допускать эмигрантское духовенство на советскую территорию, где у него не было серьезной социальной поддержки. Они понадеялись на то, что православное духовенство и верующие «тихоновской» ориентации, якобы, обладают достаточным запасом ненависти к коммунизму и советской власти, и потому окажут содействие немецкой армии в выполнении ее «исторической миссии» – разгроме и уничтожении Русского государства, русского народа.

Карловакам не дали возможности окормлять советских военнопленных на немецкой территории, не разрешили открыть теологическую школу, выезжать в оккупированную зону. Они смогли лишь добиться разрешения организовать снабжение оккупированных советских территорий религиозной литературой, церковной утварью и иным необходимым для богослужения имуществом .

На оккупированной советской территории в качестве основного органа управления планировалось создание рейхсминистерства Восточных земель. Через месяц после начала войны во главе его был поставлен Альфред Розенберг – идеолог нацистской партии, непосредственно занимавшийся церковными вопросами и являвшийся руководителем внешнеполитической службы НСДАП. По мере продвижения немецких войск все далее на восток оккупированные территории отдавались под его контроль. На министерство возлагалась задача общего руководства проведением в жизнь религиозной политики нацистов. В этих целях в министерстве была создана специальная группа религиозной политики под руководством К. Розенфельдера. Ее сотрудники регулярно выезжали на территории рейхскомиссариатств для ознакомления с религиозной ситуацией, подготавливали аналитические материалы, вносили конкретные предложения по проведению тех или других мероприятий в церковной среде.

На вновь завоеванных восточных территориях создавались новые административно-территориальные образования – рейхскомиссариты. 1 сентября 1941 г. были созданы рейхскомиссариаты – «Остланд» во главе с Х. Лозе и «Украина» во главе с Э. Кохом. Они, в свою очередь, делились на округа, области, районы, уезды и волости. Через эти органы управления министерство намеревалось также реализовывать свое видение церковной политики на Востоке. Однако возможности воздействия министерства были довольно ограниченными, в том числе и по причине того, что Кох и Лозе по партийной линии подчинялись непосредственно М. Борману и исполняли, прежде всего, его указания. К этому добавлялся и тот факт, что мероприятия по церковной линии здесь зачастую осуществлялись по прямому указанию А. Гитлера, М.   Бормана, и таких ведомств, как Главное управление имперской безопасности.

В стремлении взять под контроль деятельность религиозных организаций оккупационные власти при городских управах создавали отделы по руководству церковными делами. Их деятельность включала в себя подбор церковных кадров, организацию работы церквей, составление расписания церковных служб и т.   п. Стоит отметить, что в рейхскомиссариатствах по-разному относились к Русской православной церкви. В Остланде обстановка для нее была более благоприятной, что в значительной мере объяснялось терпимым отношением к ней Х.   Лозе. В Украине же, где ставка делалась на образование автокефальных православных церквей, не имеющих никаких связей и зависимости от Москвы, Русская церковь обречена была на уничтожение.

В документах различных немецких ведомств фиксировался факт значительного религиозного оживления на оккупированных в первые месяцы войны советских территориях. Главное управление имперской безопасности, к примеру, отмечало, что «среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что особенно относится к старшему поколению, в то время как более молодое поколение смотрит на это безразлично». В связи с этим предлагалось допустить на захваченные территории «новый класс проповедников», обученных и способных «толковать народу религию», свободную от национальной истории, традиций и культуры   .

Аналогичного рода свидетельства можно почерпнуть и из материалов, поступавших в Московскую патриархию. К примеру, вспоминая о первых месяцах войны, псаломщик Николо-Конецкой церкви Гдовского района Псковской области С.Д.   Плескач писал в письме митрополиту Алексию (Симанскому):

«Русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось. Крестьянки вешали чистые вышитые самими полотенца на иконы. Появилась одна радость и утешение. Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящали храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать. Прощали обиды друг другу. Крестили детей. Зазывали в гости. Был настоящий праздник, а праздновали русские крестьяне и крестьянки, и я чувствовал, что здесь люди искали утешение»   .

Летом–осенью 1941   г. было принято множество официальных документов различных ведомств, которые непосредственно призваны были осуществлять партийную политику в отношении религии и церкви на Востоке. Среди них основными были:

•  директива шефа полиции и СД Р.   Гейдриха оперативным группам и командам полиции безопасности и СД, от 2   июля 1941   г.

•  указания министерства занятых восточных территорий военным оганизациям об отношении к религиозному вопросу на оккупированных территориях СССР, от 3   августа 1941   г.

•  приказ верховного командования вермахта, подписанный Кейтелем, от 6   августа 1941   г.

•  оперативный приказ Главного управления полиции безопасности и СД №   10 «Отношение к церковному вопросу в занятых областях Советского Союза», от 16   августа 1941   г.   *

•  циркуляр Главного управления имперской безопасности «О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза», от 1   сентября 1941   г.

•  приказ командующего области тыла группы армии «Юг» о поведении войск в религиозном вопросе по отношению к гражданскому населению, от 2   октября 1941   г.

•  оперативный приказ №   13 Главного управления имперской безопасности «Теологические факультеты в занятых русских областях», от 15   октября 1941   г.

•  директива Главного управления имперской безопасности «О разрешении церковного вопроса в оккупированных восточных районах Советского Союза», от 31   октября 1941   г.

Во всех этих документах определялся общий подход к религиозной политике применительно ко всем религиозным организациям на оккупированной территории. Он выражался в таких конкретных действиях, как:

•  ограничить деятельность Католической, Греко-католической церквей с целью постепенной их ликвидации

•  ограничить Евангелические церкви Прибалтики, стремясь «расщепить» их на возможно большее количество самостоятельных групп

•  отказывать верующим в возвращении бывшей церковной собственности до особого изучения и последующего решения этого вопроса немецкими властями

•  пресекать любую политическую деятельность всех церковных организаций

•  не допускать в лагеря советских военнопленных духовенство с территории Рейха, предоставляя самим военнопленным из своей среды выделять лиц, обслуживающих их религиозные потребности.

•  не допускать на восточных территориях миссионерской деятельности религиозных организаций из Германии и иных сопредельных государств.

Учитывая роль православия, мероприятиям в отношении Русской православной церкви на оккупированных территориях уделялось особое внимание. В своих стратегических замыслах руководство Третьего рейха ориентировалось на уничтожение Русской православной церкви как исторического и национально-культурного феномена русского и других православных народов СССР. Ее место должна была заместить та самая «новая» религия и государственная церковь, планы создания которых вынашивались идеологами нацизма. На этом пути в отношении православных организаций предусматривалось:

•  не препятствовать и не поощрять религиозной деятельности населения на местном уровне; хотя и не запрещать открытие церквей

•  не передавать в собственность приходских общин культовое имущество, предоставляя его исключительно только в аренду

•  не разрешать открытие православных духовных учебных заведений

•  не допустить объединения приходских общин под руководством единого религиозного центра, ориентирующегося на Москву

•  не допускать вхождения образующихся православных епархий в юрисдикцию Зарубежной церкви

•  не препятствовать развитию сектантства, противопоставляющего себя православию

•  требовать от православного духовенства политической лояльности к оккупационному режиму и воспитания в том же духе паствы

•  поощрять создание самостоятельных национальных православных церквей на территориях Прибалтики, Белоруссии и Украины

•  тщательно изучить деятельность «живой» (обновленческой) церкви, не предоставляя ей возможности широкой деятельности, поскольку она рассматривалась как «орган советского правительства»

•  разрешать осуществлять религиозную деятельность в лагерях военнопле-нных на советской территории только лицам из числа военнопленных.

Вообще немецкие власти в оккупационной зоне в своих идеологических целях стремились максимально использовать религиозную проблематику. Пресса, наводненная материалами (в том числе и многочисленными фальшивками) о «терроре», развязанном большевиками в отношении религии и верующих, в то же время всячески подчеркивала, что новая власть несет религиозную свободу. Любопытно, что, не желая давать оснований для критики религиозной политики на территории собственно Германии, Гитлер еще в июле 1941   г. секретным приказом запретил на время войны с СССР проведение каких-либо мероприятий против церкви, и даже простого опроса епископов, без санкционирования свыше.

Оккупанты настойчиво «рекомендовали» священнослужителям в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к Гитлеру и Третьему рейху, а также проводить специальные молебны за победу германской армии и «спасение родины» от большевиков. Информация о политической обработке паствы со стороны духовенства содержалась в информациях, поступавших в Москву от спецведомств. Так, осенью 1942   г. наркомат внутренних дел писал:

  «В бывшем кинотеатре «Безбожник» (г. Ворошиловград) немцы открыли церковь. В этой церкви служит итальянский священник, хорошо владеющий русским языком. Во время одного богослужения он выступил перед верующими со следующей проповедью: “Вы, христиане, теперь уже свободны от большевизма, поэтому вы все должны, как един,- помогать немецкой армии, фронту для скорейшего и полного разгрома большевизма. Второй фронт угрожает Берлину. Эта угроза не только Берлину, но и всем нам, верующим христианам. Так давайте же всемерно помогать строить новую жизнь, чтобы окончательно уничтожить большевизм» .

  Поощрялось и распространение всякого рода религиозно-назидатель-ной литературы. Для примера приведем текст листовки-молитвы, имевшей хождение в Германии и на временно оккупированной советской территории:

«Адольф Гитлер, ты наш вождь,
Имя твое наводит трепет на врагов,
Да приидет третья империя твоя,
И да осуществится воля твоя на земле.
Каждодневно изреки слово твое,
И с помощью помощников твоих
Издавай твои мудрые приказы,
Которым мы смиренно будем подчиняться,
А если понадобится, умрем во имя твое»   .

И вместе с тем жестоко преследовались малейшие попытки духовенства привнести в жизнь общины элементы критического отношения к политической действительности на оккупированных территориях. Немецкие оккупационные власти, учитывая патриотические позиции патриаршего местоблюстителя митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страгородского), всячески препятствовали деятельности тех священников и приходов, которые заявляли о канонической подчиненности Московской патриархии. Запрещалось и преследовалось распространение (устное и письменное) каких-либо документов митрополита Сергия.

В первые месяцы войны, пока на оккупированной территории не сформировалась гражданская администрация, первую скрипку в церковной политике играла военная администрация. Она же исходила не столько из политико-идеологических целей, сколько из той конкретной военной обстановки, что складывалась в прифронтовой полосе, и старалась излишне не провоцировать конфликтов с гражданским населением, и не препятствовать стихийному религиозному возрождению, проявившемуся на оккупированной советской территории   * . В одном из документов военной администрации ситуация на Востоке описывалась так:

«Первое время военная администрация следовала указанию предоставить верующих самим себе и поэтому не поддерживать и не препятствовать им. Однако постепенно она начала сознавать, что распространение религиозных идей может быть полезным германскому делу. Поэтому военная администрация со временем перешла от принципа благожелательного допущения к принципу поддержки. Это заключалось помимо прочего в том, что военная администрация способствовала передаче строительного материала и стекла для приведения в порядок церковных зданий, освобождала помещения для церковных целей, возвращала экспроприированное церковное имущество и содействовала реорганизации церковного дела»   .

В подтверждение можно привести и слова рейхсминистра восточных территорий А.   Розенберга, сказанные им во время Нюрнбергского трибунала. Отвечая на вопрос: «Каково было Ваше отношение к церквам, входящим в круг ведения министерства восточных территорий?». Он отвечал: «После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений, и, когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ «О свободе церкви» в конце декабря 1941   г.»   .

О содействии Вермахта открытию церквей, проведению богослужений и обрядов, патронированию духовенству, миссионерской деятельности католического духовенства и т.   п. на занятых советских территориях свидетельствовали и документы, поступавшие в Москву, в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)   .

Сразу после завершения летней кампании 1941   г. в Берлине состоялось совещание под руководством шефа Гестапо Мюллера, посвященное вопросам церковной политики на оккупированных территориях. Доклады касались положения православия на Востоке и Балканах, взаимоотношения Православной церкви с иными христианскими церквами. Общая позиция была выражена одним из докладчиков, унтерштурмбаннфюрером СС Вандеслебеном, который подтвердил, что ни о каком воссоздании в завоеванном восточном пространстве «инфицированной большевизмом» Русской церкви не может быть и речи. Предлагалось во внутренней политике на Востоке делать все, чтобы поддерживать постоянное напряжение между католическими и православными приходами, всячески поддерживать религиозные меньшинства в противовес крупным церквам, и, кроме того, максимально внедрять «достаточное количество доверенных лиц» в религиозные группы для получения информации и поддержания борьбы всех против всех   .

В апреле 1942   г. в кругу приближенных Гитлер изложил свое видение религиозной политики на Востоке:

•  насильственное дробление церквей

•  принудительное изменение вероисповедного статус-кво на оккупированных территориях

•  запрещение устройства каких-либо централизованных конфессиональных органов и центров

•  формирование «марионеточных» религиозных органов управления

•  использование религии и духовенства в политических целях.

« Нашим интересам, – говорил он, – соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы»   .

В данном случае Гитлер вновь обращался к тем своим личным директивам, изложенным им еще в июле 1941   г., которые в качестве основы, а то и дословно вносились в документы ведомств и организаций, призванных осуществлять религиозную политику и на Востоке, и на территории Германии. В частности, в приказе Оберкоманды Вермахта от 6   августа 1941   г. продублированы четыре таких указания фюрера:

«1.   Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, ни препятствовать ей. Военнослужащие Вермахта должны, безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий.

2.   Духовная опека по линии Вермахта предназначена исключительно для германских военнослужащих Вермахта. Священникам Вермахта следует строго запрещать любые культовые действия или религиозную пропаганду в отношении гражданского населения.

3.   Также запрещено допускать или привлекать в занятые восточные области гражданских священнослужителей с территории Рейха или из-за границ.

4.   Эти распоряжения не касаются занятой румынскими частями территории Бессарабии и финского фронта»   .

Осенью 1941   г. министерство восточных территорий приступило к разработке закона о религиозной свободе, предназначенного для восточных территорий. Во многом он был рассчитан на внешнеполитический пропагандистский эффект. Розенберг намеревался торжественно объявить свободу совести на оккупированных территориях через принятие и опубликование специального указа «О свободе совести». Затем он должен был быть конкретизирован дополнительными подробными разъяснительными распоряжениями рейхскомиссаров. Первоначально утверждение документа намечалось на январь 1942   г., но подошла уже весна 1942   г., но оно так и не состоялось. Наибольшим критиком законопроекта стал руководитель Партийной канцелярии М.   Борман, не желавший лишнего шума вокруг «свободы вероисповедания». Конфликт между ними принял столь затяжной и жесткий характер, что к его разрешению вынужден был обратиться сам Адольф Гитлер. 8   мая 1942   г. он пригласил в Ставку Розенберга и Бормана.

Розенберг прибыл в Ставку с проектом закона о религиозной свободе. Это был уже его восемнадцатый вариант. Он гласил:

  «1.   На занятых восточных территориях для всех жителей существует свобода религиозной веры.

2.   Разрешается объединение лиц одинаковых конфессий в религиозные организации.

3. Предписания по проведению закона в жизнь будут изданы рейхсми-нистром занятых восточных территорий»   .

Но даже в таком куцем виде закон фюрером был отвергнут, он занял позицию Мартина Бормана. Тот же считал, что в законопроекте Розенберга содержались излишние обещания религиозных свобод, что могло негативно сказаться на религиозной ситуации в Рейхе, где религиозные организации находились под жестким прессингом власти. Гитлер посчитал излишним принимать какой-то отдельный закон о религиозной свободе, так как, по его мнению, «религиозная свобода на занятых восточных территориях уже существует в значительном объеме» и потому достаточно будет, чтобы рейхскомиссары просто подтвердили ее существование в некоей пропагандистской прокламации   .

Розенберг через пять дней после совещания в Ставке, исполняя распоряжение фюрера, выслал в рейхкомиссариатства Остланд и Украина письма, в которых определялась немецкая церковная политика на оккупированных территориях. Суть ее можно свести к четырем основополагающим моментам:

•  религиозным группам категорически запрещалось заниматься политикой

•  религиозные группы должны быть разделены по территориальным и национальным признакам

•  религиозные группы не должны мешать деятельности оккупационных властей

•  требовалось проявлять особое внимание и осторожность к Русской православной церкви, которая поддерживала враждебную Германии «национальную идею».

На основании этих писем рейхскомиссары Остланда и Украины в начале лета 1942 г. издали одинаковые циркуляры, подробно определявшие все аспекты деятельности религиозных объединений и ставившие их под контроль местной германской администрации.

К осени 1942 года стало ясно, что религиозное движение на завоеванной территории не вписывается в политические ожидания оккупантов, не удавалось разыграть «религиозную карту» в нужном политическом направлении. Война затягивалась, и оккупационным властям необходимо было считаться с религиозными объединениями как долговременным фактором внутриполитической ситуации на Востоке. С одной стороны – надо было найти более эффективные способы и формы «включения» религиозных организаций в политическую поддержку властей. С другой – в отношении к ним необходимо было проявлять большую публичную лояльность и терпимость. Конечно, то была вынужденная, в силу складывающихся военно-политических обстоятельств, терпимость. От своих планов окончательного решения религиозного вопроса Гитлер не отказывался, и в общении с близкими ему людьми неоднократно проговаривался: «Величайший ущерб народу наносят священники обеих конфессий. Я не могу им теперь ответить, но все заносится в большую записную книжку. Придет час, и я без долгих церемоний рассчитаюсь с ними. В такие времена мне не до крючкотворства. Решающую роль играет вопрос, целесообразно это или нет. Я убежден, что через десять лет все будет выглядеть по-другому. Ибо от принципиального решения нам все равно не уйти… Но для этого необходима некая опора»  . Нет сомнений, что речь идет вновь и вновь о планах создания «новой религии» и «новой» государственной церкви, которые будут установлены в Третьем Рейхе и на побежденных территориях, и которые для национальных церквей означали одно – уничтожение.

Под влиянием неблагоприятной общеполитической и военной ситуации, сложившейся к осени 1943 г., немецкие власти решают несколько снять ограничения на деятельность Зарубежной церкви и архиереев оккупированных областей. К этому же их подталкивали изменения в церковной политике Сталина, сделавшие возможным избрание митрополита Московского и Коломенского Сергия патриархом Московским и всея Руси.

В октябре 1943 г. в Вене собралась конференция епископов Среднеевропейского митрополичьего округа (ранее Германская и Берлинская епархия) с участием епископов от Синода Зарубежной церкви. Председательствовал митрополит Серафим. Конференция не признала решение созванного в сентябре 1943 г. в Москве Архиерейского собора об избрании патриарха Русской церкви. Одновременно в адрес немецких властей была направлена резолюция о «необходимых мерах для борьбы с безбожием». Ее 13 пунктов сводились к просьбам снять ограничения на деятельность духовенства Зарубежной церкви на оккупированной советской территории, отменить запрет на включение православных приходов на занятых территориях в состав Зарубежной церкви. Но результата последняя просьба не имела никакого.

Министерство восточных территорий совместно с «церковным рефератом» Главного управления имперской безопасности весной 1944 г. провело религиозно-церковные конференции в Варшаве, Минске, Риге. Цель была одна – максимально воздействовать на политические настроения населения с тем, чтобы противодействовать росту симпатий к Московской патриархии и, наоборот, максимально поднять авторитет православных организаций, не признающих Московский патриархат. Но эффект от этих мероприятий был ничтожным.

Рейхскомиссариат

Остланд

Прибалтика

30 июня 1941 г. Рига пала. Отступающие советские войска имели приказ эвакуировать патриаршего экзарха в Прибалтике митрополита Сергия (Воскресенского). Выполнить его не удалось, так как экзарх пожелал остаться на оккупированной территории и укрылся в убежище. Покинул он его только при приходе немцев. Однако в тот же день он был арестован. Заключение оказалось непродолжительным. Через четыре дня Сергий был выпущен на свободу и смог беспрепятственно заняться религиозной деятельностью.

Духовенство и верующие расценили это как свидетельство достигнутой договоренности между митрополитом и оккупационными властями. Но о содержании ее никто ничего не знал. Лишь постепенно стали проступать контуры достигнутого соглашения. На собрании рижского духовенства митрополит объявил, что остается «послушником митрополита Сергия (Страгородского)» и сохраняет каноническое послушание Московской патриархии, возглашая при богослужении имя патриаршего местоблюстителя Сергия. Одновременно, митрополит сделал ряд публичных заявлений, исходя из которых и он, и приходское духовенство должны быть политически лояльными к новой власти.

Сергий (Воскресенский) стремился решить две основные задачи в рамках руководства своим экзархатом.

Первая из них – возрождение церковной жизни в бывших республиках и областях СССР, территории которых вошли в экзархат. Свою церковную власть митрополит стремился распространить и на территорию Белоруссии, мотивируя это тем, что она, наряду с Литвой, Латвией и Эстонией, входила в состав рейхскомиссариата Остланд. Но здесь он столкнулся с нежеланием оккупантов способствовать укреплению единоличной церковной власти прорусски, как они считали, настроенного экзарха.

Одним из главных мероприятий митрополита Сергия стала организация Псковской Православной миссии в северо-западных областях СССР. Она была создана в середине августа 1941 г. и туда были направлены миссионеры, которые должны были возродить церковную жизнь в районах Ленинградской, Калининской, Новгородской, Псковской областей, где проживало около двух миллионов населения. Начальниками Миссии последовательно были священники Сергей Ефимов, Николай Колиберский и Кирилл Зайц. В материальном отношении Миссия сама себя обеспечивала за счет доходов свечного завода, иконописной мастерской, магазина церковных принадлежностей, отчисления прихожан. До половины поступлений перечислялось в Ригу на нужды экзархата. По подсчетам исследователей Миссия смогла открыть до 300 церквей, в которых служило более 170 священников.

Деятельность Миссии находилась под постоянным контролем органов полиции безопасности. Из их информации мы узнаем, что Миссия ставила вопросы о «твердой легитимации» своей деятельности, о сохранении ее «канонической принадлежности» к Русской церкви, о создании материальных и организационных условий для беспрепятственного служения духовенства, о введении в школах обязательных религиозных занятий  * .

Неоднократно о деятельности Миссии и о политико-религиозной ситуации на ее территории информировал немецкие власти и митрополит Сергий (Воскресенский). В одном из его сообщений в марте 1943 г. речь шла о взаимоотношениях партизан и местного населения. Митрополит вынужден был констатировать, что население оказывает все большую поддержку партизанам, в том числе и по причине их лояльного отношения к церкви. В частности, сообщалось:

«Партизаны ведут очень искусную пропаганду, которой надеются завоевать симпатии населения. Эта пропаганда, вероятно, направляется одинаковым образом. Она учитывает религиозность населения как реально существующий факт, с которым следует считаться. Поэтому затушевывается все, что могло бы оскорбить религиозные чувства народа. Священников и церкви не захватывают, богослужениям не препятствуют, хотя это можно было бы очень легко сделать, так как партизаны в большинстве случаев точно информированы о приезде священников и намеченных богослужениях. Партизаны разъясняют крестьянам, что религиозная политика советов коренным образом изменилась; безусловно, признана свобода вероисповедания; борьба с религией была роковой ошибкой, в которой советское правительство сейчас публично покаялось «перед народом и Богом»; в настоящее время Православная церковь в России узаконена; сейчас в России повсеместно совершаются богослужения в храмах; таким образом, крестьяне на занятых немцами территориях тоже могут спокойно ходить в церковь – советы после «освобождения» данной территории от немцев ни в коем случае не будут преследовать за это; партизаны даже утверждают, что они сами охотно ходили бы в церковь, чтобы молить Бога об освобождении России от немцев, и если пока не посещали храмы, то это происходило лишь потому, что они должны были скрываться от немцев»   * .

Не мог не отмечать Сергий и встречающиеся факты негативного отношения немецких и эстонских воинских частей к местному населению. Когда помещения храма занимались воинскими подразделениями, а на верующих возлагались всякого рода повинности.

В феврале 1944 г. вместе с отступающими немецкими войсками состоялась принудительная эвакуация Миссии и 69 ее священников. Они прибыли в Латвию, и тем самым Миссия прекратила свое существование. Часть священников, не последовавших за немцами, оказалась в последующем в советских лагерях.

Политические настроения духовенства Миссии отличались противоречивостью. Несомненно, что внешне священники должны были свидетельствовать о своей лояльности новым властям, выполнять их поручения по проведению торжественных богослужений, ведению соответствующих бесед с населением, информировать власти о действиях партизан и лиц, сочувствующих им, заниматься вербовкой людей на работу в Германию, в отряды власовской русской освободительной армии. Но в действительности ситуация была значительно сложнее. Многие из приходов Миссии оказывались на территории, где действовали советские партизанские отряды, и там выступления против советской власти были невозможны.

Другая задача, которой митрополит Сергий уделял пристальное внимание, было сохранение единства Русской православной церкви в Прибалтике. Он убеждал оккупационные власти, что это больше отвечает их интересам, нежели ее разделение на национальные Православные церкви, две из которых ориентируются на Константинопольский экзархат, представитель которого находился в Лондоне и имел тесные связи с Английским правительством. Английское же влияние в Прибалтике немцев явно не устраивало.

И все же Сергию пришлось столкнуться с проблемами церковных разделений в Прибалтике.

В Латвии митрополит Августин (Петерсон) отказался от своих прежних обязательств перед Московским патриархатом, и, объявив о восстановлении прежнего Синода, обратился к немцам с просьбой разрешить восстановление автокефальной Латвийской православной церкви под юрисдикцией Константинопольского патриархата. Но за Августином пошло небольшое число приходов, так как в большинстве из них прихожане были русскими.

В Эстонии же все приняло несколько другой оборот, поскольку здесь русские приходы составляли меньшинство – 25%. Митрополит Александр (Паулус) 14 октября 1941 г. издал циркуляр, которым объявлял себя главой Эстонской церкви. Одновременно он заявил о разрыве с митрополитом Сергием (Воскресенским) и о необходимости возвращения в юрисдикцию Константинопольского патриархата.

Судьба митрополита Сергия (Воскресенского) находилась в центре противоречий между руководством комиссариата Остланд и министерства восточных территорий. Они по-разному относились к митрополиту, к его церковной политике и возможной перспективе русского православия в Прибалтике.

Еще в октябре 1941 г. в Ригу и Ковно выезжал руководитель группы религиозной политики рейхсминистерства занятых восточных территорий К.   Розенфельдер для уяснения общей религиозной ситуации Прибалтике, а также и вокруг Православной церкви. Он встречался с митрополитом Сергием и православным духовенством, с офицерами СД, курировавшими религиозные вопросы. В составленной им записке предлагались следующие меры:

· максимально ограничить деятельность Католической церкви, не допуская окатоличивания России

· занять осторожную позицию в отношении Зарубежной церкви, не допуская ее представителей в Прибалтику

· препятствовать намерениям Московского патриархата стать общецерковным центром на Востоке

· содействовать образованию автокефальных православных церквей, создаваемых по национальному признаку.

Позицию в отношении митрополита Сергия (Воскресенского) Розенфельдер сформулировал так: «Насколько возможно быстро удалить из Остланда представителя Московской церкви в Остланде экзарха Сергия, чтобы полностью исключить там влияние русских. СД собирается первоначально выслать экзарха в Ковно. Точка зрения СД состоит в том, чтобы, удалив экзарха от главного места событий в Остланде, не упускать его совсем из поля зрения из-за очень ценной информации, которую от него получают о Московской церкви»  .

Вплоть до лета 1942 г. Восточное министерство оставалось на этих позициях, не реагируя на возражения и предложения руководства Остланда. Тлевший длительное время конфликт разрешился 18 июля 1942 г., когда на совещании в канцелярии начальника главного отдела политики министерства Лейббрандта было признано, что полное разделение верующих по национальному признаку больше нецелесообразно, а потому Православные церкви в Эстонии, Латвии и Литве должны оставаться русскими. В дальнейшем предполагалось, что они, как чуждые концепции «жизненного пространства», будут перемещены в планируемый «рейхскомиссариат Москвы».

В результате существование экзархата было разрешено, а митрополит Сергий смог вернуться в Ригу. Тотчас же, 23 июля 1942 г., в Риге было созвано архиерейское совещание. По настоянию оккупационных властей на нем был принят текст приветственной телеграммы в адрес Гитлера и одновременно было обнародовано заявление, в котором епископат решительно отмежевался от патриотической позиции митрополита Московского Сергия (Страгородского). Тогда же решено было прекратить при обычных богослужениях возношение его имени, отныне возглашаемое лишь при архиерейских богослужениях, как символ канонической связи с Московской патриархией.

Эти шаги не могли остаться незамеченными в Советском Союзе. В письме заместителя наркома внутренних дел Б.З. Кобулова в ЦК ВКП(б) сообщалось:

«В фашистской газете «Островские известия» за 8 августа с.   г., издаваемой в городе Острове, помещено сообщение о состоявшемся в Риге съезде епископов православной церкви, пославшем приветственную телеграмму Гитлеру. Руководитель съезда митрополит Сергий Воскресенский и другие епископы, не порывая связи с Московской патриархией, в юрисдикции которой они состоят, все же пытаются опорочить патриотические антифашистские обращения главы Русской православной церкви митрополита Сергия Страгородского и с этой целью распространяют провокационные слухи»   * .

В конечном итоге, Архиерейский собор Русской церкви осудил политическую деятельность митрополита Сергия (Воскресенского) и других прибалтийских архиереев. При поддержке спецведомств Определение собора распространялось на оккупированной территории, безусловно, осложняя положение митрополита Сергия и во взаимоотношениях с населением, с рядовыми верующими, и с патриотически настроенными партизанскими отрядами.

Митрополиту, кроме того, пришлось столкнуться с трудными проблемами в Эстонии. Православная церковь Эстонии раскололась на Русскую православную церковь в составе 38   приходов и Печерского монастыря и Эстонскую апостольско-православную митрополию во главе с митрополитом Александром, включающую в себя 119   приходов и Пюхтицкий монастырь. Александр (Паулус) заявил, что только его церковная организация признана государством единственной законной Православной церковью и пригрозил привлечением к судебной ответственности всех, кто не подчинится его указаниям. В ответ 5   ноября 1942   г. митрополит Сергий (Воскресенский) своим указом запретил митрополиту Александру проводить богослужения и передал суду собора. На что 16   декабря 1942   г. Синод Эстонской православной митрополии заявил о нежелании иметь какое-либо общение с Московской патриархией. Немецкие власти признали факт раскола и придали обеим церквам равный правовой статус. Духовенству и верующим власти дало право свободного выбора юрисдикции.

В августе 1942   г. Сергий реорганизовал церковное управление в Прибалтике. Экзаршее управление епархией было упразднено. Латвийской епархией отныне управлял назначаемый непосредственно митрополитом и ему подчинявшийся епископ, при котором в качестве совещательного органа учреждался совет из шести священников. При самом же экзархе Сергии учреждалась канцелярия для сношений с подчиненными епархиями Латвии, Литвы и Эстонии; а также совещательный орган – архиерейское совещание в составе правящих архиереев и некоторые священники по усмотрению экзарха.

Отстаивая перед немецкими властями необходимость сохранения своей канонической связи с Московской патриархией, Сергий прибегал не только к церковным, но и «военно-политическим и пропагандистским» аргументам. Он указывал на недопустимость действия на его канонической территории представителей Зарубежной церкви, которую верующие воспринимают не иначе как схизматическую и про-германски настроенную, что приведет к отторжению большинства верующих от этой церкви и от митрополита Сергия. Тем самым, подчеркивал митрополит, возрастет сила «воздействия политических прокламаций, которые исходят от Московского митрополита и ослабляют вплоть до полной потери какого-либо значения контрпрокламации, которые выпускают отдельные архиереи или отдельные группы архиереев на занятой территории. Если не признавать канонической свободы архиерея, то больше не будут верить его словам. И если при этом появится предположение, что он призывает к борьбе против Советского Союза не в церковных, и не в русских, а, в сущности, в германских интересах, то он пропал, – его заклеймят трусом и предателем»   * .

Сергий допускал возможность создания на оккупированной территории единого церковного органа, но он мыслился им исключительно как орган, создающийся на канонически безупречных основаниях, то есть не имеющий никаких связей с Зарубежной церковью, и опирающийся на православных архиереев, действующих на постепенно «освобождаемых немцами» советских территориях. Вместе с тем, Сергий не считал, что и после войны Русская церковь должна непременно сохранить свое единство. Разъясняя свой взгляд на этот вопрос, он писал в Меморандуме рейхскомиссару Остланда:

«Ее структура должна быть приспособлена к политическим отношениям послевоенного времени. Ведь Церковь сама заинтересована в том, чтобы политическое руководство имело доверие к ее руководству, но это доверие обычно отсутствует, если церковное руководство находится вне соответствующего государства. Итак, с церковной стороны не может быть выдвинуто возражений против создания автокефальных церквей на территории прежде единой Матери-Церкви, в случае если это создание будет соответственно вновь возникшим политическим отношениям. Но с одной стороны, будущие политические отношения пока еще неясны, так что было бы осмотрительнее не предрешать еще идущее в этой связи развитие. А с другой стороны, упомянутые автокефалии не могут возникать самовольно, они должны быть созданы при условии строжайшего выполнения канонически предусмотренного образа действия, именно поэтому они не будут схизматическими; это не только правильно конфессионально, но и целесообразно политически»   * * .

Для оккупационных властей доводы митрополита Сергия казались неубедительными, излишне отвлеченными, упирающими на церковно-канонические основания в ущерб прагматизму сложившейся военно-политической ситуации в Прибалтике и таким же прагматическим ожиданиям рейхскомиссариатства Остланд. Конечно, Сергий понимал, что от него ждут политических заявлений, и он их делал, и не однажды. Так, 15   марта 1943   г он говорил, обращаясь к верующим: «Каждый из нас должен выполнять все директивы германских властей, потому что Германия борется в первую очередь против большевиков. Мы должны помочь уничтожению большевизма и, прежде всего, уничтожить его в сердце народа».

Положение Сергия еще более осложнилось осенью 1943   г. после избрания митрополита Сергия (Страгородского) патриархом Московским и всея Руси. Оккупационные власти все более склонялись к мысли, что поддержка с их стороны Сергия (Воскресенского) не приносила ожидаемых политических выгод.

В целях оказания давления на Сергия использовались решения состоявшегося в Вене в октябре 1943   г. заседания Синода Русской православной церкви за границей. Его резолюция однозначно осуждала новоизбранного патриарха Сергия (Страгородского) за сотрудничество с большевиками. Само избрание патриарха признавалось фактом «не только не каноничным, но и не церковным, а политическим, вызванным интересами советской партийной коммунистической власти».

Подобного рода публичных заявлений требовали и от Сергия, намекая при этом, что немецкие власти вполне могут обойтись и без услуг с его стороны. Имперская служба безопасности совместно с министерством оккупированных восточных областей настоятельно советовали Сергию провести совещание представителей православных церквей, действовавших на оккупированных территориях, с принятием аналогичных заявлений: осуждение собора 1943   г., признание недействительным избрание патриарха, принятие заявления против гонений на религию в СССР, провозглашение анафемы советскому правительству.

Совещания прошли 19   ноября 1943   г. и 3–4   апреля 1944   г. Сергий и архиереи экзархата не исполнили требуемого от них в полном объеме. Вновь была подтверждена каноническая связь с Русской церковью, хотя и сделано это было весьма витиевато: «каковая принадлежность сохраняет все свое значение, несмотря на то, что в настоящее время отсутствует возможность возносить имя ее предстоятеля просто потому, что остается до времени неизвестным, не подлежит ли недавно состоявшееся избрание патриарха каноническому оспариванию». Митрополит отнекивался от более осуждающих решений, ссылаясь на отсутствие материалов Собора, без которых нельзя принять решений. Более того, епископы-карловаки названы были схизматиками.

Гестапо было недовольно и поведением Сергия, и решениями совещаний. Начался сбор материалов, ставящих под сомнение политическую лояльность митрополита Сергия. Имеющиеся документальные материалы дают основания предполагать, что решение о расправе с митрополитом было принято шефом Главного управления имперской безопасности Э.   Кальтенбруннером.

28   апреля 1944   года по дороге из Вильнюса в Ригу, недалеко от Каунаса, автомашина, в которой находился Сергий и его спутники была обстреляна неизвестными лицами. Все находившие в ней были убиты. Власти не проводили должного расследования, и случившееся списано было на «неких советских террористов», одетых в форму немецкой армии.

После смерти Сергия остро встал вопрос о преемнике. В соответствии с завещанием Сергия в должность заместителя экзарха должен был вступить архиепископ Ковенский Даниил (Юзьвюк). Однако РСХА настаивал на признании главой экзархата бывшего управляющего Киевской епархией архиепископа Пантелеймона (Рожновский). Владыка приехал в Ригу, но прибалтийские иерархи не приняли его и архиепископ Даниил так и остался последним главой экзархата. В сентябре 1944   г. по приказу немецкого командования значительная часть православных священнослужителей была эвакуирована в Германию, и таким образом Прибалтийский экзархат фактически прекратил свое существование.

Белоруссия

По свидетельству историка Белорусской церкви епископа Афанасия (Мартоса) религиозная ситуация в Белоруссии в канун начала Отечественной войны выглядела так:

«Немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь в Восточной Белоруссии в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было, церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей не существовало, монахи разбрелись, где кто мог, многие умерли в ссылках, в тюрьмах. Но верующие были в огромном числе. В Минске, столице Белоруссии, из девяти церквей уцелела только одна на военном кладбище за городом. Остальные переделаны и приспособлены для разных хозяйственных нужд. Три церкви: кафедральный собор, архиерейская церковь и собор возле железнодорожной станции были снесены. Сохранились католические храмы, но в кафедральном был архив, а в другом, большом, – кино. Богослужений в городе не совершалось уже много лет»   .

В самом начале войны, когда западная Белоруссия была оккупирована немцами и митрополит Николай (Ярушевич) не мог уже осуществлять там церковное управление, местоблюститель Сергий (Страгородский) назначил своим экзархом Белоруссии епископа Пантелеймона (Рожновского) с возведением его в сан архиепископа.

После оккупации Белоруссии немцами, в Минск прибыли архиепископ Гродненский и Виленский Пантелеймон (Рожновский) и епископ Брестский Венедикт (Бобновский). Митрополит Пантелеймон оставался твердым сторонником канонической связи с Московской патриархией. Эта позиция не устраивала белорусских националистов, мечтавших о создании национальной, независимой от Москвы, Белорусской православной церкви. Они учредили Белорусскую митрополию и организовали епархиальные управления в областях Белоруссии. Немецкое командование в переговорах с Пантелеймоном выставило следующие условия:

•  Белорусская православная церковь должна быть самостоятельной и не иметь каких-либо связей с церковными центрами в Москве, Берлине и Варшаве

•  Статут Белорусской автокефальной православной национальной церкви должен утверждаться оккупационными властями

•  церковь на территории Белоруссии должна принять наименование «Белорусская автокефальная православная национальная церковь» и ее юрисдикция должна ограничиваться территорией Белоруссии

•  преподавание Закона Божьего и церковное управление ведутся на белорусском языке, а церковная служба должна вестись на церковно-славянском языке

•  назначение епископов должно осуществляться с ведома немецких властей.

Пантелеймон принял все предъявленные условия, кроме одного – канонического отделения от Русской церкви. Невозможность этого он объяснял тем, что Белорусская церковь еще не соорганизована, и может получить и оформить свое отделение только с разрешения Матери-Церкви.

В марте 1942   г. состоялся Собор белорусских епископов, избравший Пантелеймона митрополитом Белоруссии. Но вопреки желанию властей и белорусских националистов Собор не провозгласил автокефалии и за богослужениями продолжалось возношение имени митрополита Сергия (Страгородского). По настоянию националистов оккупационные власти в конце мая 1942   г. отстранили митрополита Пантелеймона от управления митрополией. Церковная власть перешла к архиепископу Филофею (Норко), который также противился провозглашению автокефалии.

Под давлением оккупантов и националистов в августе–сентябре 1942   г. был проведен Всебелорусский православный собор, на рассмотрение которого вновь был внесен вопрос об автокефалии. В адрес Восточных патриархов были составлены обращения о признании автокефалии Белорусской церкви. По неустановленным обстоятельствам они так и не были отправлены оккупационными властями по назначению.

В октябре 1943   г. немецкие оккупационные власти образовали Белорусскую центральную раду – своего рода марионеточное правительство во главе с президентом Р.К.   Островским. При Раде был создан церковный отдел, который и определял церковную политику государства. По его настоянию решено было удалить из Минска архиепископа Филофея и вернуть в Минск митрополита Пантелеймона, под руководством которого 12   мая 1944   г. был созван очередной церковный собор. От собравшихся иерархов потребовали принять решение о незаконности избрания патриарха Московского в Москве. Однако Собор не в полной мере пошел на поводу у националистов. Он высказался против вмешательства в церковные дела Белорусской рады, принял Статут Белорусской церкви, разработанный еще собором 1942   г., и объявил решение Собора 1942   г. в части провозглашения автокефалии Белорусской церкви недействительным. Вместе с тем, уступая политическому воздействию, Собор высказал свое мнение о неканоничности избрания в Москве митрополита Сергия (Страгородского) патриархом Московским.

Собор проходил практически в канун освобождения Белоруссии советскими войсками. Как только военная обстановка изменилась, все участники недавнего собора оставили Белоруссию, и, эмигрировав в Германию, присоединились к карловацкому синоду.

  Рейхскомиссариат

Украина

  Церковная политика на территории Украины вплетена была в общую линию политики Германии в отношении настоящего и будущего Украины. О том, какими они виделись, можно сделать вывод из высказываний Э. Коха на одном из совещаний чиновников рейхскомиссариатства:

«Если этот народ работает по 10 часов в день, тогда он должен работать 8 часов на нас. Все сентиментальные возражения не должны приниматься во внимание. Этим народом должна управлять железная власть, чтобы он нам сейчас помог выиграть войну. Мы освободили его не для того, чтобы осчастливить Украину, а чтобы обеспечить для Германии жизненное пространство и свою продовольственную базу»   .

Германская администрация, исходя из необходимости уничтожения Русской церкви на Украине, активно поддержала церковных сепаратистов и создание новых церковных организаций.

18 августа 1941 г. в Почаевском монастыре собралась группа православных епископов. Обсуждался вопрос о судьбе православной церкви на Украине. Выдвинуто было два предложения: первое – сохранить отношения с Московской патриархией и рассматривать себя в качестве части Русской православной церкви на правах автономии; второе – провозгласить автокефалию Украинской церкви.

После бурного обсуждении все же в итоговом документе было записано: «До поместного собора Православной церкви на Украине, с участием иерархии, духовенства и мирян, считать нашу Церковь и ее иерархию в канонической зависимости от Церкви Русской»  . Таким образом, автономная Украинская православная церковь (УПЦ) сохранила свою юрисдикционную связь с Русской православной церковью.

Возглавил церковь с титулом экзарха митрополит Алексий (Громадский). 25 ноября состоялось следующее епископское совещание Автономной церкви, на котором архиепископ Алексий был избран экзархом Украины. В занятом фашистами Киеве в ноябре–декабре 1941 г. Алексий регулярно проводил собрания подчиненного ему духовенства. На них зачитывались и послания митрополита Сергия (Страгородского) с призывом «бороться с бандой проклятого Гитлера». Немецкая администрация вскоре выявила места их проведения. Несколько человек, из числа задержанных священников, признаны были немцами «агентами НКВД» и были арестованы. На краткий срок был задержан и митрополит Алексий. В отношении остальных власти ограничились взятием подписок о том, что они будут воздерживаться от какой-либо враждебной Германии деятельности.

Первоначально создание Автономной церкви поддержал и вошел в ее состав и епископ Поликарп (Сикорский), о чем он письменно уведомил митрополита Алексия. Однако вскоре Сикорский предпринимает шаги к расколу Автономной церкви.

Приложил руку к этому и митрополит Варшавский Дионисий (Валединский), который был предстоятелем Польской православной церкви, самочинно провозгласившей автокефалию, признанную Константинопольским патриархатом. Митрополит Дионисий в нарушение церковных правил вмешался в церковную жизнь приходов Русской православной церкви на Украине. Он назначил епископа Поликарпа «временным Администратором Православной автокефальной церкви на освобожденных землях Украины», с одновременным возведением его в сан архиепископа. Архиепископ Поликарп порывает с Украинской автономной церковью и становится на путь возрождения Украинской автокефальной церкви, действовавшей на Украине с 1920 г. и самоликвидировавшейся в 1930 г.

К этим событиям церковной жизни имели самое непосредственное отношение Гестапо и оккупационные власти. В беседе с митрополитом Харьковским Феофилом (Булдовским) глава Автокефальной православной церкви Поликарп (Сикорский) вспоминал:

«Когда немецкие чиновники вызвали меня и приказали восстановить украинскую автокефальную церковь, я им заявил: «буду действовать искренне, от всего сердца, с верностью и внушенной мне Богом убежденностью, что по воле его наступило тысячелетнее царствование культурнейшей нации мира, возглавляемой великим фюрером ее – Гитлером». Приближается полное уничтожение ненавистной Советской власти не только на Украине, но и во всей России. Я глубоко верю, что возврата ей не будет. Мы должны помочь нашим освободителям искоренить из сознания украинцев жидо-большевистскую отраву, остальное сделают сами немцы. Они начали уничтожать среди населения всех, кто оказывает сопротивление немецким властям и новому порядку». С первых же дней своей деятельности я приказал духовенству служить благодарственные молебны, поминать в богослужении власть наших освободителей, провозглашать многая лета фюреру немецкой державы, молиться, чтобы Господь ниспослал ему победу над всеми врагами»  .

Поликарп Сикорский выпустил циркулярное послание к пастве, призывая ее быть лояльной в отношении немецкой администрации. В конце января 1942 г. Поликарп нанес визит в административный центр комиссариатства Украина в Ровно заместителю рейхскомиссара фон Вендельштодту. Переданное им приветствие, адресованное рейхскомиссару Коху, заканчивалось такими словами: «Прошу принять для великого вождя немецкого народа Адольфа Гитлера пожелания полноты сил духовных и телесных, а также неизменного успеха для окончательной победы над врагом Востока и Запада. За эту победу вместе со своими верующими, опекать духовенство которых я призван, я буду возносить молитвы Всемогущему Господу».

Автокефальная православная церковь (УАПЦ) под руководством Поликарпа (Сикорского) провела в феврале 1942 г. в Пинске Собор. 4 мая новую церковную организацию признали и немецкие оккупационные власти. С их разрешения открываются церкви, монастыри, возрождается приходская жизнь. Автокефальная церковь в отличие от Автономной церкви сразу же установила тесную связь с националистическим движением на Украине, прежде всего, с ОУН. Для этой организации стали обычными террор и запугивание населения, отказывавшегося переходить из Автономной церкви в Автокефальную, зверски мучили и убивали духовенство и епископат, не желавших сотрудничать с УАПЦ.

Об отношении верующих к церковным событиям на Украине мы можем узнать из документов, присланных в Московскую патриархию и опубликованных позднее в Журнале Московской патриархии. Так, верующие из Днепропетровской области рассказали, что в Межевский округ Днепропетровской области немецкими властями был назначен епископ Геннадий Шиприкевич, подчиняющийся епископу Поликарпу Сикорскому. Об обстоятельствах наступившей церковной жизни они писали:

«Под административным нажимом немецкой власти духовенство приняло эту ориентацию, поверив заявлению епископа Геннадия, что представляемая им автокефальная церковь не имеет ничего общего с еретиками «самосвятами-липковцами». Но очень скоро при проверке на фактах оказалось, что автокефальная церковь Геннадия есть прямое продолжение «самосвятства-липковщины» и преследует исключительно цели петлюровщины, используемой немецкими захватчиками в своих интересах. Стало известным о рукоположении в ней двоеженцев, о пострижении женатых в монахи с возведением их в сан архимандрита. Установлено было применение автокефалистами-самосвятами антиканонической практики – рукоположения за одной литургией по три-четыре человека священников и диаконов и многое другое, нарушающее каноны Православной церкви.

Когда выявилась подлинная сущность состряпанной немцами подходящей для их политических целей церкви, начался массовый выход священников и общин церковных из автокефалии. Тогда немцы приняли срочные меры противодействия этому выходу. Задним числом был издан приказ Коха, запрещающий церквам менять ориентацию. Непокорных священников стали обвинять в связи с «красной Москвой», придирались к их проповедям, запрещали им совершать богослужения в будни и в не регламентированные немецким календарем праздники: Вознесение Господне, Св. Троицы, Николин день и т.   п.

Волна репрессий со стороны немецких властей в отношении к священникам стала возрастать все сильнее, включительно до появления приказа генерал-комиссара Днепропетровска об аресте священников, не желающих быть в автокефальной онемеченной церкви»  .

Политика властей в отношении Автономной и Автокефальной церквей следовала принципу «разделяй и властвуй», по очереди поощрялась то одна, то другая церковь. В основе такой линии боязнь оказаться перед лицом крупной мощной Украинской церковью, не поддерживающей оккупантов и ориентирующейся на создание самостоятельного Украинского государства.

В начале лета 1942 г. рейхскомиссар Украины издал циркуляр, подробно определявший все аспекты деятельности религиозных объединений и ставивший их под контроль местной немецкой администрации. Оккупационный режим допускал деятельность лишь лояльных Рейху религиозных общин. В первую годовщину начала вторжения немецко-фашистских войск в Советский Союз, имперский комиссар Украины в директиве руководителям СС и полиции писал:

«На Украине, точно так же, как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускается любая религия и любое церковное направление, если оно лояльно к германской администрации и обнаруживает готовность содействовать созданию положительного настроения среди населения и не делать ничего, что способствовало бы отрицательным тенденциям. Разногласия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересует. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она способна нарушить гармонию, необходимую для общего строительства»  .

В 1942 г. Э. Кох предпринял несколько открыто антиукраинских акций: закрыл все учебные заведения, кроме начальных школ, и выслал учащихся вместе с преподавателями на работы в Германию; издал указ о разделении на несколько частей Автокефальной и Автономной церквей, отдавая их под полный контроль германской администрации, в том числе и в сугубо внутрицерковных вопросах.

Такие действия в очередной раз шли вразрез с намерением Министерства восточных территорий поддержать объединительный процесс украинских церквей с тем, чтобы разрешить провести Автокефальной и Автономной церквам весной 1943 г. в Харькове объединительный съезд. Несмотря на категорический запрет Коха, в Луцке 4–8 октября 1942 г. состоялось заседание автокефального синода. По его решению епископ Мстислав и архиепископ Никанор поехали к экзарху Алексию (Громадскому) в Почаев с предложением подписать объединительный акт Автокефальной и Автономной церквей в единую церковь. 8 октября Алексий подписал данный акт. Но среди его сторонников это вызвало резкий протест, они не признали его законности. Учтя мнение духовенства и паствы, Алексий 15 декабря 1942 г. издал указ об отмене акта от 8 октября до рассмотрения его на послевоенном Соборе епископов экзархата.

Чиновники министерства, пытаясь, все же «реанимировать» сближение двух церквей, выступили с идеей проведения в Харькове 22–24 декабря 1942 г. заседания Синода объединенной Украинской православной церкви с проведением в перспективе Всеукраинского поместного собора. Но Кох в очередной раз воспротивился идее объединения и запретил епископам выезд в Харьков и в результате Синод не состоялся.

Следующая попытка проведения объединенного Синода намечалась на весну 1943 г. в Почаевской лавре. Политическую подоплеку данной идеи раскрывает одна из записок (апрель 1943 г.) К. Розенфельдера министру А. Розенбергу:

«Использование всех сил на Востоке в борьбе против большевизма также требует привлечения Православной церкви. Поэтому следует разрешить Православным церквам или православным церковным группам созвать всеобщий Синод или Поместный собор против большевизма. Эта уступка может в большей мере способствовать использованию Церкви в германских интересах и создать благоприятное впечатление у верующего населения»   .

Но все замыслы и проекты Розенберга разбивались о непоколебимую позицию Коха. Становилось понятным, что реализация планов министерства восточных территорий могла стать реальностью лишь при отставке Коха. Розенберг предпринимает попытку за попыткой сместить Коха. Но они все заканчивались ничем, ибо тот, будучи назначен непосредственно Гитлером, пользовался безоговорочной поддержкой фюрера.

19 мая 1943 г. Гитлер вызвал в Ставку А. Розенберга и Э. Коха, пытаясь добиться их примирения. Розенберг прибыл с проектом увольнения рейхскомиссара. Но из этого ничего не вышло. Гитлер, в сущности, поддержал все шаги Коха в отношении церковного вопроса на Украине. Тем самым на попытках создать единую Украинскую церковь была поставлена окончательная точка. Тем более, что именно в этот период на территории Украины отряды ОУН начали военные действия против немецких войск. Поскольку же это движение имело тесные связи с Автокефальной церковью, немцы отказали ей в поддержке.

Наступление Красной Армии в 1943–1944 гг. и освобождение Украины привели к тому, что епископы Автокефальной и Автономной церквей оказались в Варшаве. Здесь вне зависимости от Э. Коха они могли еще раз попытаться объединиться. Но быстрое наступление Красной Армии смешало все планы, и архиереи вынуждены были бежать дальше – в Берлин. Оставшиеся на территории Украины приходы Автокефальной церкви рассыпались, перейдя в основном в состав юрисдикции Русской православной церкви.

***

Министерство восточных территорий, проводя политику в отношении православных церквей на Украине и Белоруссии, стремилось использовать в политических целях и третью силу – «сектантское движение».

В одном из докладов Карла Розенфельдера ставилась задача: «необходимо не препятствовать, вероятно, сильно расцветающему сектантству, которое подпитывается старыми русскими сектами и долгой децентрализацией. Эти секты действуют… подобно бактериям, от которых православный блок теряет прочность. Существующие на юге Украины многочисленные и испытывающие сильное влияние со стороны местных немцев секты считаются особенно германофильскими»  .

Аналогичной была позиция и в отношении протестантских церквей в Белоруссии. Центром пятидесятнического движения на территории Западной Белорусии становится г. Барановичи. Сюда из Вильны переехал один из руководителей христиан веры евангельской И.К. Панько. Хотя и не сразу, ему удалось наладить контакты между всеми руководящими служителями, образовать общее руководство церквами, во главе которого он и был избран.

Отношения с оккупантами складывались трудно. Было известно, что в Германии фашисты преследовали пятидесятников, закрывали их молитвенные дома, разгоняли собрания, отправляли в концлагеря духовенство. Многие пятидесятники вынуждены были, чтобы избежать репрессий, официально перейти в состав баптистских общин, по отношению к которым немцы были более лояльны. В этих условиях особых надежд на легализацию пятидесятнических общин в Белоруссии не было. Руководители пятидесятничества смогли связаться с одним из лидеров пятидесятничества в Германии Густавом Шмидтом с просьбой дать совет, как им быть в новых политических условиях. В октябре 1942 г. пришел ответ: «Я вам советую, чтобы вы присоединились к союзу баптистов, пока еще есть возможность, чтобы таким образом ваши общины могли устоять далее, и дабы вы могли впредь приводить души к Христу. Иначе ваши общины и собрания будут закрыты, а овцы останутся без пастырей и без пищи, и рассеются, как это уже было во многих случаях в Германии»  .

Такая рекомендация для условий Германии была, вероятно, оправдана. Но белорусским служителям такой выход не казался единственно возможным. Они решили обратиться к оккупационным властям в Белоруссии с просьбой о признании пятидесятнического центра и разрешении на открытие пятидесятнических общин. Как ни странно, но разрешение было дано. Пятидесятнический центр был зарегистрирован в 1943 г. в качестве «Консистории церкви христиан веры евангельской». Местом его расположения был признан город Барановичи, а И.К. Панько стал именоваться немецкой администрацией «епископом».

На Украине ситуация развивалась следующим образом. Г.Г. Понурко – руководитель пятидесятнических общин, вернулся из заключения домой в мае 1941 г. Спустя месяц началась война. В связи с эвакуацией многие члены христиан веры евангельской покинули родные места, церкви перестали действовать. Понурко подал заявление в оккупационные власти о разрешении деятельности Всеукраинского союза христиан веры евангельской. Понурко был вызван на личный прием к гебитскомиссару, которого заставило принять положительное решение известие о том, что Понурко просидел за веру в советских тюрьмах 9 лет.

Сотрудниками Понурко по налаживанию духовной жизни в Центральной и Восточной Украине стали Д.И. Пономарчук и А.И. Бидаш. В октябре 1942 г. в Днепропетровске состоялся съезд представителей церквей Днепропетровщины, который носил подготовительный организационный характер. Для окончательного решения вопроса о воссоздании республиканского центра намечено было проведение съезда в г. Пятихатка. Он открылся 1 ноября 1942 г. С докладом «О состоянии бывшего Союза христиан евангельской веры, а также его церквей за последние 15 лет» выступил Понурко.

Съезд провозгласил воссоздание союза христиан веры евангельской. Руководящий совет возглавил Г.Г. Понурко, признанный немецкими властями «епископом» «Епископальной церкви христиан евангельской веры». Ее центр – «Епископальная коллегия» располагался в г. Пятихатка. В 1942 г. союз объединял около 300 пятидесятнических церквей.

В 1943 г. удалось провести два общеукраинских съезда в Днепродзержинске и Александрии Кировоградской области. Обсуждался и был принят Устав союза церквей. Намечалось проведение очередного съезда в г. Николае-ве, но власти не разрешили. Они настаивали, чтобы пятидесятники объединились вместе с баптистами. Вопрос этот обсуждался в объединениях пятидесятников и евангельских христиан и баптистов Украины, но он не нашел на тот момент окончательного решения. Поэтому пресвитер Николаевской церкви Ф. Шерстюк отказался выполнить указание властей. В результате он и другие члены церкви были арестованы Гестапо. Их освободили уже советские войска.

Можно говорить, что за годы оккупации Союзу христиан веры евангельской в целом удалось восстановить организационные связи, открыть молитвенные дома и возобновить деятельность ранее закрытых собраний.

Среди членов общин распространены были патриотические настроения. К примеру, служитель С. Недвецкий прямо говорил в своих проповедях, что власть фашистов скоро кончится и Советская армия вернется. Весной 1943 года по доносу предателя он был арестован и расстрелян в Вилейской тюрьме.

Религиозный фактор учитывался оккупационными властями при планировании внутренней политики в районах традиционного распространения ислама, прежде всего, в Крыму и на Кавказе. Фашисты, вступая на эти территории, всячески подчеркивали, что уважают исламские ценности, несут освобождение от «большевистского безбожного ига», обещали создать условия для возрождения ислама. К примеру, в одном из обращений «К жителям гор!» говорилось: «Горец! У тебя ничего не было. Все твое богатство отняли большевики. У тебя теперь есть многое, а будет еще больше… Всем этим счастьем твоей семьи и покоем детей ты обязан великому твоему другу Адольфу Гитлеру!»  Стремясь заручиться поддержкой населения в «мусульманских регионах», оккупанты охотно шли на возобновление деятельности мечетей практически в каждом населенном пункте, активно устанавливали связи с мусульманским духовенством, предоставляли ему возможность через радио и печать обращаться к верующим. На всей оккупированной территории, где жили мусульмане, восстанавливались должности мулл и старших мулл, которых приравняли в правах и привилегиях к главам администрации городов и населенных пунктов.

В сообщении штабного управления шефа полиции и СД отражено отношение населения к религиозным праздникам и политике немецкой администрации:

«Мусульманское горное население воспринимает свободную религиозную деятельность с той же благодарностью. Группа армий «А» распорядилась разрешить в чисто мусульманских областях на селе и в маленьких городках использовать пятницу (при условии исключения воскресенья) в качестве выходного дня. Только в больших городах с преобладающим русским населением воскресенье должно остаться нерабочим днем. Очень почитается исламский праздник Рамазан 9 – 10   октября. Оказать содействие в случае если мусульманское население имеет желание этот, за долгие годы впервые снова наступивший праздник, связать с праздником освобождения»  * .

Религиозная принадлежность населения учитывалась и при формировании особых подразделений из числа военнопленных Красной Армии. Если во власовскую армию в основном направляли представителей народов, традиционно исповедовавших христианство, то в такие формирования, как «Туркестанский легион», «Идель-Урал» направляли представителей «исламских» народов. Германское командование рассчитывало использовать «мусульманские» воинские части в борьбе с партизанами в Белоруссии, в Прибалтике и на Украине, а за пределами СССР – в Югославии, во Франции.

*   См.: Приложение. Документ № 25.

*   См.: Приложение. Документ №   16.

*   См.: Приложение. Документ №   31.

* *   См.: Приложение. Документ №   31.

*  См.: Приложение. Документ № 20.

 Цит. по: Шкаровский М.В. Указ. соч. С. 226.

 Афанасий (Мартос), архиепископ. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск, 1990. С. 271.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 307–308.

 Цит. по: Шкаровский М.В. Указ. соч. С. 300.

  Даниленко С. Амвоны черной лжи   / Атеистические чтения. Вып. 10. М., 1979. С. 66.

 Журнал Московской патриархии. 1943. № 4. С. 29–30.

 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 251. Л. 12.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 330

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 293.

  Цит.   по: Франчук В.И. Просила Россия дождя у Господа. Киев, 2002. Т. 2. С. 333.

  Цит. по: Опрышко О.Л . На Эльбрусском направлении. Нальчик. 1970. С. 11–12.

*  См.: Приложение. Документ № 2.

*  См.: Приложение. Документ № 13.

*   См.: Приложение. Документ №   3.

*   См.: Приложение. Документ №   4.

*  См.: Приложение. Документ № 17.

ПРИМЕЧАНИЯ

  Шкаровский М.В . Политика Третьего рейха по отношению к Русской православной церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов. (Сборник документов). М., 2003. С. 46.

 Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996. С. 404.

 Пробудитесь! 1995 , 8 дек абря. С . 6.

 Там же. С . 8.

 Там же. С . 9.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 39.

 Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 47–48.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 51.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 65.

  Цит. по: Троицкий С.В . О неправде карловацкого раскола. Париж. 1960. С. 95.

 См.: Никитин А.К. Нацистский режим и Русская православная община в Германии (1933–1945). М., 1998. С. 392–395.

 Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 45.

 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 166. Оп. 508/3. Д. 146. Л. 38.

 Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 46–47.

  Цит. по: Гордиенко Н.С. Комаров П.М., Курочкин П.К. Политиканы от религии . Правда о Русской церкви. М., 1973. С. 54. См. также: Троицкий С.В. О неправде карловацкого раскола. Париж. 1960.

 См.: Шкаровский  М.В. Указ. соч. С. 152.

 Цит. по: Никитин А.К . Указ. соч. С. 307.

 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 92. Л. 23–25.

 Цит. по: Барабаш Т.А. Судьбы Русской церкви в годы войны: до и после встречи с генералиссимусом Сталиным // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. М., 2004. С. 554.

 РГАСПИ. Ф. 69. Оп.1. Д. 747. Л. 36.

 Сергий (Ларин), епископ. Православие и гитлеризм. Одесса, 1946–1947. Машинопись. С. 23–24.

Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 200.

  Регельсон Л. Трагедия Русской церкви. 1917–1945. Париж, 1977. С. 508.

 См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 92.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 188–190.

 Цит. по: Барменков А.И. Свобода совести в СССР. М., 1979. С. 120.

 Церковно-исторический вестник. 1999. № 2–3. С. 266.

 Цит. по: Шкаровский М.В. Указ. соч. С. 206.

 Цит. по: Шкаровский М.В . Указ. соч. С. 205.

  Пикер Г. Застольные беседы Гитлера. Смоленск, 1993. С. 78.