Одинцов М.И.

(Москва)

Вероисповедная политика советского государства в 1939–1958  гг.

Вплоть до 1938 г. осуществление государственной церковной политики в СССР было возложено на Комиссию по культовым вопросам при Прези-диуме ЦИК СССР, которую возглавлял П.А.  Красиков . С образованием Вер-ховного Совета СССР Комиссия была упразднена, и тем самым был ликвиди-рован орган, в той или иной степени осуществлявший связь между государст-вом и религиозными организациями. Оставалась только одна ведомственная структура, которая занималась проблемами религии и церкви — специальный «церковный» отдел в недрах Народного комиссариата внутренних дел (НКВД). Наркомат же в своей деятельности исходил из официальной политической оцен-ки религиозных организаций как противников социализма и советского строя, а духовенства — как явной или скрытой контрреволюционной силы.

В идеологической работе партийных и общественных организаций по-прежнему одной из приоритетных объявлялась задача строительства «безре-лигиозного общества». Емельян Ярославский — главный антирелигиозник тех лет — призывал к активным, наступательным действиям на «антирелиги-озном фронте», выступал против какой-либо самоуспокоенности в рядах Союза воинствующих безбожников (СВБ). Встречаясь в апреле 1939 г. с акти-вом СВБ Москвы, он разъяснял: «Враги социализма действуют через религи-озные организации. А в тех районах, где нет религиозных организаций, где нет ни церкви, ни мечети, ни синагоги, нередко имеется переезжающий с мес-та на место »бродячий поп«, „поп-передвижка“ или осели бывшие обитатели монастырей, орудуют развенчанные вожаки религиозных сект, бывшие цер-ковные старосты и тому подобные бывшие люди„ .

В публичных выступлениях партийно-государственных функционеров в конце 30-х годов и в печати тех лет при определении общего числа религи-озных организаций в СССР указывалась, как правило, цифра — 30 тысяч. В данном случае приводились сведения, собранные комиссией П.А.  Красикова еще в конце 1936 г. То была последняя наиболее полная попытка обобщить религиозную статистику. Но если Красиков, опираясь на полученные данные, стремился убедить власти в необходимости корректировки церковной поли-тики, то в конце 30-х — начале 40-х гг. этой статистикой вводили в заблужде-ние и внутреннюю, и зарубежную общественность.

Без сомнения, она не отражала реальной ситуации. В лучшем случае лишь треть от этого числа организаций действительно были действующими, остальные либо числились на бумаге, либо культовые здания этих организа-ций стояли закрытыми на замок по волевому решению местных властей. По-всеместное распространение мер административного давления на религиоз-ные общества признавали и сами партийные лидеры на различного рода «за-крытых заседаниях». В частности, еще в декабре 1936 г. на совещании руко-водства СВБ Ем. Ярославский отмечал: «Мы, несомненно, имеем очень боль-шие перегибы в смысле увлечения административными мероприятиями. Ко-гда мы знакомились с последними данными относительно ликвидации цер-ковных помещений, то мы приходим к единодушному мнению, что тут были допущены административные перегибы, которые объясняются тем, что не вели систематической антирелигиозной пропаганды, а шли по линии наи-меньшего сопротивления. Закрыть церковь легче всего, это наиболее корот-кий путь. Люди говорили, что незачем тут заниматься систематической анти-религиозной пропагандой, что можно закрыть оставшиеся церкви и этим дело будет исчерпано» .

Сохранившиеся учетные сведения, отражающие динамику процесса со-кращения религиозной сети в последующие годы, отрывочны и неполны. По имеющимся в нашем распоряжении данным число, к примеру, объединений Русской православной церкви составляло в 1938 г. — 8285 единиц, а в 1940 г. — 8279. Внешняя стабильность статистических данных обманчива. В 1940 г. подсчет велся уже с учетом православных обществ (почти 2,5 тыс.), действо-вавших в Прибалтике, Западной Белоруссии, Молдавии и на Западной Украи-не, однако это никак не отразилось на общей статистике. Объяснение этого парадокса заключается в том, что за эти же годы число православных общин в РСФСР было в административном порядке сокращено с 3617 единиц до 950. Не будет преувеличением сказать, что из этого числа реально действующей была примерно треть обществ: к примеру, в 25 областях не имелось ни одного действующего храма, в 20 — от одного до пяти. Не менее безрадостной была ситуация и на Украине. Были закрыты все православные церкви в Винницкой, Кировоградской, Донецкой, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях. По одной церкви действовало в Ворошиловградской, Полтавской, Харьков-ской областях.

Относительно многочисленной была сеть религиозных обществ на тер-риториях, вошедших в состав Советского Союза в 1939–1940 гг.: в Прибалти-ке, Молдавии, Западной Белоруссии и Западной Украине. Властью признава-лось, что здесь влияние духовенства гораздо сильнее, чем в других республи-ках Союза, и потому предписывалось проводить более осмотрительную цер-ковную политику.

Новые территории составляли проблемы и для Московской патриар-хии. Дело в том, что тамошние православные епархии в послереволюционный период, кто раньше, а кто позже, заявили о своей церковной самостоятельно-сти. Теперь, в новых политических обстоятельствах, неизбежно вносились изменения и в жизнь церковную. Патриарший местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) стремился упорядочить здесь церковную жизнь и взять ее под контроль. В Молдавию, на Кишинев-скую епархию направлен был епископ Алексий (Сергеев) . Временным эк-зархом в западные области Украины и Белоруссии был назначен архиепископ Николай (Ярушевич) . По одному из немногих дошедших до нас писем ми-трополита Сергия того периода мы можем представить его точку зрения на церковные проблемы на данных территориях. В частности, он писал: «Наши новые области заставляют таки беспокоиться. Новая заплата не сразу приста-ет к старой одежде. Все у них там как-то по-своему. В особенности трудно дается усвоить, что прежняя их автокефалия на церковном языке называется »раскол« со всеми следующими отсюда выводами: что все, признаваемое за ними, признается лишь »икономии« ради, а, строго говоря, по канонам, ни на что они рассчитывать права не имеют. Много еще придется с ними потерпеть, втолковывая таблицу умножения».

Однако очень скоро и на этих территориях во все более и более широ-ком масштабе стал использоваться уже имевшийся опыт «регулирования» отношений с религиозными организациями: ликвидировались религиозные партии и церковно-общественные объединения, закрывались монастыри, хра-мы и церковные типографии, национализировалась собственность религиоз-ных обществ, депортировалась часть духовенства. В качестве оправдания этих и других подобных мер использовался тезис о том, что здесь среди духовен-ства и церковного актива особенно много тех, кто борется с советской вла-стью и выступает за возвращение старых порядков .

Накануне Великой Отечественной войны казалось, что правящая Ком-мунистическая партия близка к достижению провозглашенной в области ре-лигиозных отношений цели. «Бесцерковные» и «безбожные» деревни, посел-ки, города, районы и даже целые области насчитывались десятками и сотня-ми. Согласно проводимым тогда социологическим исследованиям и опросам, количество верующих сокращалось день ото дня . Официальные средства массовой информации и антирелигиозная литература свидетельствовали о «поддержке трудящимися массами» курса церковной политики государства, как наиболее полно обеспечивающего свободу совести. Тот же Ярославский буквально в канун войны, в марте 1941 г., на встрече с работниками антирели-гиозных музеев, говоря о «результативности„ антирелигиозной работы, отме-чал, что граждане все реже и реже обращаются с ходатайствами об открытии ранее административно закрытых культовых зданий, об организации религи-озных общин. “Охотников, — резюмировал он, — обращаться с такими хода-тайствами с каждым днем становится все меньше и меньше. А там, где такие ходатайства поступают… инициаторами их являются кулаки, служители куль-та и бывший церковный актив, единоличники„ .

Но, конечно же, религиозная жизнь в стране в ее реальном виде была совсем другой, чем представлялось «антирелигиозным мечтателям». И, в ча-стности, это проявилось в те же мартовские дни 1941 года, когда в Москве прошли торжества по случаю 40-летия служения в архиерейском сане митро-полита Сергия. Тысячи православных верующих собрались в кафедральном соборе: москвичи, представители почти всех епархий, расположенных в СССР, гости из-за рубежа. Никогда, вероятно, еще доселе старые стены Ело-ховского собора не слышали такого могучего многолетствования Блаженней-шего юбиляра, которое пелось единодушно всеми молящимися. Когда же по окончании службы митрополит Сергий вышел на паперть собора, вся, черная от народа, площадь обнажила свои головы и стала забрасывать цветами сво-его глубокочтимого и горячо любимого «дедушку-владыку» .

В воскресный день, 22 июня 1941 г., в день всех святых в земле Рос-сийской просиявших, митрополит Московский Сергий, возвратившись после службы в Елоховском соборе к себе домой, узнает трагическую весть: фаши-стские войска перешли советскую границу, бомбят города и поселки, проли-лась первая кровь граждан Союза ССР. Молча удалился он в свою комнату-келью. И через некоторое время вышел оттуда с текстом обращения. «Жалкие потомки врагов православного христианства, — писал митрополит, — хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым наси-лием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными за-ветами любви к своему отечеству. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выго-дах, а о священном своем долге пред родиной и верой, и выходили победите-лями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им и по плоти, и по вере» .

Воззвание рассылалось по епархиям, церквам и приходам, вызывая от-ветные патриотические чувства у миллионов верующих. Протоиерей А.А.  Ар-хангельский, настоятель одного из вновь открытых в августе 1941 г. храмов в Горьком, писал митрополиту Сергию: «верующие особенно горячо отнеслись к призыву о помощи на нужды фронта, на нужды и помощь раненым бойцам. Достаточно указать, что нами собрано пожертвований и передано по назначе-нию в Фонд обороны свыше двух миллионов рублей. Верующие охотно несли по примеру своих патриотов предков не только деньги, облигации, но и лом серебра, меди и другие вещи, обувь, полотенца, полотно и пр. Было заготов-лено и сдано немало валяной и кожаной обуви, шинелей, носков, перчаток, белья. Одной шерсти перевязали на носки более 4 пудов. Был организован особый сбор на подарки для бойцов в день годовщины Красной Армии, дав-ший свыше 30000 рублей Подарки были разнесены по госпиталям для ране-ных, которые сердечно приняли такую внимательную о них заботу».

И в последующем призывы Сергия к пожертвованиям на нужды оборо-ны Отечества встречали самую горячую поддержку. С аналогичными посла-ниями выступили и другие православные иерархи. Архиепископ Астрахан-ский Филипп (Ставицкий) писал: «На первом месте да будет у нас святое дело помощи Родине в самом широком масштабе, безо всяких расчетов, без скупости, щедрой рукой… Докажем делом, что мы ученики и последователи того, кто заповедовал нам не только делиться последним с ближним своим, но и жизнь свою отдать за него» .

Октябрь 1941 г. был тяжелым месяцем для страны. Фронт приблизился к Москве, в городе введены военное положение и комендантский час. На ули-цах появились первые военные укрепления, беженцы. Ходили упорные слухи о возможной сдаче столицы неприятелю. По решению Моссовета началась эвакуация правительственных учреждений, заводов и фабрик. К эвакуируе-мым в централизованном порядке были отнесены и религиозные центры: Мо-сковская патриархия, Всесоюзный Совет евангельских христиан, Митрополия обновленческой церкви. Местом их нового размещения стал Ульяновск.

В первые же месяцы Отечественной войны выявилась неправильность и пагубность сформировавшейся в 30-х годах государственной политики в отношении религии и церкви. Иллюзии об успешном и повсеместном «пре-одолении» религии и о победе «безбожного движения» рассеялись, уступив место правде жизни — в стране насчитывались миллионы верующих, которые были несправедливо ограничены в возможностях свободно и открыто удовле-творять свои религиозные потребности.

Тем не менее, несмотря на духовную несвободу, руководители практи-чески всех религиозных центров поддержали освободительную борьбу наро-дов СССР против агрессора. Чувство патриотизма оказалось сильнее обид. Обращаясь к верующим с патриотическими посланиями, они призывали их достойно выполнить свой религиозный и гражданский долг, оказать всю воз-можную материальную помощь нуждам фронта и тыла. В частности, собрав-шиеся в мае 1942 г. в Уфе представители мусульманского духовенства осуди-ли террор немецко-фашистских войск против народов Советского Союза и призвали мусульман, не жалея сил, «сражаться на поле брани за освобожде-ние великой Родины, всего человечества и мусульманского мира от ига фаши-стских злодеев». А оставшихся в тылу мужчин и женщин призвали прило-жить «все силы для изготовления всех необходимых предметов для успешно-го ведения Отечественной войны и обеспечения жизни населения» .

В посланиях обновленческого митрополита Александра (Введенско-го) , распространяемых в августе 1942 г. на Северном Кавказе, говорилось: «Братья и сестры! В этот час, когда враг грозит не только нашей свободе, но и всей жизни, своим безумием и надменностью уподобясь сатане, мы не только должны молиться, но и действовать. Православные! Все, от священства и до малейшего мирянина, все способные братья, боритесь! Боритесь, побеждайте! Врагу не уступайте, священный пример великого Александра Невского, не-бесного покровителя нашей Родины, пусть воодушевляет всех вас. С мечом в руках, с огнем веры в сердце пусть верующие исполнят свой великий воин-ский долг. Те, кто работает в тылу, пусть самоотверженно, с полным напря-жением сил исполняют свои обязанности перед Родиной» .

Старообрядческий архиепископ Иринарх в Рождественском (1942 г.) послании к верующим призывал оказывать всяческое противодействие врагу на оккупированной территории в рядах партизан, и доблестно служить в от-рядах Красной Армии .

Абсолютное большинство религиозных организаций в Советском Сою-зе заняли позицию осуждения в отношении тех служителей культа, которые осознанно перешли на сторону врага, добровольно стали орудием идеологи-ческой пропаганды, помогая насаждать «новый порядок» на оккупированной советской территории .

Таким образом, патриотическая позиция духовенства и верующих вступала в противоречие со стереотипами тех социально-политических воз-зрений, которые насаждались официальной пропагандой в общественном соз-нании накануне войны. В массах верующих зрела убежденность в том, что государство должно пойти на нормализацию отношений с религиозными ор-ганизациями. И действительно, спустя несколько месяцев после начала войны правительство сделало первые шаги в этом направлении: разрешались обще-церковные сборы средств; снимались ограничения на внекультовую деятель-ность; не чинились препятствия массовым богослужениям и церемониям; от-крывались, хотя и без юридического оформления, молитвенные здания; рас-ширялась издательская деятельность церквей; признавались де-факто религи-озные центры; разрешалось устанавливать связи с зарубежными религиозны-ми организациями и т. д.

Вряд ли можно согласиться с бытующим мнением, что «в начале окку-пации национал-социалистическое правительство Германии не имело ясно сформулированной политики в отношении религии на оккупированной терри-тории» . Перед нападением на Советский Союз фашисты уже имели богатый опыт проведения своей религиозной политики, как в Германии, так и на тер-риториях, захваченных ими в Европе. Уже с момента прихода к власти Адольф Гитлер предпринимает усилия к созданию различных структур, которым вме-нялся контроль за церковными организациями. Здесь, прежде всего, следует упомянуть гестапо — тайную государственную полицию, созданную в 1933 г. С 1936 г. это ведомство возглавил Генрих Гиммлер и основной его задачей было расследование деятельности всех враждебных нацистскому государству сил на территории империи. Подразумевалось, что таковые могут оказаться и в религиозной среде. Поэтому объектами наблюдения со стороны Гестапо стали религиозные организации и их руководители, духовенство, активные верующие-миряне. После образования в 1939 г. Главного управления импер-ской безопасности (РСХА) Гестапо вошло в его состав в качестве IV управ-ления. Возглавил и руководил им до конца Третьего рейха Генрих Мюллер. Одной из структурных единиц Управления был отдел («церковный реферат»), непосредственной функцией которого был надзор за политической деятельно-стью католической и протестантских церквей, религиозных сект, иудейских организаций и франкмасонов. Другие отделы Гестапо, ведавшие делами на оккупированной территории и контрразведкой, также входили в непосредст-венный контакт и использовали в своей работе служителей культа. Добавим, что касательство к религиозно-церковным организациям имели и такие струк-туры, как СД — служба безопасности СС, разведывательное управление СС, а также Зипо — полиция безопасности.

Усилия всех этих ведомств внутри Германии и за её пределами сосре-дотачивались по двум направлениям: во-первых, разрушение (внутреннее и внешнее) сложившихся традиционных устойчивых церковных структур, «атомизация» конфессий и церквей. Во-вторых, тотальный контроль за всеми проявлениями религиозной жизни. В соответствие с этим, ставились практи-ческие задачи: негласное наблюдение за религиозными организациями всех направлений, изучение настроений духовенства и верующих, внедрение аген-туры в церковные административно-управленческие структуры, вербовка агентуры из среды священно-и церковнослужителей, продвижение «нужных людей» на различные иерархические должности, а также в церковных и обще-ственных фондах, комитетах и т. п. Как можно судить на основании доступ-ных нам источников, практически во всех странах Европы и во всех крупных конфессиональных организациях действовала широко разветвленная агентур-ная сеть спецведомств Германии.

Еще до начала Великой Отечественной войны спецслужбы нацистской Германии вели поиск возможностей оказывать влияние и на религиозные ор-ганизации в СССР и на зарубежные русские православные приходы. До 1941 г. усилия были направлены в основном на Русскую православную цер-ковь за рубежом — религиозную организацию, возникшую в начале 20-х гг. на базе православных приходов, располагавшихся в Западной Европе, и руково-димых иерархами, покинувшими Советскую Россию в годы гражданской вой-ны или сразу после ее окончания. По своим политическим взглядам тогдаш-ний глава Архиерейского синода Русской православной церкви за рубежом митрополит Анастасий (Грибановский) и другие иерархи были среди тех представителей русской эмиграции, которых не покидала надежда на крах коммунизма, падение ненавистных им советской власти и «Совдепии». Это, естественно, учитывалось Гитлером, и потому особых препятствий деятель-ности этой церкви на территории Германии не чинилось.

С началом второй мировой войны Русская православная церковь за ру-бежом, как и в целом антисоветски настроенная часть русской эмиграции, достижение своих политических целей и осуществление надежд увязывала с ходом войны, с перенесением военных действий на территорию СССР. Уже 3 сентября 1939 г. представители русской эмиграции в Югославии, собравшись для обсуждения сложившегося положения в Европе, писали в обращении к вели-кому князю Владимиру Кирилловичу : «Опять решаются судьбы народов. На-чавшаяся жестокая война может выдвинуть вопрос о судьбе русского народа, о судьбе нашей настрадавшейся РОДИНЫ… Ход развертывающихся событий бу-дет нас держать в наивысшем напряжении, и русская эмиграция за рубежом не имеет права не пользоваться могущим представиться случаем, чтобы под-вигнуть дорогое нам русское национальное дело. Мы можем и должны рас-считывать на самих себя и на те народные силы »там«, которые сохранили в душах своих чувство любви ко всему родному и русскому» .

Нападение фашистской Германии на Советский Союз было расценено ие-рархией и духовенством церкви, политически активными мирянами как первый шаг на пути к «освобождению» России. Официальный орган Архиерейского Си-нода излагал позицию церкви вполне определенно: «По всему земному шару Рус-ская зарубежная церковь с напряженным вниманием следит за ходом войны на Востоке, молитвенно поддерживая самоотверженных бойцов против безбожни-ков и всегда готовая по мере своих сил и возможностей помогать этой борьбе» .

На таком понимании своей «патриотической миссии» эта церковь оста-валась и в последующие военные годы. Заметим, что ее надежды распростра-нить влияние на всю оккупированную немцами советскую территорию, а так-же надежды митрополита Анастасия стать главой всей Русской православной церкви не оправдались. «Виной» тому стала позиция германских властей, по-считавших политически более выгодным не допускать эмигрантское духовен-ство на советскую территорию, где у него не было серьезной социальной под-держки. Они понадеялись на то, что православное духовенство и верующие «тихоновской» ориентации якобы обладают достаточным запасом ненависти к коммунизму и советской власти, и потому окажут содействие немецкой ар-мии в выполнении ее «исторической миссии„ — разгроме и уничтожении Рус-ского государства, русского народа.

При разработке плана вторжения в СССР немецкое командование про-считывало возможности использования «религиозной карты». Анализируя обстановку на оккупированных в первые месяцы войны советских территори-ях, Главное управление имперской безопасности фиксировало тот факт, что «среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от боль-шевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церк-ви или церквей, что особенно относится к старшему поколению, в то время, как более молодое поколение смотрит на это безразлично». В связи с этим предлагалось допустить на захваченные территории «новый класс проповед-ников», обученных и способных «толковать народу религию„, свободную от национальной истории, традиций и культуры .

Сам Адольф Гитлер вплотную занимался религиозными проблемами и считал их одними из важнейших в деле «управления покоренными народа-ми». В апреле 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение рели-гиозной политики: насильственное дробление церквей, принудительное изме-нение вероисповедного статус-кво на оккупированных территориях, запреще-ние устройства каких-либо централизованных конфессиональных органов и центров, формирование «марионеточных» религиозных органов управления, использование религии и духовенства в политических целях и т. д. «Нашим интересам, — говорил он, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возник-нут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это не только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы коли-чество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы» .

О намерении и фактах использования оккупантами духовенства и ши-ре  — религии, свидетельствовали и материалы, поступавшие в ЦК ВКП(б) из действующей армии и партизанских отрядов. Они же дают представление о сложных, подчас трагических ситуациях, возникавших на оккупированных территориях в связи с религиозной политикой немцев и отношением к ней духовенства и верующих .

Немецкие оккупационные власти поддерживали тех православных ие-рархов в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии, которые выступили против Московской патриархии, объявляли о своем намерении образовать некие ав-токефальные церковные организации.

Вообще немецкие власти в оккупационной зоне в своих идеологиче-ских целях стремились максимально использовать религиозную проблемати-ку. Пресса, наводненная материалами (в том числе и многочисленными фаль-шивками) о «терроре», развязанном большевиками в отношении религии и верующих, в то же время всячески подчеркивала, что новая власть несет религиозную свободу. Любопытно, что, не желая давать оснований для кри-тики религиозной политики на территории собственно Германии, Гитлер еще в июле 1941 г. секретным приказом запретил на время войны с СССР прове-дение каких-либо мероприятий против церкви, и даже простого опроса епи-скопов, без санкционирования свыше. Оккупанты настойчиво «рекомендова-ли» священнослужителям в проповедях и во время церковных церемоний вы-ражать верноподданнические чувства к Гитлеру и третьему рейху, а также проводить специальные молебны за победу германской армии и «спасение родины» от большевиков. Поощрялось и распространение всякого рода рели-гиозно-назидательной литературы. Для примера приведем текст листовки-молитвы, имевшей хождение в Германии и на временно оккупированной со-ветской территории:

Адольф Гитлер, ты наш вождь,

Имя твое наводит трепет на врагов,

Да приидет третья империя твоя

И да осуществится воля твоя на земле.

Каждодневно изреки слово твое,

И с помощью помощников твоих

Издавай твои мудрые приказы,

Которым мы смиренно будем подчиняться,

А если понадобится, умрем во имя твое .

Оккупационный режим допускал деятельность лишь лояльных герман-ской администрации религиозных общин. Так, в первую годовщину начала вторжения немецко-фашистских войск в Советский Союз, имперский комис-сар Украины А. Розенберг в директиве руководителям СС и полиции писал: «На Украине, точно так же, как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускается любая религия и любое церковное направление, если оно лояльно к германской администрации и обнаруживает готовность содействовать созданию положительного настроения среди населения и не делать ничего, что способствовало бы отрицательным тенденциям. Разногла-сия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересуют. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она способна нарушить гармонию, необходимую для общего строительства» .

Жестоко преследовались малейшие попытки духовенства привнести в жизнь общины элементы критического отношения к политической действи-тельности на оккупированных территориях. Достаточно широко была распро-странена практика насаждения в православные приходы священников ино-странцев, выходцев из стран Европы. В этих случаях духовенство особенно рьяно занималось политической обработкой паствы. В одном из сообщений НКВД СССР, относящемся к осени 1942 г., мы читаем: «В бывшем кинотеат-ре »Безбожник« (г. Ворошиловград) немцы открыли церковь. В этой церкви служит итальянский священник, хорошо владеющий русским языком. Во время одного богослужения он выступил перед верующими со следующей проповедью: »Вы, христиане, теперь уже свободны от большевизма, поэтому вы все должны, как един,- помогать немецкой армии, фронту для скорейшего и полного разгрома большевизма. Второй фронт угрожает Берлину. Эта угро-за не только Берлину, но и всем нам, верующим христианам. Так давайте же всемерно помогать строить новую жизнь, чтобы окончательно уничтожить большевизм« .

Примерно спустя год после начала Отечественной войны, когда стала очевидной политическая значимость религиозного вопроса, в СССР склады-вается устойчивая система сбора информации о религиозной ситуации на ок-купированной территории. Она поступала из партизанских отрядов и дейст-вующей армии, от местных партийных и советских органов, подразделений НКВД. К примеру, Командование Карельского фронта в мае 1942 г. доклады-вало: «При Военном управлении Восточной Карелии имеется отдел просве-щения, который через окружные и районные управления осуществляет кон-троль и руководство школьными и религиозными заведениями. В распоряже-нии отдела просвещения имеется группа попов, которые должны обслуживать население. В некоторых наиболее крупных населенных пунктах открыты церкви. Попам, служащим в финских частях, предоставлена также возмож-ность обслуживать гражданское население, но это производится только по просьбе попов, состоящих в штате при Военном управлении» .

Информация концентрировалась, как правило, в центральном аппарате НКВД, а затем уже наркомат доводил ее до правительства и ЦК ВКП(б), и он же выходил с инициативами по проведению тех или иных акций в отношении религиозных организаций во внутренних районах Союза ССР, на оккупиро-ванной советской территории и даже за пределами СССР.

В начале 1943 г. общая политическая обстановка в стране и положение на фронтах, широкая патриотическая деятельность религиозных организаций, а также причины внешние: стремление сузить возможности немецкой пропа-ганды по использованию религиозных проблем, желание снять в обществен-ных кругах стран-союзниц предубеждение в отношении церковного курса советского правительства и, наконец, намерение сплотить все антифашист-ские силы, включая и религиозные организации, — предопределили шаги Ста-лина по дальнейшей нормализации государственно-церковных отношений.

Властям необходимо было определить, в отношении какой из религи-озных организаций будет сделан первый шаг. Собственно, речь могла идти только о православной церкви, но либо о ее «обновленческой ветви», либо о «тихоновской». Сталин подошел к выбору с прагматической позиции. Обнов-ленческая церковь, возглавляемая митрополитом Александром (Введенским), не пользовалась широкой поддержкой верующих. Да и за рубежом среди большинства автокефальных православных церквей обновленцы не были при-знаваемы, воспринимались как «раскольники» и «узурпаторы власти церков-ной«. В противоположность им »тихоновская« церковь имела широкую под-держку среди верующих. Зарубежные православные церкви именно ее рас-сматривали как наследницу тысячелетнего русского православия и желали восстановления с ней отношений. Принимался во внимание и тот факт, что на оккупированных территориях немцы закрывали обновленческие храмы, обви-няя его духовенство в политической поддержке советских властей. И одно-временно не препятствовали открытию »тихоновских» храмов и монастырей, полагая, что священники и рядовые верующие этой церкви, испытывая рез-кую антипатию к большевикам, положительно воспримут оккупационный режим. Таким образом, политическая и религиозная ситуация в стране и за рубежом диктовала Сталину выбор в пользу «тихоновской» церкви.

Среди тех, кого Сталин допустил к обсуждению вопроса о взаимоот-ношениях государства и церкви, были — В.М.  Молотов , Г.М.  Маленков , Л.П.  Берия , В.Н.  Меркулов . В тот же период решалось и какому органу поручить проведение новой религиозной политики. Первоначально решено было оставить это право за только что воссозданным (апрель 1943 г.) Нарко-матом государственной безопасности СССР (НКГБ). Но очень скоро стало ясно, что ему эта деятельность явно не удается (сказывались традиции 30 х гг.). К тому же среди религиозных организаций он воспринимался как «наследник» ГПУ и НКВД. Для внешнеполитического имиджа СССР тоже было лучше вывести (если не вовсе, то хотя бы внешне) религиозные органи-зации из-под контроля спецслужб.

В конце концов, было решено для связи правительства с Русской пра-вославной церковью создать специальный орган. Тогда же родилась идея встречи Сталина с иерархами Русской православной церкви. К ней начали интенсивно готовиться. Органами госбезопасности были собраны обстоятель-ные материалы о состоянии церкви, сведения о ее здравствующих иерархах, патриотической деятельности духовенства и т. д. С ними тщательно ознако-мился Сталин, которого интересовали не только социально-политические взгляды церковных лидеров, но и подробности их личных судеб, быта и жиз-ни в годы войны. Приведем краткую выдержку из биографической справки на митрополита Сергия, подготовленную в недрах спецорганов: «Как крупный церковный деятель широко известен в СССР и за границей. Владеет несколь-кими иностранными языками (японским, финским, английским, греческим, древнееврейским). Вступив на пост патриаршего местоблюстителя, мало чем отличаясь от предшественников в своих антисоветских взглядах, он, однако, резко отошел от политики демонстративной и открытой борьбы с Советской властью, провозгласив новую церковную политику на основе т.н.  лояльного отношения к Советской власти. В этом сказалась некоторая прогрессивность митрополита Сергия. Осуществляя этот принцип, он вместе с тем стремится возродить церковь в прежних ее масштабах. С начала войны сам занял пат-риотическую позицию, организовал патриотическую деятельность во всей церкви, и этой деятельностью руководит в настоящее время» .

Судя по всему, предстоящая встреча и должна была стать первым ша-гом к налаживанию постоянных взаимоотношений.

Идею возвращения в Москву из эвакуации руководителей Сергиевской и обновленческой церквей, Всесоюзного Совета евангельских христиан-баптистов активно поддерживал нарком госбезопасности В.Н.  Меркулов. В своих обращениях в ЦК ВКП(б) он, с одной стороны, отмечал, «недовольст-во» митрополита Сергия длительным пребыванием вдали от Москвы, его «опасение» быть отстраненным от руководства церковью. С другой - необхо-димость перемещения церковных центров в Москву связывал с предполагае-мым приездом в СССР делегации Англиканской церкви и необходимостью активизации патриотической работы через церковные структуры на оккупи-рованных территориях, где были открыты многие культовые здания .

В самом конце лета 1943 г. Сергий приехал в Москву, где митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) сообщили ему о предложении «компетентных органов» провести встречу со Сталиным. Митрополиты, со-глашаясь на встречу, намеревались просить о созыве Архиерейского собора для избрания патриарха Московского и всея Руси, об открытии новых церк-вей, монастырей, учебных заведений и возобновлении деятельности епархи-альных управлений.

Параллельно в органах власти шли поиски того, кто мог быть назначен на пост вновь создаваемого государственного органа по связям с Московской патриархией. Пока мы не имеем документальных свидетельств, как осуществ-лялся этот выбор, но в самом начале сентября 1943 г. он был сделан. Днем 4 сентября 1943 г. на своей ближней московской даче И.В.  Сталин провел ко-роткое совещание . Присутствовали Г.М.  Маленков, Л.П.  Берия и мало кому известный на тот момент — майор Госбезопасности Г.Г.  Карпов . Можно предполагать, что Сталин в присутствии Берии и Маленкова хотел устроить официальные «смотрины» кандидату на пост.

После того, как Карпов был представлен Сталину, между ними состо-ялся краткий разговор. Глава правительства хотел знать мнение собеседника о том, какой орган необходимо создать для поддержания связей между государ-ством и Русской церковью. Карпов выдвинул предложение об образовании при Верховном Совете СССР отдела по делам культов. По мнению же Стали-на, следовало создать при правительстве Союза — Совет по делам Русской православной церкви. Его задача осуществлять связь между правительством Союза и главой церкви. Совет не должен был принимать самостоятельных решений, а лишь докладывал те или иные вопросы правительству для получе-ния по ним указания.

Здесь же Сталин поинтересовался мнением присутствующих относи-тельно своего намерения принять в ближайшее время митрополитов Сергия, Алексия и Николая. Все выразили согласие, и тотчас Карпов из кабинета Ста-лина позвонил Сергию домой и сообщил о желании руководителей советского государства встретиться с иерархами церкви.

Поздним вечером того же дня митрополиты прибыли в Кремль, где и были приняты Сталиным. На встрече присутствовали В.М.  Молотов и Г.Г.  Карпов.

В начале беседы Сталин сказал о том, что ему известно о проводимой церковью патриотической деятельности, что советские люди (верующие и неверующие) в письмах, поступающих в правительство с фронта и из тыла, одобряют позицию церкви и что он сам и правительство дают деятельности церкви положительную оценку. После этого вступления Сталин предложил иерархам высказаться.

Митрополиты, прежде всего, просили разрешения на проведение Ар-хиерейского собора для избрания патриарха и на открытие православных церквей. В ходе двухчасовой беседы были удовлетворены просьбы церкви: об открытии учебных заведений, издании ежемесячного журнала, организации свечных заводов и других производств, предоставлении духовенству права быть избранным в состав исполнительных органов (церковные советы) рели-гиозных обществ и наведении порядка в деле налогообложения священно-служителей, предоставлении религиозным обществам большей свободы в распоряжении своими денежными средствами, в том числе увеличении отчис-лений религиозным центрам. Встретила понимание и поддержку просьба о выделении помещения для патриарха и патриархии. Для этих целей был отве-ден особняк (Чистый пр., 5), в котором до войны располагался немецкий по-сол Шуленбург . В ходе беседы Сталин неоднократно подчеркивал, что цер-ковь «может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР».

В конце беседы всплыли и «неудобные» вопросы: о судьбе иерархов, в разные годы осужденных и находившихся в тот момент в ссылке, лагерях, тюрьмах; о снятии ограничений в прописке и выборе мест проживания для священнослужителей, отбывших определенные судом сроки заключения. Сталин обещал разобраться в каждом отдельном случае и поручил Карпову лично заняться этим.

Когда со стороны приглашенных просьбы и пожелания были исчерпа-ны, Сталин сообщил, что для связи правительства с церковью образуется спе-циальный государственный орган — Совет по делам Русской православной церкви (далее — Совет), а его председателем назначается Г.Г.  Карпов. Обра-щаясь к последнему, Сталин произнес: «Подберите себе двух-трех помощни-ков, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат. Но только помните, во-первых, что Вы не обер-прокурор, а, во-вторых, своей деятельно-стью больше подчеркивайте самостоятельность церкви».

Относительно этих пожеланий можно сказать, это тот случай, когда го-ворят одно, а подразумевают другое. С созданием Совета как раз и возрож-дался институт обер-прокурорства, когда ни один мало-мальски важный во-прос в жизни церкви не мог быть решен без предварительного обсуждения в Совете и без его санкции. Хотя, заметим, что и вновь образуемый правитель-ственный орган не обладал абсолютной самостоятельностью, а целиком зави-сел от «патрона».

Сразу после встречи церковных деятелей со Сталиным началось прак-тическое претворение в жизнь достигнутых договоренностей.

8 сентября в новом здании Московской патриархии собрался Архие-рейский собор Русской православной церкви. Съехались девятнадцать иерар-хов, некоторые из которых оказались в Москве накануне, будучи возвращены из ссылки и заключения: три митрополита, одиннадцать архиепископов и пять епископов. В повестке Собора значилось семь вопросов, касавшихся устрое-ния церковной жизни в стране, но все понимали, что главным будет вопрос об избрании патриарха.

Открыл собор патриарший местоблюститель митрополит Сергий с док-ладом о патриотической работе церкви в годы войны, в котором были и такие слова: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что, прежде чем мы успели опре-делить как-нибудь свое положение, оно уже определилось — фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили и т. д. Так что даже простое приличие не позволило бы нам занять какую-нибудь другую позицию, кроме той, какую мы заняли, то есть, безусловно, отрицательную ко всему, что носит на себе печать фашизма, печать враждебности к нашей стране» .

Архиерейский собор единогласно избрал митрополита Московского и Коломенского Сергия патриархом Московским и всея Руси. 12 сентября в Бо-гоявленском Елоховском соборе состоялась интронизация новоизбранного патриарха. Общее настроение и отношение к произошедшему выразил в сво-ем слове архиепископ Григорий: «Тяжелый крест выпал на долю митрополита Сергия; скорбен был путь, которым пришлось идти ему - второму местоблю-стителю, — и епископы не все признавали его, в народе враги церкви стара-лись возбудить против него злые слухи. Но он, - глубоко убежденный право-славный канонист, твердо отмежевался от всякой нелояльной в отношении государства работы, на которую толкали его некоторые из его собратьев-епископов. Он помнил слова Христа: »Воздадите кесарево кесарю и Божие Богу, и эти божественные слова легли в основу его деятельности как патри-аршего местоблюстителя. Он занялся исключительно устроением церкви и твердо держался строгой церковной жизни« .

Избрание патриарха Московского воспринято было с одобрением не только в Советском Союзе миллионами верующих, но и большинством авто-кефальных православных и иных христианских церквей. Поздравительные по-слания по случаю избрания Сергий получил от Константинопольского, Алек-сандрийского и Антиохийского патриархов.

14 сентября Совнарком принял постановление об образовании Совета по делам Русской православной церкви. Несколько позже, 7 октября было утверждено Положение «О Совете по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР». На Совет возлагалась задача «осуществления связи между Правительством СССР и патриархом Московским и всея Руси по во-просам Русской православной церкви, требующим разрешения Правительства СССР» . В конце 1943 г. и в течение 1944 г. Совнаркомом СССР было при-нято еще более десяти постановлений, касающихся регулирования деятельно-сти религиозных объединений.

Стоит заметить, что Сталин первые несколько лет после достижения «конкордата» лично рассматривал церковные проблемы, требовал предостав-ления регулярной информации о ситуации в православной и иных церквах. Все принципиальные решения по церковной политике принимались исключи-тельно с его личной санкции. Такая ситуация вытекала из намерений исполь-зовать церковные институты для решения чисто прагматических политико-идеологических задач внутри страны и на внешнеполитической арене.

Если иметь в виду международные отношения, то в качестве примера можно указать на приезд в СССР в сентябре 1943 г. делегации Англиканской церкви. Внешнеполитический эффект был огромным. Мир признал, что в Рос-сии религия и церкви живы, и что государство отказалось от репрессивных мер в отношении них. По окончании визита архиепископ Йоркский С.Ф.  Гарбетт заявлял: «По приезде в Англию, меня будут осаждать коррес-понденты, они будут спрашивать меня »есть ли в России свобода отправления религиозного культа«, и я отвечу, что, »безусловно, да« . Столь же успеш-ным был и ответный визит делегации Русской церкви в Англию в 1945 г.

Касаясь же учета религиозного фактора во внутренней политике, нель-зя обойти вниманием проблему обновленческой церкви.

12 октября 1943 г. Карпов направил обстоятельное письмо на имя Ста-лина. В нем он обрисовывал ситуацию, сложившуюся после избрания митро-полита Сергия патриархом Московским, как внутри обновленческой церкви, так и между нею и патриаршей церковью. По мнению председателя Совета, государству следовало определиться в отношении дальнейшей судьбы обнов-ленчества. Прося от Сталина указаний, Карпов писал: «Совет по делам Рус-ской православной церкви при СНК СССР, исходя из того, что обновлен-ческое течение сыграло свою положительную роль на известном этапе и по-следние годы не имеет уже того значения и базы, и, принимая во внимание патриотические позиции сергиевской церкви, считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой церкви и переходу обновленческого духовенства и приходов в патриаршую сергиевскую церковь» .

Записка Сталину понравилась. Красный карандаш его начертал: «Пра-вильно. Согласен с Вами». Такого же мнения придерживался и В.М.  Молотов. Уже 16 октября в адрес органов власти в республиках, краях и областях Со-ветского Союза ушло следующее секретное указание: «Совет по делам Рус-ской православной церкви при Совнаркоме СССР сообщает для сведения, что в тех случаях, когда обновленческое духовенство по своему желанию перехо-дит из обновленческой ориентации в патриаршую сергиевскую церковь, пре-пятствовать не следует. Также не следует препятствовать переходу групп ве-рующих или в целом приходов по желанию верующих из обновленческой в Сергиевскую церковь. Условия приема митрополитов, епископов и священ-ников обновленческой ориентации устанавливает патриарх Сергий и на месте его епископат» .

В результате обновленчество стало разваливаться буквально на глазах. Глава церкви, первоиерарх Введенский пытался затормозить распад обнов-ленчества. Первоначально он еще надеялся, что ему удастся сохранить цер-ковь, для чего даже планировал ввести институт патриаршества. Стремясь «заинтересовать» государство, убедить его в «нужности» своей церкви, он несколько раз посещал Карпова и пытался добиться от него поддержки об-новленчества. Но тот от каких-либо обещаний и советов уклонялся, ссылаясь на то, что процесс распада обновленчества есть результат выбора верующих масс и государство ему препятствовать не намерено .

Карпов постоянно информировал Молотова о переходах обновленче-ских храмов в Москве, Ленинграде, в Средней Азии, в Ставропольском и Краснодарском краях, в Тульской, Ульяновской и Свердловской областях в патриаршую церковь. Нередко «упадок» обновленчества объяснялся им при-чинами его «морального разложения». В одном из писем Молотову в августе 1944 г. Карпов сообщал: «поступают заявления от верующих и духовенства с жалобами на то, что А.А.  Введенский и его сыновья совершают службу в храме в пьяном виде, скандалят, сквернословят, дерутся и допускают хули-ганские выходки, оскорбляющие чувства верующих» . Одновременно он испрашивал от заместителя председателя Совнаркома санкций на все новые и новые «специальные мероприятия по дальнейшему переходу обновленческого духовенства и приходов в патриаршую церковь« . Разрешения давались, и ареал распространения обновленчества сокращался день ото дня.

Александр Введенский, видя, как катастрофически быстро сокращалось число обновленческих приходов, искал выхода из создавшегося положения. Но, по мере того, как он все более убеждался в невозможности такого исхода, он выставил план воссоединения с Русской православной церковью. Но и здесь его ожидало разочарование: Сергий категорически отказался «воссо-единяться» и настаивал на полном признании обновленцами своего «греха отступничества». Самому же Введенскому предлагалась только одна возмож-ность — вернуться в церковь в сане священника, с чем примириться он не мог. Со смертью первоиерарха Александра Введенского в 1946 г. обновленчество и вовсе перестало существовать как церковная организация.

Вопросы практической деятельности Совета обсуждались на встречах Карпова с Молотовым, носивших достаточно регулярный характер. К ним Карпов тщательно готовился, составляя накануне перечень вопросов, которые он намеревался обсуждать, а по результатам встреч — итоговые записи, слу-жившие своеобразным ориентиром в практической деятельности Совета.

К концу 1943 г. был сформирован центральный аппарат Совета, а также подобраны и утверждены его уполномоченные в союзных, автономных рес-публиках, в краях и областях. Согласно Положению о Совете, его уполномо-ченные «наблюдали» за правильным и своевременным проведением в жизнь постановлений правительства и других указаний, касающихся деятельности церкви; «представляли» заключения СНК СССР по вопросам компетенции Совета; «вели» общий учет молитвенных зданий. Устанавливалась ежеквар-тальная отчетность уполномоченных. Уже их первая информация в Совет свидетельствовала о постепенном возрождении религиозной жизни на терри-тории СССР, в том числе и в ранее оккупированных районах. Уполномочен-ные сообщали о количестве заявлений верующих об открытии церквей, ходе и результатах их рассмотрения местными властями, об отношении духовенства и верующих к новому курсу государства в отношении церкви, о конфликтных ситуациях на местах, о фактах администрирования в отношении религиозных общин, о патриотической деятельности духовенства и верующих. Более под-робно права и обязанности уполномоченных Совета регламентировались в особой инструкции Совета, принятой в начале 1944 г.

Материалы уполномоченных служили для центрального аппарата Со-вета основой при составлении докладных записок и иных документов в адрес СНК СССР и других ведомств. Укажем, что в них Карпов не уходил от ост-рых проблем и писал о фактах произвола по отношению к верующим и духо-венству со стороны партийных и государственных органов, о несоблюдении на местах законодательства о религиозных организациях, о стремлении кое-где уклониться от нового курса государства в церковных вопросах. Ставились вопросы о демократизации законодательства о культах и государственно-церковных отношений, о необходимости учитывать пожелания и настроения верующих в части открытия новых церквей.

Одной из наиболее важных для Совета проблем стал вопрос об откры-тии православных церквей, как во внутренних районах страны, так и на тер-риториях, освобождаемых от оккупантов. В начале октября 1943 г. на приеме у Молотова Карпов просит определить порядок рассмотрения заявлений ве-рующих об открытии церквей. Указания Молотова свелись к следующему: «Пока не давать никаких разрешений на открытие церквей, а провести сле-дующее: имеющиеся в Совете заявления об открытии церквей переслать на места на заключение, разобраться в обстановке, узнать, где, сколько заявле-ний, о каких храмах конкретно идет речь, знать мнение патриарха и затем представить правительству письмо, в котором показать обстановку и свои предложения, где Совет считает целесообразным открыть церкви. В после-дующем по вопросу открытия церквей входить за санкцией в правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы» .

Спустя месяц, в течение которого был проведен первоначальный учет культовых зданий, Карпов обратился к Молотову со специальной запиской, посвященной открытию церквей. В ней он сообщил, что возрастает поток об-ращений верующих, что местные власти, хотя и могут в соответствии с дейст-вующим законодательством самостоятельно решить этот вопрос, но, пере-страховываясь, пересылают заявления в вышестоящие инстанции. Отсюда неоправданная волокита при рассмотрении заявлений об открытии церквей. Совет разработал и внес в конце ноября 1943 г. на рассмотрение Совнаркома проект постановления «О порядке открытия церквей». После его принятия инициатива в этом вопросе переходила в Совет, который представлял в Сов-нарком списки церквей, намеченных к открытию.

По мере освобождения советской территории от оккупантов остроту приобретал вопрос о культовых зданиях, открытых там в годы оккупации. Совет предложил, а Совнарком поддержал позицию в отношении этих зданий, которая заключалась в следующем:

«1. Воздерживаться от закрытия приходских церквей, действующих в церковных зданиях, и молитвенных домов, функционирующих в арендован-ных верующими помещениями, хотя бы они и были открыты в период вре-менной оккупации.

2. Разрешить изымать из пользования церковных общин государственные и общественные здания (школы, театры, клубы и т. п.), ранее занятые ими под церковные нужды, но при этом в обязательном порядке предоставлять верующим в течение месяца другие здания или помещения под культовые цели.

3. В тех областях, где верующие настойчиво ставят вопрос об открытии церквей, необходимо идти на расширение сети действующих церквей до 2–3 на район; разрешить открытие церквей и в тех областях и краях, где число действующих церквей значительно, и в тех, где их нет вообще.

4. Разрешать слом недействующих церквей в исключительных случаях.

5. Не препятствовать приходским общинам в ремонте зданий. Однако строительство новых зданий не разрешать« .

Проблемы осложнялись тем, что на освобождаемой территории многие культовые здания были перестроены, потеряли церковный вид, а то и просто — разрушены. К уничтоженным в 30-х годах культовым зданиям добавились сотни и сотни новых потерь. По данным (далеко неполным) Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний не-мецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории бы-ли сожжены или полностью уничтожены, разграблены или осквернены 1670 церквей, 237 костелов, 69 часовен, 59 синагог и 258 других зданий рели-гиозных организаций. Среди них бесценные памятники истории, культуры и архитектуры, относящиеся к XI-XVII вв., в Новгороде, Чернигове, Смоленске, Полоцке, Киеве, Пскове. Только в Московской области уничтожены 50 церквей, а в Литве — 40 костелов. В груды развалин превращены церкви и монастыри Петер-гофа и Пушкина в Ленинградской области, древние монастыри в Новгородской области, Ново-Иерусалимский монастырь в Истре, Киево-Печерская лавра в Киеве. (Заметим, что эти и многие другие памятники были впоследствии вос-становлены «безбожным» государством). При отступлении оккупанты выво-зили из молитвенных зданий тысячами предметы культовой утвари, иконы, картины, книги, изделия из драгоценных металлов и пр. За исключением еди-ничных случаев, возвращение похищенного так и не состоялось. Немало культовых зданий было превращено в тюрьмы и места пыток, в конюшни и скотобойни, кабаре и казармы, гаражи и общественные уборные.

Благодаря активным усилиям Совета количество православных молит-венных зданий и монастырей, официально признанных государством, и пото-му имевших возможность функционировать, увеличивалось день ото дня. Об этой динамике свидетельствует таблица, составленная в Совете по делам Рус-ской православной церкви:

Годы

1943

сентябрь 1944

август

1945

июль 1946

январь 1947

январь

Всего

в республи-ках: 9829 8809 10243 10547 13813

Белоруссия нет сведений 550 633 621 нет

сведений

Молдавия нет сведений 1100 615 582 нет

сведений

Прибалтика нет сведений нет

сведений 343 343 нет

сведений

РСФСР нет сведений 1907 2297 2816 3082

Украина нет сведений 5206 6072 6007 8815

Всего

монастырей нет сведений нет

сведений 75  75  99

Для открывающихся церквей требовалось все возрастающее число свя-щенников. Стремясь обеспечить каждый храм священником, Московская патриархия просила освобождать священнослужителей от призыва в действующую армию. В этом её поддержал Совет, в письме (август 1944 г.) на имя Молотова ставивший вопрос о принятии особого постановления Совнаркома по данному вопросу. 3 ноября 1944 г. Комиссия при СНК СССР по освобождению и отсрочкам от призыва по мобилизации приняла специальное постановление, гласившее: «Освободить от призыва по мобилизации священнослужителей православной церкви (военнообязанных запаса независимо о возраста и состава), имеющих иерейский и диаконский сан, при условии, если они зарегистрированы в установленном порядке и служат в церкви. Освобождение священнослужителей от призыва в Красную Армию производить на основании справок их регистрации при СНК республик, край(обл)ис-полкомах» . С этого времени по спискам, которые представлял Совет в Правительство, православное духовенство получало отсрочку от призыва в Армию.

В первые месяцы работы Совета стало очевидным, что новый курс пра-вительства в отношении религии и церкви требует изменения своей правовой базы — законодательства о религиозных культах. В январе 1944 г. Карпов в док-ладной записке в правительство обосновывал эту необходимость тем, что Декрет об отделении церкви от государства от 1918 г. и постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» устарели и требовали исправления. По его мнению, законы союзных республик о религиозных объединениях должны быть заменены общесоюзным законом, что позволило бы проводить единую общегосударственную линию в вопросах взаимоотношения государ-ства с религиозными объединениями. Был представлен проект нового союзно-го закона «О положении церкви в СССР», который, однако, так и не был рас-смотрен и принят. Правда, по настоянию Совета Совнарком принял ряд по-становлений, которые изменяли или дополняли нормы Постановления 1929 г.

Так, в августе 1945 г. религиозным обществам, включая и монастыри, было предоставлено право юридического лица в части аренды, строительства и покупки в собственность для церковных нужд домов, строений, транспорта и утвари; снимались ограничения на колокольный звон, предлагалось мест-ным органам власти не препятствовать деятельности монастырей . Вне вся-ческих сомнений, принятые решения облегчали положение православных об-щин, способствовали возрождению религиозной жизни в СССР.

Председателю Совета Карпову отводилась роль посредника между пра-вительством и церковью. И одновременно «проводника» в жизнь сталинской модели свободы совести. К сожалению, мы по-прежнему очень мало знаем об этом человеке, волей судьбы оказавшемся в сложной, противоречивой, а вре-менами и трагичной ситуации. Но и то, что мы знаем, позволяет говорить о нем, как о реально мыслящем человеке, заслуги которого в возрождении церкви и нормализации государственно-церковных отношений пока еще объ-ективно не оценены.

У Карпова сложились деловые, а в чем-то даже и доверительные отно-шения с патриархом Сергием. Первая официальная встреча патриарха Сергия и председателя Совета по делам Русской православной церкви Г.Г.  Карпова состоялась 29 октября 1943 г. В те восемь месяцев, что суждено было Сергию Страгородскому в сане патриарха возглавлять Церковь, началось действи-тельное возрождение русского православия в СССР. Во время встреч патри-арх и председатель могли спокойно обсуждать все самые сложные проблемы жизни Русской церкви в СССР и за ее пределами. Об этом можно судить по сохранившимся записям бесед, сделанным Карповым, и это, конечно, облег-чало для обоих поиск выхода из самых сложных и запутанных ситуаций .

Но, безусловно, Карпов в своих поступках не был свободен ни от власть предержащих, ни от собственных заблуждений и ошибок во взглядах на роль и место церкви в обществе, на формы и методы, дозволенные госу-дарству при регулировании деятельности религиозных организаций. Но все же он стремился проводить политику благоприятствования деятельности церкви. Карпов не чурался и личных отношений с патриархом. В этом его поддерживал Молотов, подсказавший, в частности, идею отмечать дни рож-дений и юбилейные даты патриарха и других церковных деятелей.

С избранием митрополита Сергия патриархом и созданием Совета по делам Русской православной церкви приобрела особо масштабный и органи-зованный характер патриотическая деятельность церкви. Возросли сборы и отчисления в Фонд обороны страны и другие патриотические фонды, активи-зировались на местах епископы и местные общины. На общецерковные сред-ства была построена танковая колонна им. Дмитрия Донского, которую вес-ной 1944 г. от лица церкви передал Красной Армии митрополит Николай (Ярушевич). Продолжался сбор средств на авиаэскадрилью им. Александра Невского. Общая сумма денежных средств, собранная православными ве-рующими за годы войны, составила более 300 млн. рублей. По мере продви-жения Красной Армии на запад православные общины в освобожденных рай-онах включались в общецерковную патриотическую деятельность, помогая Родине продуктами питания, деньгами, ценностями, своим трудом. Тогда же становятся известными факты патриотических поступков духовенства и ве-рующих на оккупированных ранее территориях. О них сообщалось в посту-павших в Московскую патриархию письмах от верующих и в докладах свя-щеннослужителей, посылавшихся на освобожденную территорию для органи-зации церковной жизни. Все это объясняет, почему по инициативе Совета к награждению орденами и медалями стали представляться священнослужители и активные миряне. Первое большое награждение состоялось еще осенью 1943 г., когда отмечена была деятельность ленинградского духовенства в дни блокады города. Спустя год, в 1944 г., медалями «За оборону Москвы» награ-ждены были представители московского и тульского духовенства. Любопыт-но, что именно Карпов инициировал награждение государственными награ-дами за патриотическую деятельность представителей высшего духовенства Русской церкви. В частности, в августе 1945 г. он ставил вопрос о награжде-нии Орденами Трудового Красного знамени патриарха Алексия, митрополита Николая (Ярушевича) и других, но, получил такой ответ от Молотова: «Это неудобно и нецелесообразно». И все же в дальнейшем Карпову удалось пере-убедить партийно-советское руководство и иерархи Церкви также стали на-граждаться высшими наградами СССР.

15 мая 1944 г. от кровоизлияния в мозг скончался патриарх Сергий. В дом в Чистом переулке срочно прибыл Карпов и члены Синода. При осмотре кабинета патриарха, в ящике письменного стола, найдено было завещание Сергия. В нем сообщалось, что после его смерти обязанности местоблюстите-ля патриаршего престола возлагались на митрополита Ленинградского Алек-сия (Симанского).

18 мая почивший патриарх был торжественно похоронен в кафедраль-ном Елоховском соборе, с которым были связаны многие годы его жизни. В слове прощания митрополит Алексий выразил не только свое личное мнение о жизни и трудах почившего патриарха, но и мнение всей церкви, миллионов верующих и духовенства: «Не только отца лишились мы с кончиною Святей-шего патриарха, мы лишились в нем дорогого пастыря и мудрого кормчего корабля церковного. Церковь православная скорбит об его утрате. Он весь принадлежит Церкви Божией… На короткое время судил ему Господь вос-принять звание патриарха Московского и всея Руси, главы Церкви Россий-ской, как бы для того только, чтобы дать ему полноту славы церковной в воз-даяние его великих заслуг церковных и для того, чтобы увенчать его церков-ные заслуги» .

Первейшей задачей местоблюстителя патриаршего престола стала под-готовка Поместного собора. Совет по делам Русской православной церкви оказывал всю необходимую этому поддержку. В конце ноября 1944 г., состо-ялся Архиерейский собор с участием 50 епископов. Митрополит Алексий в своем выступлении так охарактеризовал положение Русской православной церкви: «условия для развития церковной жизни — благоприятны, со стороны правительства нашего мы видим полную поддержку в наших церковных и патриотических начинаниях. За последний год по всему нашему Союзу от-крыто сверх имеющихся более 200 церквей, все ходатайства об открытии храмов тщательно рассматриваются; дело это продолжается, и будет продол-жаться и впредь. Открыт в Москве Богословский институт и Богословско-пастырские курсы; такие же курсы могут быть открываемы и в епархиях, и, таким образом, можно надеяться, что у нас постепенно пополнятся кадры пас-тырей, которые пойдут на это служение не по принуждению, не по необходи-мости, а по искреннему влечению к работе на церковной ниве» .

Архиерейский собор утвердил программу предстоящего Поместного собора и порядок избрания патриарха: каждый из епископов от своего имени, клира и паствы своей епархии должен был назвать имя избранника.

Поместный собор открылся 31 января 1945 г. в московском храме Вос-кресения в Сокольниках и его работа продолжалась до 2 февраля. Участвовал 171 делегат от 89 епархий: 46 архиереев, 87 священников и 38 мирян. Основ-ными были два вопроса: избрание патриарха и утверждение «Положения об управлении Русской православной церкви».

На первом заседании единогласно утверждено было Положение об управлении Русской православной церковью. Оно заменило Определения По-местного собора 1917–1918 гг. и состояло из четырех разделов. Первый — оп-ределял порядок избрания, права и обязанности главы Церкви; второй — со-став, порядок избрания и компетенцию Священного синода. Третий — функ-ции епархиальных органов церковного управления: избрание и назначение епархиального архиерея, деятельность епархиального совета. Четвертый — устройство органов управления приходской общиной: приходского собрания, церковного совета, ревизионной комиссии.

Заседание Собора 2 февраля было посвящено избранию патриарха. На вопрос о кандидате, с которым обращался поочередно к каждому епископу протоиерей Н. Колчицкий , все дали один и тот же ответ: «Избираем патри-архом Московским и всея Руси высокопреосвященнейшего Алексия, митро-полита Ленинградского и Новгородского» . Интронизация новоизбранного патриарха состоялась 4 февраля в Богоявленском соборе .

На Поместном соборе присутствовали делегации от ряда автокефаль-ных православных церквей - Александрийской, Антиохийской, Иерусалим-ской, Грузинской, Сербской, Румынской. Руководители всех церковных деле-гаций, но особенно Восточные патриархи, были награждены царскими подар-ками. Им были преподнесены ценные предметы из запасников государствен-ных музеев: панагии, кресты, книги, иконы, облачения. Идея о таком награж-дении принадлежала митрополиту Алексию, но реализованной она могла быть только при поддержке Карпова. Отметим, что между патриархом Алек-сием и Карповым установились ровные и даже в чем-то дружеские отноше-ния, связывавшие их на протяжении многих лет.

В последующие десять лет положение Русской православной церкви в целом было стабильным. Открывались храмы и духовные учебные заведения, из запасников музеев возвращались в действующие храмы чудотворные ико-ны и мощи, изъятые оттуда еще в 20-30-х годах. Нормализовалась деятель-ность монастырей и не только православных, но и католических, греко-католических, старообрядческих: их общее число в 1946 г. превысило сто. Внешняя и внутренняя церковные линии патриарха Алексия находила под-держку со стороны Карпова, который понимал необходимость оказания вся-ческого содействия возрождению Русской церкви. В частности, он способст-вовал поездкам церковных делегаций в Европу и на Ближний Восток; под-держивал усилия Церкви по возвращению под свою юрисдикцию зарубежных православных приходов , а также просьбы патриарха о разрешении Церкви иметь собственную типографию для печатания богослужебной и иной литера-туры, о выделении земли для строительства специального дома для патриар-ха, Синода и Управления делами патриархии, об учреждении мастерских по изготовлению церковной утвари; об отмене запрета на производство коло-кольного звона в церквах и т. д.

Урегулирование отношений государства с наиболее многочисленной и авторитетной религиозной организацией — Русской православной церковью постепенно оказало благотворное воздействие и на позицию государства в отношении иных церквей и религиозных объединений. На рубеже 1943–1944 гг. проблемами этих организаций занимался также Совет по делам Рус-ской православной церкви. В частности, Совет, опираясь на обращение му-сульманского духовенства, добивался в правительственных сферах принятия решения о создании духовного центра для мусульман Средней Азии и Казах-стана, способствовал открытию неправославных культовых зданий, поддер-живал и обеспечивал распространение за рубежом патриотических посланий и обращений религиозных деятелей СССР.

В этот период Карпов даже считал, что не следует создавать союзных органов для «связи с неправославными объединениями», а достаточно расши-рить сферу деятельности возглавляемого им Совета, преобразовав его в Ко-митет по делам религиозных организаций. Но в этом поддержки не нашел: высшее руководство страны приняло решение о создании еще одного госу-дарственного органа — Совета по делам религиозных культов, в ведение кото-рого передавались «связи» со всеми другими, кроме православных, религиоз-ными организациями. И в последующем, уже после создания Совета по делам религиозных культов, Карпов будет не раз обращаться в правительство с предложением об объединении двух Советов в единый орган — Совет (Коми-тет) по делам вероисповеданий . Лишь спустя десятилетия, но уже в отсут-ствии Карпова, идея эта была реализована созданием в 1965 г. Совета по де-лам религий при СМ СССР.

После долгих поисков кандидатуры на пост председателя нового союз-ного органа Совета по делам религиозных культов при СМ СССР останови-лись на представителе НКГБ на Дороге жизни из осажденного Ленинграда через Ладожское озеро И.В.  Полянском . Можно предполагать, что этому способствовал Карпов, знавший Полянского еще со второй половины 20-х гг. как сотрудника органов НКВД, непосредственно занимавшегося контролем за деятельностью религиозных организаций.

Права, обязанности, сфера компетенции и организационная структура нового Совета были аналогичны Совету по делам Русской православной церкви. Например, в первой статье Положения о Совете говорилось: «Совет по делам религиозных культов при Совнаркоме СССР осуществляет связь между Правительством СССР и руководителями религиозных объединений: мусульманского, иудейского, буддийского вероисповеданий, армяно-григо-рианской, старообрядческой, греко-католической, католической и лютеран-ской церквей и сектантских организаций по вопросам этих культов, требую-щим разрешения Правительства СССР» .

К работе Совет по делам религиозных культов приступил в июле 1944 г. Совнарком и ЦК ВКП(б) оказывали ему всяческое содействие. Слож-нее ситуация складывалась на местах. Полянскому и уполномоченным Совета приходилось сталкиваться не только с инертностью властных структур, но и с их предубеждением к «сектантским» проблемам, идущим еще от периода ак-тивной «борьбы с сектантством» в 20-30-х годах.

С первых месяцев основное внимание Совета было приковано к вопро-сам регистрации религиозных обществ и открытия культовых зданий. Поря-док рассмотрения заявлений верующих устанавливался постановлением СНК СССР «О порядке открытия молитвенных зданий религиозных культов», по которому Совету предоставлялось право направлять в Совнарком материалы по данным вопросам. Первая статья его гласила: «ходатайства верующих ре-лигиозных объединений армяно-григорианской, старообрядческой, греко-католической, лютеранской церквей, мусульманского, иудейского, буддий-ского вероисповеданий и сектантских организаций об открытии молитвенных зданий, церквей, костелов, кирок, мечетей, синагог, храмов и т. д. подписы-ваются не менее чем 20 совершеннолетними гражданами из числа местных жителей, не лишенными по суду избирательных прав, и направляются: в со-юзной республике, не имеющей областного деления — в Совнарком союзной республики, в автономной республике — в Совнарком автономной республики, в областях, краях — в обл(край)исполком». В том же постановлении преду-сматривалось, что руководители религиозных центров или их представители могут поддерживать или отклонять заявления граждан.

Совет активно и настойчиво поддерживал многие ходатайства религи-озных центров и верующих, связанные с «религиозным возрождением», будь то организация паломничества за рубеж, образование религиозных центров, возвращение «святых мавзолеев», открытие культовых зданий, проведение съездов и соборов, открытие монастырей или духовных учебных заведений, издание религиозной литературы. Совет оказывал содействие представителям религиозных организаций в их обустройстве на освобождаемых советских территориях. Приведем отрывок из письма И.В.  Полянского в Совнарком УССР в связи с приездом туда одного из членов Совета евангельских христи-ан и баптистов: «Совет по делам религиозных культов при СНК СССР со сво-ей стороны просит оказать гр-ну Андрееву , в пределах его полномочий, необходимое содействие. В частности, просьба оказать содействие в пред-ставлении жилой площади, служащей одновременно и канцелярией, снабже-нии продовольственными карточками, установке телефона, снабжении топли-вом и т. п.» .

Безусловно, лояльность Совета по отношению к «подведомственным» культам объяснялась патриотической позицией духовенства и верующих, ко-торые, так же как и православные, собирали деньги и ценности, продукты пи-тания и вещи, поддерживали раненых и детей-сирот, т. е. стремились макси-мально помочь Родине в трудный час. Кстати, Полянский в своих информа-циях в ЦК ВКП(б) и СНК СССР постоянно на это указывал. К примеру, о ста-рообрядцах белокриницкого согласия (теперь, Русская православная старооб-рядческая церковь) он писал: «Во время Отечественной войны старообрядцы белокриницкого согласия вели значительную патриотическую деятельность, отличаясь от православной церкви только более узкими масштабами этой дея-тельности» .

В 1944–1945 гг. Совет сделал определенные шаги навстречу интересам Католической, Лютеранской, Армяно-григорианской, Старообрядческой церквей и некоторых протестантских организаций. Но, одновременно, в отношении ряда других религиозных объединений никаких либеральных уступок даже и не предполагалось. Прежде всего, это касалось так называемых «антигосударст-венных, антисоветских и изуверских сект». Органами власти они восприни-мались скорее не как религиозные, а как политические организации. Полян-ский в одном из докладов Молотову в декабре 1945 г. писал относительно таких организаций, к которым он относил молокан, духоборов, методистов, новый Израиль, апокалипсистов, хлыстов, скопцов: «каждая из этих органи-заций имеет незначительный удельный вес и сравнительно небольшое рас-пространение. Всего учтено 96 общин этих наименований. По мнению Совета вопрос об их регистрации должен решаться в каждом конкретном случае и в зависимости от политической окраски общин, форм их деятельности и т. п. Что касается таких организаций, как так называемые »краснодраконовские« толки у старообрядцев-беспоповцев, или скопцы, хлысты, сатанисты и проч., как имеющие резко выраженное антисоветское направление, или изуверский характер, то они не рассматриваются Советом в качестве объектов его рабо-ты» . Все подобные религиозные организации находились под непрестан-ным контролем органов государственной безопасности.

Примером может служить отношение властей к организациям Свидете-лей Иеговы. Спецслужбы брали на учет всех их членов и места проведения молитвенных собраний. Устанавливалось постоянное наблюдение за руково-дителями и наиболее активными рядовыми членами, выявлялось местонахож-дение складов религиозной литературы и подпольных типографий, отслежи-вались пути доставки религиозной литературы из-за рубежа и каналы связей с Бруклином. Часть руководителей и активистов уже в 1944–1945 гг. подвер-глась арестам и насильственным высылкам. По данным журнала «Сторожевая башня» от 1 февраля 1946 г. из Западной Украины в Сибирь были депортиро-ваны более тысячи Свидетелей Иеговы.

В своей общей линии в церковных вопросах Полянский исходил из по-литики «централизации культов», т. е. организационного укрепления и выде-ления (создания) религиозно-административных центров, с которыми Совет и должен был входить в непосредственный контакт. В рамках такой политики в 1944–1946 гг. даны были разрешения на проведение съездов мусульман, дос-тигнуто объединение евангельских христиан и баптистов в единый союз, на-считывавший до 200 тысяч членов, организовывались вновь или возобновляли свою деятельность религиозные центры старообрядцев-белокриничников, ка-толикосат Армяно-григорианской церкви. Создавались необходимые предпо-сылки для образования религиозных центров у буддистов, иудеев, старооб-рядцев-беспоповцев, лютеран и т. д. К примеру, именно Полянский, содейст-вуя возобновлению деятельности Всесоюзного совета адвентистов седьмого дня, способствовал возвращению из ссылки в январе 1945 г. одного из вид-ных деятелей адвентистской церкви А.Г.  Галаджева. В письме уполномочен-ному Совета по Казахской ССР он писал: «Прошу Вас принять срочные меры к тому, чтобы Галаджев беспрепятственно получил пропуск и прочие необхо-димые документы для выезда в Москву совместно со своей дочерью Галадже-вой Розанной Алексеевной 13–15 лет. Об исполнении сообщите в Совет теле-граммой» .

В конце 1945 г. Советом было учтено, т. е. была разрешена практиче-ская деятельность, свыше 5 тысяч религиозных обществ, в том числе: римско-католических — 1704, мусульманских - 500, евангелическо-лютеранских — 433, старообрядческих — 415, иудейских — 105. Безусловно, данные эти носили предварительный характер и включали в себя далеко неполный перечень фак-тически действовавших объединений . Многие из них, особенно в западных областях СССР, воссоздавались буквально заново, ибо ряд культов немцами был стерт с лица земли, либо была дезорганизована их иерархическая струк-тура и разорваны организационные связи. Другие же религиозные организа-ции на освобождаемой территории остались без духовенства, которое, опаса-ясь возмездия за сотрудничество с оккупантами, бежало, а часть оставшегося была нелояльна к новой власти.

Приведем в связи с этим выдержку из письма Уполномоченного Совета по Латвийской ССР В. Шешкене, сообщавшего 3 октября 1944 г. И.В.  Полян-скому следующие сведения: «По линии иудейского вероисповедания ничего не осталось. Все евреи почти поголовно истреблены фашистскими варварами. В одном Двинске расстреляно, по словам вернувшихся евреев, до 14000 че-ловек. На сегодня в Двинске имеется 40 человек евреев, в основном прибыв-ших из Союза. До войны в Двинске было 35 синагог, большинство из которых или сожжены, или взорваны» .

О своем посещении освобожденной территории председатель Союза евангельских христиан-баптистов Я.И.  Жидков вспоминал так: «Немецкие вандалы также измывались над нашими общинами, как измывались над всеми другими христианскими организациями. Вместе с группой руководителей нашего Союза я совершил недавно поездку по Украине, Белоруссии и Крыму. Я застал большинство наших общин разогнанными немцами, многие наши молитвенные дома — разрушенными, взорванными или сожженными. Самое тяжелое впечатление оставили у меня сироты, дети расстрелянных и замучен-ных немцами мирных жителей. Поэтому мы решили начать широкий сбор средств среди евангельских христиан и баптистов для помощи обездоленным сиротам» .

Политика «централизации культов», характерная для деятельности Со-вета по делам религиозных культов, проводилась исходя не только из внутри-политических интересов государства. Зачастую она была вызвана причинами внешнеполитического характера.

В качестве примера можно привести процесс нормализации отношений государства с Армяно-григорианской церковью, занявшей в годы войны пат-риотическую позицию. Так, на собранные верующими деньги была построена танковая колонна имени Давида Сасунского. Обеспечивал «связь» руково-дства церкви с правительством Армянской ССР образованный в конце 1943 г. Совет по делам Армяно-григорианской церкви при Совнаркоме Армянской ССР. Особый статус этой церкви объяснялся, прежде всего, причинами внеш-неполитического свойства: большая часть приходов находилась вне пределов СССР — в странах Европы, Ближнего Востока и в Америке. Армянская диас-пора была многочисленной, а среди нее немало было людей богатых, автори-тетных и влиятельных.

Полянский в обращениях в Совнарком Армянской ССР и непосредст-венно к уполномоченному Совета по делам религиозных культов в этой рес-публике С.Н.  Ованесяну торопил, убеждал, подталкивал местные власти к скорейшему и максимально возможному в то время удовлетворению просьб верующих, к созданию условий для проведения церковного Собора для из-брания главы церкви. В одном из таких обращений можно прочитать: «От-крытие армяно-григорианских церквей по республике идет очень медленно и сильно затягивается. Согласно указанию Совета, Вы имеете право открыть десять церквей без решения Совета по делам религиозных культов. Открытие намеченных десяти армяно-григорианских церквей можно было бы допустить на основе тех заявлений, которые у Вас имеются с последующим оформлени-ем нужных документов. Вы должны учесть то, что в открываемых церквах, по всей вероятности, верующие должны будут провести некоторый ремонт, на что потребуется известное время. Вам также необходимо иметь в виду, что открытие армянских церквей должно предшествовать Собору Армяно-григори-анской церкви. Поэтому Совет по делам религиозных культов рекомендует Вам форсировать открытие по республике намеченных десяти церквей» .

В значительной степени именно благодаря напору Полянского в рес-публике стали положительно решаться практические вопросы жизнедеятель-ности церкви: открывались новые или возобновляли деятельность ранее за-крытые храмы и монастыри, а также духовные учебные заведения, ремонти-ровались культовые здания, издавалась богословская и богослужебная лите-ратура, восстанавливались связи с зарубежными единоверцами.

Своему «возрождению» церковь обязана была и активной, напористой деятельности архиепископа Георга (Чеорекчяна) . Ему — единственному из «неправославных» — удалось добиться встречи со Сталиным. Она состоялась в апреле 1945 г. В ходе ее обсуждалась просьба церкви о возвращении ей мона-стырского комплекса Эчмиадзин. Сталин на письмо архиепископа наложил резолюцию в одно слово: «Согласен». Этого оказалось достаточно, чтобы проводить в жизнь достигнутые договоренности между церковью и государ-ством. На состоявшемся в июне 1945 г. Соборе Армяно-григорианской церкви Георг Чеорекчян был избран патриархом-католикосом, и принял имя Георг IV.

Линия обоих Советов на нормализацию государственно-церковных от-ношений, создание ими условий для верующих и религиозных обществ вос-принимались в партийно-государственном аппарате далеко не однозначно. Немало было таких, кто «недоумевал», говорил о «сползании» с марксистских позиций, о необходимости «закручивания гаек», об «оживлении« наступа-тельной антирелигиозной работы.

В июле 1945 г. в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), к при-меру, обратился известный в 20-30-х годах «антирелигиозник» Б. Канди-дов . В представленной докладной записке он резко отозвался о новом курсе государства в церковном вопросе, писал о «самоуспокоенности» властей, то-гда как, по его мнению, нужна «борьба с церковниками». Последние характе-ризовались им как «опорная точка иностранной разведки«, »бывшие люди«, »тунеядцы». В его представлении, патриарх Алексий — «сторонник кнутофила Филарета», человек, судимый советской властью, а митрополит Вениамин (Федченков) — «белогвардеец». Патриотическая деятельность церкви харак-теризовалась всего лишь как «самореклама и обман«. Уничижительной кри-тике подвергал Кандидов деятельность Совета по делам Русской православ-ной церкви и Совета по делам религиозных культов, а выступления их пред-седателей на Поместном соборе и соборе Армяно-григорианской церквей на-звал »повторением поповских утверждений«.

Аналогичным образом воспринимал происшедшие изменения в веро-исповедной государственной политике и такой известный религиовед, совет-ский государственный и партийных деятель, как В.Д.  Бонч-Бруевич. В сохра-нившихся в его личном архиве записках, относящихся к июлю 1945 г., выра-жено резко негативное отношение к «потеплению» взаимоотношений между советским государством и Русской церковью. Уничижительно говорилось о деятельности Карпова и Совета. Откликаясь на опубликованную в централь-ных газетах речь Карпова на Поместном соборе Русской православной церк-ви, избравшем митрополита Алексия патриархом Московским и всея Руси, и широко показанный на экранах столицы фильм о Соборе, Бонч-Бруевич запи-сал: «Все в этой речи фальшиво и противоречиво с совершенно твердо и дав-но, еще при Ленине, установленной партийной точкой зрения на все и всяче-ские церковные организации. Скажите, пожалуйста, зачем нам заботиться о том, чтобы в этом обществе »Египетской тьмы«, в обществе, исключительно занятом отравлением сознания рабочих и крестьян религиозным дурманом, духовной сивухой, — по бессмертному выражению В.И.  Ленина, — обществу, торгующему самым отвратительным и опасным »опиумом народа«, — как ха-рактеризовал К. Маркс все эти церкви, кабаки и дома духовного разврата, — зачем нам, коммунистам, социалистам, материалистам, атеистам, советским людям, высказывать «наилучшие пожелания» усиленной плодотворной рабо-те по устройству высшего церковного управления, т. е. «управления» верхуш-ки церковного аппарата, при посредстве которого все это »общество« явных духовных мошенников, плутов в рясах и камилавках, явных белогвардейцев и контрреволюционеров, всегда устраивавших всяческие погромы, для чего им мы публично теперь желаем всяческого благополучия? Что случилось, что изменилось, чтобы этих притворившихся смиренных и покорных волков в овечьей шкуре мы стали бы гладить по шерсти, всячески благоволить им и желать успеха в их работе?»

Подобного рода мнения и оценки были достаточно широко распро-странены в партийно-государственной среде, и дополнительно осложняли положение Советов. Их руководителям приходилось «ловчить» и «лавиро-вать», чтобы реализовать на практике новый курс правительства.

В соответствии с распределением обязанностей среди руководителей Совнаркома, одним из «кураторов» Совета по делам религиозных культов в первые послевоенные годы был заместитель председателя СНК К.Е.  Вороши-лов. Сохранилось немало записей его встреч с Полянским, из которых видно, что беспокоило работников Совета, с чем они обращались к руководителям советского правительства и какие они получали наставления и советы. Одна из них, относящаяся к январю 1947 г., следующим образом передает «настав-ления» Ворошилова: «Мы ошибаемся, если рассчитываем на быстрые темпы отмирания религии. Учтите, что мы, отнимая у молодежи религию, почти ни-чего не даем ей в замен. Политико-просветительная работа поставлена плохо, для ее улучшения не хватает средств. Комсомол далеко не справляется со своими задачами, его работа отличается сухостью, доктринерством и пока не может зажечь душу молодежи. Очень серьезные проблемы стариков и ста-реющих… Конечно, политика »терпимости«, как Вы ее называете, должна быть основной в ваше работе. Не ориентируйтесь на то, чтобы «тушить» рели-гию  — это не ваша задача; вы должны «управлять» религиозным движением с тем, чтобы уменьшить его вредоносность, употребляя для этого специфиче-ские, вам присущие, приемы. Действуйте смелее. То, что Вы считаете нуж-ным, проводите, только чаще информируйте. В вашей работе есть одна опас-ность, Вы можете сползти с правильной линии, если пойдете по пути полити-ческих »комбинаций«, если в вашей работе будут превалировать ведомствен-ные, в частности, чекистские интересы, если вы не сумеете дать правильный прогноз; если не будете глубоко принципиально, с государственной точки зрения, смотреть вперед. Я серьезно опасаюсь этого, это может вызвать к жизни явления давно умершие, расширить и углубить деятельность церкви в таких областях, к которым она сама утратила интерес» .

Еще одним примером сочетания вероисповедной политики советского правительства с внешнеполитическим курсом является отношение к Ватика-ну, Римско-католической церкви в Прибалтийских республиках, в Белоруссии и на Украине.

В 1943 г. после капитуляции Италии и вступления на ее территорию англо-американских войск обострилась дипломатическая борьба, с одной сто-роны, США и Англии, а с другой — Германии, за влияние на Ватикан. Герма-ния стремилась, опираясь на немецких католических епископов, сохранить «дружеские» отношения с Ватиканом и тем самым обеспечить прогерман-скую позицию его внешнеполитического курса. США и Англия, в свою оче-редь, желали «отколоть» Ватикан от Германии, заручиться поддержкой с его стороны объявленных ими целей в заканчивающейся войне и планов послево-енного переустройства мира.

Постепенное продвижение советских войск на запад — в Прибалтику, Белоруссию и на Украину, где традиционно сильны были позиции Римско-католической церкви, поставило и перед дипломатическим ведомством СССР задачу поиска контактов с Ватиканом. Важным был и тот факт, что кратчай-ший путь к Берлину лежал через католическую Польшу.

В конце 1943 — начале 1944 г. проблемами урегулирования отношений с Римско-католической церковью вплотную занялись НКГБ, Совет по делам Русской православной церкви, а несколько позже и Совет по делам религиоз-ных культов, усиленно собирая информацию о положении католических при-ходов, как в пределах СССР, так и за границей.

Первоначально планировалось образовать внутри католической церкви в Советском Союзе некую «инициативную группу», которая должна была не только декларировать сочувствие к советской власти, но и заявить о своем разрыве с Ватиканом, став на путь создания «автокефальной католической церкви в СССР». Правда, достаточно скоро Совет убедился, что этот фанта-стический план неосуществим, и отказался от него, занявшись поиском ком-промиссов с руководителями католических общин в Прибалтийских респуб-ликах. Чтобы обеспечить такой курс, Совет стремился не допускать поспеш-ных и необоснованных закрытий костелов и монастырей, и, наоборот, способ-ствовать открытию костелов в тех населенных пунктах, откуда поступали за-явления верующих, идти навстречу некоторым просьбам религиозных цен-тров. Такой же подход проводился и в отношении католических общин в Бе-лоруссии и на Украине. В качестве подтверждения, приведем несколько при-меров. В Латвии было разрешено возобновить деятельность духовной семи-нарии. Полянский в декабре 1944 г. наставлял уполномоченного Совета по Литовской ССР А.А.  Гайлявичуса занять выжидательную позицию по отно-шению к римо-католикам, и, поскольку с их стороны сложилось отрицатель-ное отношение к регистрации в органах власти приходов и служителей куль-та, то не настаивать на этом, дабы не осложнять обстановку. И тот же И.В.  Полянский, встречаясь в самом начале января 1945 г. с американским журналистом Д. Фишером, интересовавшимся положением католиков и униа-тов в СССР, подчеркивал, что некий компромисс этих церквей с государством достигнут и церкви «живут», хотя и не отрицал существование ряда нерешен-ных проблем в их отношениях с государством.

Стремление избежать острых конфликтов с католическим духовенст-вом и верующими объяснялось намерением Москвы установить контакт с Ватиканом, продемонстрировать ему свое желание нормализовать отношения. Действительно, попытки к этому предпринимались. В апреле-мае 1944 г. СССР посетил американский католический священник Ст. Орлеманьский. Он был принят Сталиным и Молотовым, которые в ходе бесед подчеркивали, что СССР готов к сотрудничеству с папой Римским и не собирается проводить политику репрессий и преследования духовенства и верующих Римско-католической церкви . Летом того же года советские войска взяли Львов. Вопреки заграничным прогнозам и ожиданиям «террора» против католиков и униатов в Западной Украине, отношение к ним в целом со стороны властей было терпимым.

Глава Униатской церкви митрополит Андрей (Шептицкий) прекрасно отдавал себе отчет в том, что требуется весьма неординарный шаг навстречу новой политической реальности, поиск компромиссных возможностей для налаживания отношений с «вернувшейся» на западно-украинские земли со-ветской властью. На первых порах и власть испытывала потребность в том же, ибо авторитет и влияние Греко-католической церкви были здесь весьма ощутимы и нормальные взаимоотношения с ней могли обеспечить власти поддержку значительной части населения. По некоторым данным число униа-тов превышало 4 млн. человек.

В конце августа — начале сентября 1944 г. Андрей Шептицкий направ-ляет в Москву послание на имя Сталина. В нем он приветствовал освобожде-ние Галиции от оккупантов и воссоединение Украины. В другом письме в адрес правительства СССР Шептицкий просил о признании Униатской церкви со стороны государства. Это письмо рассматривал Совет по делам религиоз-ных культов. Его председатель И.В.  Полянский, информируя Молотова об этом письме, просил санкции на положительное разрешение просьб митропо-лита об открытии униатских церквей и издании религиозного журнала; сохра-нении монастырей и учебных заведений; разрешении обслуживания монаше-ствующими церквей при госпиталях и больницах; о предоставлении отсрочек от призыва в Красную армию студентам богословских академии и семинарии. Свою позицию Полянский объяснял так: «Принимая во внимание большое влияние Шептицкого среди католиков и униатов в западных областях УССР, имеющиеся данные об изменении им своей первоначальной прогерманской ориентации на просоветскую, и возможность использования его влияния в деле разложения антисоветских националистических организаций, Совет счи-тает целесообразным, в целях закрепления нынешней ориентации Шептицко-го, удовлетворить те потребности униатской церкви, которые могут иметь для нее существенное значение, а именно, не препятствовать открытию, в случае надобности, новых приходских церквей, оставить в неприкосновенности су-ществующие монастыри, богословскую академию и духовную семинарию и разрешить издание религиозного журнала» .

Тогда же намечалось установить постоянные контакты с митрополитом Шептицким, чтобы подготовить визит официальной церковной делегации в Москву. Однако болезнь митрополита, а затем и его смерть не позволили этим планам осуществиться. С разрешения властей во Львове были устроены похо-роны, соответствующие сану умершего, с участием восьми епископов, 150 священников, тысяч верующих. Присутствовал и тогдашний секретарь Центрального Комитета Компартии Украины Н.С.  Хрущев.

К вопросу о визите делегации Униатской церкви в Москву вернулись в начале декабря 1944 г. Совет предварительно прорабатывал этот вопрос с председателем Совнаркома УССР Н.С.  Хрущевым и вновь с В.М.  Молотовым. Можно утверждать, что вопрос о легализации униатов де-юре был по сущест-ву предрешен. Греко-католическая церковь вносилась в перечень религиоз-ных организаций, взаимоотношения с которыми должен был осуществлять Совет по делам религиозных культов. Постановление Совнаркома СССР «О порядке открытия молитвенных зданий религиозных культов» (ноябрь 1944 г.) полностью распространялось и на униатские общины. Они, наравне с общинами иных конфессий, на основании заявлений верующих регистриро-вались органами власти и получали в бесплатное и бессрочное пользование культовые здания. Отметим и такую немаловажную деталь. Власть — местная и центральная — признавала в качестве официального преемника Андрея Шептицкого нового главу Греко-католической церкви митрополита Иосифа Слипого , с которым и велись в этот период времени переговоры.

21 декабря 1944 года в Москву прибыла делегация Греко-католической церкви в составе архимандрита Климентия Шептицкого (брат Андрея Шеп-тицкого), каноника Гавриила Костельника, советника митрополичьей конси-стории Ивана Котива и иеромонаха Германа Будзинского .

На встрече 22 декабря в Совете делегация выразила «приветствие и благодарность Советской власти, Красной Армии и ее Главнокомандующему товарищу Сталину» и заявила о стремлении церкви участвовать в «устроении мирной жизни» на освобожденной территории Украины. Основное внимание во время переговоров уделялось письму митрополита Иосифа, в котором тот высказывался о наболевших проблемах жизни Церкви в новых политических условиях. Из сохранившейся стенографической записи приема видно, что члены делегации намеревались говорить, прежде всего, о трудностях, с кото-рыми церкви пришлось столкнуться: закрытие каплиц в госпиталях, недоста-ток помещений для семинарии и академии, национализация церковной типо-графии, непомерное налогообложение духовенства и церкви и т. д. Для работ-ников Совета главным было получить заверения в политической лояльности Греко-католической церкви, конкретизировать формы ее возможного участия в «борьбе с бандеровщиной». Первая встреча, хотя и прояснила позиции сторон, но закончилась безрезультатно. Ибо, как и замышлялось Сталиным и Молотовым при образовании Совета, Полянский не имел права принимать самостоятельных решений и проводить какую-либо самостоятельную линию, его дело было лишь информировать правительство, а затем исполнять полученные от него директивы. В течение нескольких дней Полянский посещает Молотова, наркома НКВД Л.П.  Берию, других руководителей, запрашивает мнение Хрущева. Отдель-ным письмом он информирует о ходе переговоров и И.В.  Сталина .

27 декабря делегация Греко-католической церкви вторично была при-нята в Совете. Из ответов Полянского на поставленные накануне вопросы следовало, что государство, хотя и отказывалось удовлетворить все просьбы, но все же давало гарантию «свободы действий» греко-католикам наравне с другими религиозными организациями в «области исполнения религиозных обрядов», деятельности монастырей, духовных учебных заведений.

Безусловно, достигнутые договоренности между государством и Греко-католической церковью были шагом вперед в их взаимоотношениях, и, дума-ется, что в тот момент каждая из сторон надеялась на конструктивное их раз-витие. Не случайно Полянский, стремясь максимально извлечь политические выгоды из состоявшихся переговоров, настаивал перед Молотовым о преда-нии гласности самого беспрецедентного факта обращения греко-католиков к советскому правительству, и вместе с тем выполнил данное им обещание от-стаивать перед украинскими властями законные интересы греко-католиков. В частности, в письме в Львовский облисполком Полянский сообщал: «по ука-занию директивных органов Союза ССР »Народная лечебница им. А. Шеп-тицкого«, находящаяся в г. Львове по ул. Петра Скарги, оставляется в ведении митрополита греко-католической (униатской) церкви Иосифа Слипого на пра-вах частной больницы по особому статусу. Существующие в ней порядки не изменяются. Все постройки »народной лечебницы«, весь инвентарь, инструменты и аппаратура, находящиеся в ней, должны оставаться за лечебницей» .

Сведения о переговорах в Москве и их результатах были своевременно сообщены членами делегации в Ватикан. Нет сомнений и в том, что обо всем знали и соответствующие спецорганы Германии. Они-то путем давления и не допустили «сближения» Ватикана и Москвы, объективно в тот момент воз-можного и выгодного обеим сторонам. Ватикан сделал вид, что «не понял» подаваемых из Москвы в течение 1943–1944 гг. «сигналов», и не изменил сво-ей резкой позиции в отношении «безбожного большевистского режима«.

В начале 1945 г. в публичных выступлениях папы Римского Пия XII вновь зазвучали мотивы враждебности к коммунизму, Советскому Союзу и одновременно призывы к милосердию к побежденным в войне и установле-нию «мягкого мира». В этих условиях советское руководство отказывается от поиска компромиссов с Ватиканом и резко ужесточает политику в отношении католических и униатских приходов в СССР. Отныне, с весны 1945 г., Вати-кан характеризуется исключительно как «защитник фашизма», стремящийся к усилению своего влияния в послевоенном мире. Католические и униатские общества в СССР стали рассматриваться как «агенты Ватикана».

Наступление на католицизм в СССР развивалось по двум направлени-ям. В Прибалтике и Белоруссии официальной политикой стало постепенно усиливающееся административное давление на католические общества, мо-настыри и максимальное ограничение их деятельности. На Западной Украине эти действия должны были дополняться «наступлением» православия на ка-толицизм. 2 марта 1945 г. В.М.  Молотов поручил Карпову внести конкретные предложения о противодействии Ватикану и привлечении к этому Русской православной церкви. 15 марта 1945 года Карпов в специальной записке на имя Сталина изложил свой план. Он сводился к следующему: 1) «оторвать» Греко-католические приходы от Ватикана и присоединить их к Русской пра-вославной церкви; 2) инициировать создание на территории СССР групп «ста-рокатоликов» и противопоставлять их действующим там же католическим общинам; 3) способствовать вхождению в юрисдикцию Русской православной церкви православных приходов, действовавших за рубежом и поддерживать её внешние церковные связи; 4) организовать всемирную конференцию хри-стианских церквей с принятием решений, направленных против Ватикана и ведущих к его изоляции; 5) разрешить Русской православной церкви широ-кую миссионерскую деятельность . На данном плане Сталин начертал «со-гласен« и колесо борьбы с Ватиканом и униатством закрутилось.

К противоуниатской деятельности подключен был и Совет по делам религиозных культов. 13 марта 1945 г. Полянский передал в правительство специальную справку о положении Униатской церкви в СССР. В ней он ка-сался истории униатства на территории Литвы, Западной Белоруссии и Запад-ной Украины, пытаясь доказать постоянную враждебность униатства право-славию и роль Ватикана в поддержке униатства и противодействии правосла-вию на этих территориях.

Оправдывая необходимость проведения жесткой политики в отноше-нии Униатской церкви в Западной Украине, Полянский писал: «С начала Оте-чественной войны греко-католическая церковь заняла, в лице ее иерархии, определенно антисоветские позиции и вела прогитлеровскую деятельность, выразившуюся, в частности, в сформировании и финансировании дивизии СС, вошедшей в состав гитлеровской армии. Униатская церковь была вдохно-вителем украинского националистического движения, положившего начало бандеровскому и ОУНовскому бандитизму. Будучи вынужденными ходом войны изменить свою ориентацию, униатские иерархи занимают до сих пор вынужденные позиции, пытаясь одновременно восстанавливать разорванные войной связи с папой. Следует ожидать, что греко-католическая церковь, осо-бенно вся ее иерархия во главе с митрополитом Иосифом Слипым , будет предпринимать попытки к полному переходу в католичество и ликвидации последних признаков восточного обряда» .

На Украине жесткий курс в отношении униатов инициировал и непо-средственно осуществлял Хрущев, ставивший в известность обо всех своих шагах Сталина. Информацию о «планах Москвы» он получал от Карпова. Предусматривалось, опираясь на реально существующие в униатской среде (духовенство, верующие, интеллигенция) проправославные настроения, «взо-рвать» Греко-католическую церковь изнутри путем образования «инициатив-ной группы», выступающей против Ватикана и объявляющей о своем соеди-нении с Русской православной церковью. «Инициативникам« обеспечивались государственные поддержка и содействие. Уже в марте 1945 г. журналисту Ярославу Галану было поручено написать статью, разоблачающую деятель-ность Андрея Шептицкого в годы войны и предвоенные годы, а также и всю Униатскую церковь в целом как антинародную и антисоветскую. Во львов-ской газете »Вильна Украина« 8 апреля за подписью »Владимир Расович» (псевдоним Я. Галана) публикуется статья «С крестом или с ножом», ставшая своеобразной точкой отсчета идеологического наступления государства и правящей коммунистической партии на Униатскую церковь.

Решение о судьбе Греко-католической церкви, принятое в Москве, в западных областях Украины трансформировалось в конкретные репрессивные и запретительные меры. В апреле-мае по обвинению в «активной предатель-ской и пособнической деятельности в период немецко-фашистской оккупа-ции» были арестованы глава Церкви митрополит Иосиф Слипый, правящие епископы, ряд священников.

В августе 1945 г. в Киеве состоялось совещание уполномоченных Со-вета по делам религиозных культов в областях УССР. На нем были обсужде-ны и сформулированы позиция уполномоченных и меры, которые они долж-ны были предпринять в борьбе с униатством. Разъясняя, почему не следует регистрировать униатские приходы, Полянский говорил: «Мы регистрацию должны рассматривать как акт государственной важности, это не простое техническое делопроизводство, а актом регистрации мы будем давать повод всем тем верующим и духовенству униатских культов, которые не хотели пе-рейти в православную церковь и остаются по-прежнему в лоне Греко-католи-ческой униатской церкви. А мы в этом не заинтересованы. Мы знаем другое положение, что эта церковь, ее руководство, духовенство, в настоящее время занявшие враждебную позицию по отношению к Советской власти, не хотят переходить в православную церковь, не хотят себя перевоспитать, перестро-ить в политическом смысле в сторону признания Советской власти, лояльного отношения к Советской власти — это руководство нами никак не может быть признаваемо» .

По итогам совещания была сформулирована конкретная программа, предусматривавшая следующие действия уполномоченных Совета:

«Всячески помогать уполномоченным Совета по делам Русской право-славной церкви в вопросе воссоединения униатов с православной церковью.

Запретить ксендзам обслуживать Греко-католические общины.

Запретить ксендзам объезд парафий, не имеющих служителей культа.

Поддерживать ходатайства православной «20» (двадцатки) о передаче им бывших костельных и других культовых зданий.

Не регистрировать униатских священников, которые остаются на прежних позициях, т. е. не присоединяются к «инициативной группе» по вос-соединению Греко-католический церкви с православной церковью.

Запретить униатским священникам отправлять требы в тех приходах, где нет постоянных священников.

Обследовать все монастыри, взять на учет их имущество и изучить со-став монахов и монашек.

Подготовить вопрос о слиянии основных униатских монастырей с их филиалами в виду малочисленности монахов и монашек« .

Естественно, что вся эта программа могла быть реализована исключи-тельно во взаимодействии уполномоченных обоих Советов с местными орга-нами власти.

Внутри самой Униатской церкви разгорелась борьба между сторонни-ками и противниками воссоединения с православной церковью. В мае 1945 г. во Львове образовалась инициативная группа по воссоединению Греко-католической церкви с Русской православной церковью в составе протопрес-витера Гавриила Костельника, священников Антония Пельвецкого и Михаила Мельника, профессора Сергея Хруцкого. Группа обратилась к греко-католическому духовенству западных областей Украины с призывом о присоеди-нении к ней и в качестве своей конечной цели определила созыв Собора.

Что же представляла собой Униатская церковь в тот период? Согласно архивным материалам Совета по делам Русской православной церкви, стати-стические данные о ней могут быть представлены в следующей таблице:

Количество

Области УССР Прихо-дов Дека-нов Священ-

ников Монастырей

и в них мона-шествующих Право-славных

обществ

Львовская 520 26 320 –- 11

Дрогобычская 596 30 293 –- 2

Станиславская 462 22 298 –- 5

Тернопольская 576 20 258 –- 154

Всего: 2154 98 1689 45/928 чел. 172

В течение 1945 г. инициативной группой было проведено около 80 совещаний священников по благочиниям (деканатам), т. е. охвачена была большая часть духовенства. Основной вопрос, который обсуждался, — разрыв с Ватиканом, выход из юрисдикции Римского папы и присоединение к Рус-ской православной церкви. К началу 1946 г. более 70 процентов духовенства подало заявления о присоединении к инициативной группе, из 98 деканов (благочинных) присоединилось 78 человек. О мотивах тех, кто имел иное мнение, мы можем узнать из справки Г.Г.  Карпова. В ней говорилось: «Неко-торая часть священников отказывается присоединяться к инициативной груп-пе, мотивируя свой отказ церковными и политическими соображениями — нельзя нарушать клятву, данную папе Римскому; при переходе в православие население перестанет уважать священника, меняющего веру, которую он го-дами исповедовал; боязнь мести со стороны банд ОУНа, которые имеются в западных областях Украины. Некоторые священники ожидают изменений в международной обстановке и занимают выжидательную позицию… Отдель-ные священники рассматривают вопрос о воссоединении, как государственное мероприятие, против которого нельзя выступать во избежание репрессий» .

О настроениях католического духовенства свидетельствуют и иные до-кументальные свидетельства, содержащиеся в рассекреченных архивах Сове-та по делам религиозных культов. В докладной записке один из инспекторов Совета, побывавший в Белоруссии, передавал мнение декана из г. Барановичи Борисюка о политике Ватикана: «Папа выступает сейчас в роли поджигателя новой войны, он оправдывает злодеяния, сделанные немцами, а где был папа, когда здесь у нас в Барановичах немцы расстреляли 36 ксендзов, 11 монахинь и несколько тысяч поляков и белорусов; Где был папа, когда немцы разруша-ли костелы. Тогда нам папа говорил: смиритесь, а сейчас он выступает с оп-равданием всех злодеяний, благословляет новую войну, новые убийства. Та-кая деятельность папы противоречит моему убеждению, моей совести» .

В преддверии намеченного на начало марта 1946 г. собора Униатской церкви, на страницах «Львовской правды» было опубликовано сообщение Прокуратуры УССР. Оно сообщало о причинах прошлогоднего ареста Иосифа Слипого и ряда униатских высших иерархов, ходе расследования возбужден-ных против них уголовных дел по обвинению в «предательской и пособниче-ской деятельности в пользу немецких оккупантов». В частности, им инкрими-нировалось: «преступная связь с немецко-фашистскими оккупантами», «вра-ждебная деятельность против СССР«, »активная антисоветская агитация«, »содействие вооруженной борьбе немецких захватчиков против Красной Ар-мии», «участие в формировании дивизии СС »Галичина«». Как утверждалось в сообщении, арестованные признали себя виновными, а их враждебная дея-тельность изобличалась многочисленными документальными данными и сви-детельскими показаниями. В силу этого следствие считалось законченным и направлялось на рассмотрение Военного трибунала .

Спустя всего лишь несколько дней, 8 марта 1946 г., в соборе святого Юра (Львов) открыл свою работу собор Греко-католической церкви. Прибыло 216 священников (из 225 делегатов), 19 мирян (из 22 делегатов) из всех трех греко-католических епархий (Львовской, Самборско-Дрогобычской и Стани-славской). В течение трех дней они обсуждали вопрос: быть или не быть Уни-атской церкви? В первом же пункте решения Собора говорилось: «Рим искус-ственно откололся в XI в. от первоначальной братской Православной Собор-ной Церкви для того, чтобы навязать свою диктатуру всей церкви. Церковная уния была навязана нашему народу в XVI в. римско-католической шляхетской Польшей с целью полонизации и латинизации украинского и белорусского народа. В настоящее время, когда украинский народ стал хозяином на своей земле, было бы неразумным поддерживать униатские тенденции и непрости-тельно грешно разжигать в нашем народе ненависть и братоубийственную борьбу, причиной которой являлась и всегда будет являться уния. Исходя из этих положений, Собор постановил отменить решения Брестского Собора 1596 года, ликвидировать унию, аннулировать зависимость от Рима и возвра-титься в нашу отеческую Святую Православную веру и в Русскую Православ-ную Церковь» .

После ликвидации Брестской унии греко-католические приходы и мо-настыри в границах СССР оставались только в Закарпатской области. Здесь униатство официально утвердилось в 1649 году в результате заключения Уж-городской унии. К сороковым годам ХХ века более 60 процентов населения относило себя к Греко-католической церкви, чуть больше 17 процентов — к православию (православная Мукачевская епархия входила в состав Сербской церкви). В июне 1945 г. Закарпатье вошло в состав СССР, в октябре того же года Сербская церковь передала Мукачевскую епархию в юрисдикцию Рус-ской церкви. Тогда же началось брожение в верующей массе по вопросу о воссоединении униатов с «верой предков» — православием.

Конечно, как на Западной Украине, так и в Закарпатье чисто церковная проблема имела и политический подтекст. Для властей термины «униат», «униатская церковь» были синонимами понятий — «антисоветчик», «антипра-вительственная организация«. МГБ УССР вскоре после Львовского собора разработал план полной ликвидации униатства в Закарпатье. Начало его реа-лизации намечалось на вторую половину 1948 г. Заметим, что жесткость на-мечаемых действий была столь очевидной, что против них неоднократно вы-ступал И.В.  Полянский, призывая »украинских товарищей« смягчить проти-воуниатские меры. Обращался он за поддержкой и в ЦК ВКП(б), и в Совет Министров СССР, но те заняли позицию невмешательства, и, более того, по-стоянно одергивали Совет.

Окончательная ликвидация Ужгородской унии совершилась 28 августа 1949 г. в ходе торжественного богослужения в Мукачевском Свято-Николаев-ском монастыре на Чернечьей горе при стечении множества верующих.

Крушение Греко-католической церкви в СССР имело оглушительный внешнеполитический эффект. Как писал позднее в своей книге один из непо-средственных участников событий 1945–1949 гг. С.Т.  Даниленко, «неожидан-ное сообщение прессы о ликвидации Брестской унии собором униатской церкви во Львове произвело ошеломляющее впечатление в Ватикане… Это был удар такой силы, какого давно не знал Ватикан. Утратить сразу около четырех миллионов верующих и целую церковь со всем клиром — такого не припоминали со времен »бешеного« Лютера!» .

Но «успех» перекрывал полностью какую-либо возможность конструк-тивного диалога между СССР и Ватиканом. Дрейф Римско-католической церкви в сторону тех политических сил на Западе, что объявили «холодную войну» Советскому Союзу заметно ускорился, и в конце 40-х — в 50-х годах она становится активным участником многих и многих политико-пропа-гандистских антисоветских акций . Негативизм внешней политики СССР по отношению к Ватикану неотвратимо рождал напряженность во взаимоотно-шениях властных структур с католическими общинами в республиках и об-ластях Советского Союза.

Четыре последующих десятилетия, плоть до 1990 г. Греко-католи-ческая церковь была вне закона. Ее храмы, монастыри, церковные строения были переданы в основном Русской православной церкви. Сорок восемь мо-настырей были закрыты, а их строения и территория использовались государ-ством под различные нужды. Двести тридцать храмов, общины которых отка-зались «воссоединяться» с православной церковью, были сняты с регистра-ции, закрыты и переданы в пользование различных государственных струк-тур. Примерно 600 священников и монахов, которые отказались перейти в православие, были сняты с регистрации в качестве служителей культа и вы-дворены из монастырей. Более половины из них были привлечены к судебной ответственности по обвинению в антиправительственной деятельности .

Соборное решение о «возвращении» в православие не могло момен-тально быть реализовано в жизни верующей паствы и не могло не сопровож-даться конфликтами между униатами и православными, между униатами, ставшими православными, и униатами, оставшимися преданными своей вере. Многое зависело и от активности Православной церкви на этой территории. Однако ее явно не хватало. Православные епископы и духовенство более на-деялись на помощь государства, судили о ситуации по формальным призна-кам, не желая зачастую всматриваться в реальную религиозную ситуацию, находить разнообразные способы воздействия на бывших униатов. Думается, что именно об определенной безучастности Церкви свидетельствует записка заместителя заведующего отделом редакции «Журнала Московской Патриар-хии» А.В.  Ведерникова на имя патриарха Алексия: «Многих читателей изум-ляет, например, длительное внимание редакции ЖМП к истории воссоедине-ния белорусских униатов, — 5 очерков за 1951 г., но гораздо более удивитель-но полное молчание журнала (ни одной статьи за ряд лет) по поводу действи-тельных нужд недавних униатов Галиции и Закарпатья, хотя известно, что им до сих пор приходится совершать богослужения по римским служебникам, что римский дух продолжает жить не только в их богослужебных обычаях, но и в догматических понятиях. Замалчивая об этом, не усиливаем ли мы пози-ции врагов нашей Церкви и Родины? Ибо нет сомнения, что Ватикан извлека-ет для себя много пользы из нашего равнодушия к церковной жизни бывших униатов» .

Конфликты на религиозной почве осложнялись общеполитической си-туацией в западных областях, где до середины 50-х годов вооруженные на-ционалистические формирования Украинской повстанческой армии (УПА) вели войну с властью и армией, совершали террористические акты по отно-шению к населению. Приведем только один факт, сославшись на книгу К.Е.  Дмитрука, в которой ситуация описывалась так: «Только в бывшем Доб-ромильском районе Львовской области гитлеровцы и их подручные из ОУН-УПА уничтожили 4350 советских людей. Среди убитых бандеровскими зло-деями — партийные, советские и комсомольские работники, инженеры и вра-чи, агрономы и учителя, женщины, старики, дети… Беспощадно расправля-лись каратели из УПА и с бывшими униатскими священнослужителями, по-рвавшими с униатством и отказавшимися выполнять преступные требования фашистских наймитов. От рук бандеровцев погибли глава инициативной группы по воссоединению Греко-католической церкви с Русской православ-ной церковью Гавриил Костельник, его соратники Николай Бобыляк, Евгений Король и многие другие священники. Только во Львовской, Станиславской и Дрогобычской епархиях оуновские палачи убили более 50 священников — противников унии» .

Главари националистических организаций заявляли о своей привер-женности Греко-католической церкви, стремлении защищать и отстаивать ее интересы. Таким образом, быть униатом означало не только принадлежность к определенной церкви, но и к конкретному политическому (антиправитель-ственному) движению.

Во многих районах Западной Украины униатские общины продолжали действовать без регистрации, собираясь на службы в частных домах, на клад-бищах, в лесу. Изгнанные из монастырей монахи оседали в селах, образуя тайные монастыри. Сохранялась и иерархия, духовенство. Распространялась самиздатовская церковная литература.

О напряженности ситуации мы можем судить, к примеру, по записи бе-седы Г.Г.  Карпова с последним на тот момент живым членом инициативной группы архиепископом Станиславским Антонием (Пельвецким), состояв-шейся в апреле 1956 г. Архиепископ говорил о том, что незарегистрирован-ное, но организованное под властью униатского епископа, униатское духо-венство, монашествующие, миряне травят и преследуют его, распространяют нелепые слухи и вымыслы, в частности, о том, что он «агент НКВД». Сооб-щал Антоний и о «странных» действиях местных властей, которые негласно покровительствовали униатам. «Я просил, — говорил архиепископ, - зарегист-рировать несколько бывших униатских церквей, но это идет крайне медленно и бывает так: регистрируют не те церкви, которые нужно зарегистрировать. Этим пользуются униатские священники, которые проводят службы по уни-атскому обряду у себя на дому… В одном селе имеется малодоходная дейст-вующая церковь, священнику которой он платит 400 рублей в месяц, но в этом же селе местные органы разрешали служить униатскому незарегистри-рованному священнику и даже оформили продажу ему бывшего церковного дома, в котором он и организовал в противовес зарегистрированной церкви церковную службу по униатскому обряду» .

Осенью 1958 г. скончался папа Римский Пий XII, проводивший жест-кую политику в отношении Советского Союза. Избранный на папский пре-стол патриарх Венеции Ронкалли, взявший себе имя Иоанн XXIII, уже в са-мом начале своего понтификата предпринял ряд шагов к нормализации отно-шений с социалистическими странами.

Можно было ожидать, что униатский вопрос потеряет свою остроту и процесс вытеснения униатства и католицизма с «православной территории» значительно ускорится. Что касается государства, то с середины 50-х гг. для него эта проблема потеряла острый политический интерес и значимость. Ско-рее, она стала рассматриваться как «дело» и «забота» непосредственно самой Православной церкви .

Период с 1943 г. по 1953 г. может быть охарактеризован как время «ре-лигиозного возрождения в Советском Союзе». Обе стороны, государство и Русская православная церковь, в общем, соблюдали условия своеобразного конкордата, заключенного в ночь с 4 на 5 сентября 1943 г. в Кремле. Встреча эта имела определяющее значение и для конструктивного развития взаимоот-ношений советского государства с иными религиозными объединениями, хотя внутри данного периода можно выделить 1948 год, с которого поступательное развитие государственно-церковных отношений приостанавливается. В фев-рале 1948 г. представители руководства Советов приходили на прием к Воро-шилову с просьбой дать более определенные установки для их деятельности, поскольку, как заявляли они, приходится все чаще сталкиваться с распростра-ненным мнением среди партийных и государственных работников о «ненуж-ности» и даже «вредности» работы Советов. Отсюда нарастающее противо-действие со стороны местных органов власти, игнорирование существующего на то время законодательства о религиозных культах, расширяющееся адми-нистративное давление на религиозные объединения всех направлений. Воз-действие такого давления испытал на себе и «поддался« ему и »куратор« Со-ветов К.Е.  Ворошилов. Вполне определенно это проявляется в его указаниях в течение 1948–1949 гг. руководителям Советов. Например, он рекомендовал сдержанно относиться к регистрации новых обществ, строительству культовых зданий. »Открытие новых мечетей, — говорил Ворошилов, - способствует разго-ранию пламени из тлеющей головешки». Резко возражал он и против образования всесоюзных центров у мусульман, иудеев, старообрядцев.

Подобного рода отход от достигнутого в первые пять лет после сентябрь-ской встречи 1943 г. объяснялся многими причинами. Он совпадал с наметив-шейся общей линией на ужесточение репрессий против всякого инакомыслия и инакомыслящих, против всех, кто не мог довольствоваться идеологическими по-стулатами сталинского окружения и выступал в защиту конструктивного диалога мнений. Как следствие, начиная с 1949 г., число зарегистрированных религиоз-ных объединений стало неуклонно сокращаться. Приостанавливалась регистра-ция новых объединений и потому многие из фактически действовавших протес-тантских общин оказались на полулегальном положении.

Постепенно возвращаются и вновь занимают главенствующее положе-ние в идеологической работе партийных органов стереотипы и догмы «анти-религиозной работы» 30-х годов — их легче было воспринимать партийно-советскому активу, воспитанному на этих положениях. Линия на потепление отношений между государством и религиозными объединениями дискредити-ровалась как вредная обществу и партии. Было немало тех, кто задавал недо-уменные вопросы, говорил о «сползании» с марксистской позиции, о необхо-димости «закручивания гаек». На местах уполномоченные Советов зачастую не находили поддержки и понимания со стороны местных партийных и совет-ских работников. Так было, к примеру, на Украине, где партийная власть про-возглашала установку на «разрушение религии и церкви«, а в органах гос-безопасности вынашивался план ликвидации униатской церкви в Закарпат-ской области; в Белоруссии запрещалась регистрация католических и иудей-ских общин, все виды религиозного обучения детей и подростков. Подобного рода настроения и практика незамедлительно сказались на динамике религи-озной сети. В начале 1954 г. всего насчитывалось 18475 религиозных объеди-нений, в том числе православных — 13423.

После кончины Сталина государственная политика в сфере свободы совести начинает претерпевать изменения. Возглавлявшие союзное прави-тельство Г.М.  Маленков (1953–1955 гг.) и Н.А.  Булганин (1955–1958 гг.) по существу не вникали в государственно-церковные отношения. И хотя патри-арх Алексий встречался и с тем, и с другим, и оба обещали положительно от-нестись к нуждам Церкви, но каких-либо реальных результатов это не дало. К примеру, на встрече с Булганиным Алексий просил ускорить выселение из Троице-Сергиевой лавры людей, проживавших в бывших церковных зданиях; разрешить возвращение святых мощей из недействующих храмов в дейст-вующие, открыть некоторые храмы, уменьшить налоговое бремя на духовен-ство. Но все эти, как и многие другие вопросы, переадресовывались в Совет. А тот, в свою очередь, хотя и пытался помочь, но сталкивался со столь мощ-ным противодействием в органах местной партийной и советской номенкла-туры, что реально изменить что-либо не мог.

Игнорирование просьб и интересов Церкви объяснялось не только тем, что советские руководители не считали государственно-церковные отноше-ния первостепенной проблемой внутренней политики государства, но и тем, что и в государственном, и в партийном аппаратах происходила переориента-ция в отношении к религиозному вопросу. Если для Сталина и Молотова в церковной политике не требовалось санкций партийных органов, более того, в отношениях с религиозными объединениями они подчеркнуто выступали от имени государства, то с 1954 г. вопросы церковной политики постепенно пе-ремещаются в сферу партийного влияния и увязываются с целями и задачами «антирелигиозной работы».

Государство дистанцировалось от проблем в религиозной сфере обще-ства, отказывалось взять на себя инициативу в формировании церковной по-литики и, полагая, что это прерогатива партийного руководства, выражало готовность выполнить указания той части партийной элиты, что одержит по-беду в развернувшемся в середине 50-х гг. в партийных руководящих органах споре о сущности и основных направлениях церковной политики государства в новых условиях. В частности, это проявилось при подготовке в аппарате ЦК КПСС специального постановления по вопросам научно-атеистической про-паганды. Выявилось противостояние двух точек зрения. Сторонники одной ориентировались на жесткое, силовое регулирование государственно-церков-ных отношений, на всемерное ограничение деятельности религиозных орга-низаций. Суть этой позиции достаточно определенно была изложена в поста-новлении ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропа-ганде и мерах по ее улучшению» (от 7 июля 1954 г.), в котором выражалась тревога по поводу «оживления религии», ее «приспособления» к современ-ным условиям, «расширения и укрепления влияния на население«, содержа-лись призывы к активной борьбе с »религиозными предрассудками и суеве-риями«, к разоблачению »реакционной сущности и вреда религии» .

Их оппоненты в партийно-номенклатурной среде осуждали админист-рирование в отношении верующих и религиозных обществ, выступали за ре-гулирование государственно-церковных отношений не с позиции идеологиче-ских постулатов, а с позиции права. Эти идеи нашли отражение в другом по-становлении ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» (от 10 ноября 1954 г.) . Кстати сказать, гу-манное содержание основных положений этого документа, стремление опре-делить конструктивную и лояльную по отношению к религиозным объедине-ниям всех направлений государственную политику вызвали положительный отклик у патриарха Алексия. От своего имени и от Синода он прислал благо-дарность в адрес правительства.

Неопределенность ситуации, хрупкое равновесие соперничающих пар-тийных группировок и выжидательная позиция в правительстве чрезвычайно осложняли положение органов, практически осуществляющих связи с рели-гиозными организациями, — Совета по делам Русской православной церкви и Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР. Какое-то время они были предоставлены сами себе и, пользуясь этим, стремились со-хранить тот курс, что был выработан в середине 40-х гг. Прежде всего требова-лось не допустить повторения кампаний 30-х гг. по массовому закрытию культо-вых зданий, и в определенной мере в 1954–1958 гг. это удалось сделать:

Количество религиозных обществ

на январь текущего года

Годы Всего В том числе

православных

1953 18591 13509

1954 18475 13423

1955 18452 13376

1956 18563 13416

1957 18611 13430

1958 18564 13414

1959 18352 13324

По настоянию Совета по делам религиозных культов Совет Министров СССР принял постановление, предоставляющее Совету право зарегистриро-вать все те незарегистрированные религиозные общества, которые имели мо-литвенные дома и фактически действовали продолжительное время. По дан-ным Совета, таковых на начало 1956 г. насчитывалось более 600 и к началу 1958 г. из них было зарегистрировано 125 обществ.

Г.Г.  Карпов продолжал поддерживать тесные связи с патриархом Алек-сием, стараясь подчеркивать, что сложившиеся отношения между государст-вом и Церковью не подвержены изменениям. Постоянным оставался круг об-суждавшихся вопросов: о назначениях и перемещениях епископов, встречах иностранных церковных делегаций, контактах с православными и инослав-ными церквами, об открытии новых церквей и разрешении конфликтных ситуа-ций с органами власти, об устроении церковной жизни в центре и на местах .

В эти годы Карпов вел интенсивную переписку с государственными и партийными органами. С одной стороны, он высказывался за сохранение кон-структивного диалога между государством и церковью, сложившегося в годы войны, за недопустимость сведения «антирелигиозной работы» к администра-тивным и хулиганским выпадам против Церкви и верующих. С другой — не-изменно подчеркивал особую роль Церкви в жизни общества и ее значимость в международной жизни. Высокая оценка деятельности патриарха Алексия содержалась в многочисленных записках Карпова в ЦК КПСС. В одной из них, к примеру, он сообщал: «патриарх Алексий продолжает начатое патри-архом Сергием дело нормализации отношений между церковью и государст-вом. Возглавляя самую большую и богатую из всех 14 православных автоке-фальных церквей мира — Русскую церковь, являясь хорошо образованным человеком и обладая способностью говорить с людьми и располагать их к себе, патриарх Алексий имеет большой авторитет среди духовенства и ве-рующих как в СССР, так и за границей» .

После ХХ съезда КПСС (1956 г.) повеяло ветром перемен. Из мест за-ключения и ссылок возвращались сотни и тысячи верующих и служителей культа, возросли число обращений о регистрации и количество регистрируе-мых религиозных общин, не чинилось особых препятствий действующим без официальной регистрации обществам, власти публично обещали в рамках процесса демократизации расширение религиозных свобод, удовлетворение просьб и ожиданий религиозных объединений

Заметное оживление религиозно-церковной жизни в стране восприни-малось руководителями Советов как должное. Более того, они считали, что в условиях «потепления» общественной жизни возможно и необходимо делать шаги к демократизации законодательства о религиозных культах, предостав-лению большей свободы религиозным организациям. Руководители Советов официально поддержали ряд ходатайств Православной церкви и других объе-динений об открытии церквей в Армянской СССР, о строительстве новых и восстановлении разрушенных в годы войны костелов и монастырей в Прибал-тике, о предоставлении прав юридического лица религиозным обществам, об открытии дополнительных духовных учебных заведений, о передаче Москов-ской патриархии одной из государственных типографий и комплекса зданий Донского монастыря, об учреждении новых религиозных центров. Все это свидетельствовало о том, что Советы были на стороне той части партийного ап-парата, которая выступала за смягчение государственной «церковной политики».

Однако изменения в духовной атмосфере общества, возросшая актив-ность религиозных объединений, более свободное выражение людьми своих религиозных убеждений, практическая деятельность Советов стали своего рода катализатором усиления активности той части партийного аппарата, что выступала за жесткую линию. Ее влияние при решении принципиальных во-просов государственно-церковных отношений становилось определяющим. В 1957 г. она «вспомнила» о Советах и вознамерилась внести коррективы в их деятельность, определив главным направлением последней не оказание по-мощи и защиту интересов религиозных организаций, а содействие партии в борьбе за «угасание религиозных чувств населения».

Под давлением партийных структур все чаще в документах Совета по делам религиозных культов появляются указания об ужесточении деятельно-сти его уполномоченных на местах. Так, в инструктивном письме от апреля 1957 г. его уполномоченным предписывалось: «Учитывая новые формы и ме-тоды, применяемые церковниками в целях религиозного воздействия на насе-ление, уполномоченные Совета, в соответствии с законодательством, должны применять более решительные меры к прекращению миссионерской деятель-ности церковников, а именно:

а) не допускать разъездов оркестров, хоров и проповедников по другим молитвенным домам;

б) принимать меры к прекращению обособленной и специальной рабо-ты среди молодежи и женщин, как то: создание библейских кружков, библей-ского часа, вечеров молодежи, организации художественно-музыкальных ве-черов и т. д.;

в) более решительно воздействовать на руководство обществ в целях прекращения благотворительности, практикуемой со стороны религиозных организаций« .

Г.Г.  Карпов, как мог, противился устремлениям заставить Совет уже-сточить политику в отношении религиозных организаций и тем самым вызвал огонь на себя. К примеру, в мае 1957 г. на совещании уполномоченных, не соглашаясь с навязываемым ему порядком действий, Карпов следующим об-разом изложил свое понимание задач Совета: «Главное — для этого Совет, собственно, и образован, но очень часто, к сожалению, это забывается, и не только на местах — это обеспечить стойкие, нормальные отношения между государством и церковью и путем связи с патриархом и другими руководите-лями церкви в лице епископов… обеспечить, чтобы церковь как религиозное объединение в стране и духовенство как ее кадры, не скатились и не верну-лись бы на позиции давно прошедших лет, т. е. на позиции реакционной поли-тики по отношению к государству. И совсем уж будет не только недопустимым, а преступным, если бы это произошло в результате наших неправильных, непро-думанных, поспешных или каких-либо других ошибочных действий» .

Начиная с конца 1957 г. Карпов был «под колпаком» аппарата ЦК КПСС, установившим тотальный контроль за Советом. По сути, Председатель Совета был поставлен под подозрение в нелояльности к правящему режиму. И хотя какое-то время он оставался на своем посту, но реально влиять на цер-ковную политику уже не мог. Его терпели, но судьба его была предрешена. А пока «убирали» сторонников и помощников в руководстве Совета. В начале 1958 г. отправили на пенсию заместителя Карпова — С.К.  Белышева, ввели в состав Совета двух новых членов — И.И.  Сивенкова и В.И.  Васильева. Это не прошло мимо внимания патриарха Алексия, расценившего такие шаги как «подготовку к уходу Карпова».

В общественную жизнь страны сначала робко, а затем все более широ-ким потоком возвращаются идеи 30-х гг. о бесклассовом безрелигиозном об-ществе и особой роли в его построении антирелигиозной пропаганды. На страницах журналов, газет, по радио началось массированное антирелигиоз-ное наступление с обвинениями, угрозами и насмешками в адрес верующих и духовенства. Хотя немалая их часть касалась Русской церкви, но все же в це-лом антирелигиозная кампания носила «противосектантский» характер.

Патриарх Алексий связывал определенные надежды с Н.С.  Хрущевым и его реформами. Потому-то все чаще во встречах с Г.Г.  Карповым он обра-щался к теме более полного удовлетворения нужд Церкви, и просил о встрече с главой государства для обсуждения насущных проблем Русской церкви. Карпов сообщил о желании патриарха и поддержал его. Большего, т. е. опре-делить характер встречи и возможных решений по просьбам патриарха, он сделать не мог. Все это прорабатывалось и определялось в партийных струк-турах. К тому же в канун встречи председатель Совета заболел и был поме-щен в санаторий «Барвиха».

17 мая 1958 г. патриарх Алексий встретился с Н.С.  Хрущевым. О чем они говорили, свидетельствует не только официальная информация, но и запись Г.Г.  Карпова о беседе с патриархом, посетившим его 19 мая и расска-завшим о встрече. Видно было, что патриарх полон оптимизма. И хотя во время беседы он понял, и это его неприятно поразило, что Карпов «не вхож» в высшие сферы, что ему для положительного разрешения церковных вопросов требуется «согласование» с партийными функционерами и что Совет не имеет «прямой связи» с правительством, как было ранее, он все же, чувствуется, был обнадежен Хрущевым и полон лучших ожиданий. Тогда как его собесед-ник настроен был весьма и весьма скептически.

И в эти же самые майские дни в аппарате ЦК КПСС полным ходом шла подготовка нового постановления по научно-атеистической пропаганде. В Комиссии по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей обсуждалась записка Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по со-юзным республикам «О состоянии и мерах по улучшению научно-атеисти-ческого воспитания трудящихся». Было признано необходимым «заострить» записку, придав ей более «разоблачительный» и «наступательный« характер и внести на обсуждение в Секретариат ЦК.

К осени 1958 г. в партаппарате окончательно определилась победа сто-ронников продолжения жесткой линии в решении церковных вопросов, и со-зрело желание реализовать ее во фронтальном наступлении на религиозные организации. Последнее применительно к Православной церкви должно было вылиться в ее экономическое удушение, правовое ущемление и организаци-онное ослабление.

Пробный шар велено было бросить Г.Г.  Карпову, которого послали в сентябре 1958 г. в Одессу, где отдыхал патриарх, с целью прощупать его воз-можную реакцию на начало этого наступления. Сохранилась сделанная Кар-повым запись состоявшегося между ними полного драматизма разговора.

Патриарх, ссылаясь на обещания Хрущева, вновь поднимал вопросы о строительстве в Загорске жилья для выселяемых из лавры людей, проживав-ших в бывших церковных домах; о предоставлении Патриархии собственной типографии, об открытии новых церквей. На что он получил либо отказы, либо обещания. Из состоявшейся беседы патриарх извлек, что ожидать прак-тического выполнения его просьб не приходится, власть под всякого рода от-говорками откладывала даже то, что обещала сделать.

Вместе с тем председатель Совета предъявил патриарху и свои претен-зии: епархиальные управления, приходы и патриархия скрывают доходы от свечного производства, монастыри имеют излишки необрабатываемой земли, архиереи расходуют епархиальные средства по своему усмотрению и на свои личные нужды, происходит рукоположение случайных лиц, в том числе вер-нувшихся из ссылки и нищих, постригают в монашество молодых людей, не достигших 30-летнего возраста, священнослужители пытаются путем взяточ-ничества добиться от местных властей разрешения на проведение ремонтно-строительных работ.

Одновременно Карпов затронул вопрос о судьбе пещер в Киево-Печерской лавре и находившихся там святых мощей. Председатель ссылался на «мнение общественности», которая, якобы, возмущается тем, что до сих пор в лавре покоятся мощи, что, очевидно, монастырь в данном случае пре-следует чисто корыстные цели, что надо «упорядочить» посещение верую-щими и экскурсантами ближних и дальних пещер лавры. Разговор получился, как никогда ранее, острым. От Алексия требовали односторонних уступок в части закрытия церквей, монастырей и тому подобных действий. Причем, предлагалось все это сделать руками церкви и подавать как инициативу церк-ви. Карпов в своей записке так передал один из ключевых моментов беседы с Алексием: «Патриарх сказал: »Я вижу, что речь идет опять о закрытии Киево-Печерской лавры, ибо не может быть Киево-Печерской лавры без мощей, на-ходящихся в пещерах, и что в связи с этим он хотел бы поднять вопрос, о котором он неоднократно думал, а именно, не уйти ли ему на покой, на отдых, и что вместо него может вполне остаться митрополит Николай, который этого хочет«. Патриарх сказал: «Мне же трудно пойти на то, что Вы хотите от меня».

По сложившейся практике Карпов доложил в директивные органы о характере состоявшегося разговора с патриархом, но это уже не могло оста-новить планировавшегося наступления.

4 октября 1958 г. на заседании Секретариата ЦК КПСС была рассмот-рена переработанная Отделом пропаганды и агитации по союзным республи-кам и утвержденная Комиссией ЦК записка, получившая теперь новое назва-ние «О недостатках научно-атеистической пропаганды». В ней констатирова-лось, что «постановления ЦК от 7 июля и 10 ноября 1954 г. некоторыми пар-тийными организациями, идеологическими учреждениями и ведомствами не выполняются, вместо усиления научно-атеистической пропаганды, они значи-тельно ослабили ее, а в ряде мест совершенно прекратили». В адрес «церков-ников и сектантов» выдвигался длинный перечень «претензий«, сводившихся к следующему: усиление миссионерско-проповеднической деятельности по привлечению населения, особенно молодежи и детей, в религиозные органи-зации, расширение контингента слушателей в духовных учебных заведениях, рост доходов религиозных организаций, расширение работы по благоустрой-ству и ремонту церквей и монастырей, рост потока заявлений об открытии церквей, молитвенных домов и регистрации новых религиозных объединений, активизация деятельности »сектантов«, возрастание числа религиозных обря-дов, в которых участвует молодежь, представители партийных и советских органов, факты благотворительности со стороны религиозных объединений, активное функционирование святых мест, действие незарегистрированных культовых зданий и духовных школ, многие религиозные организации дейст-вуют »подпольно», имеют место среди духовенства и верующих факты «ан-тисоветской деятельности», расширяется поддержка «сектантов и церковни-ков со стороны империалистических сил, осуществляющих идеологическую диверсию против стран социалистического лагеря».

В число «виноватых» в столь катастрофическом, по мнению ЦК КПСС, положении, кроме партийных, советских, профсоюзных, комсомольских, про-светительских организаций, были внесены Совет по делам Русской православной церкви и Совет по делам религиозных культов. «Многие факты из деятельности Советов по делам Русской православной церкви и религиозных культов при СМ СССР и их уполномоченных на местах, — указывалось в записке, - свидетельст-вуют о том, что они плохо осуществляют свои функции, иногда идут на поводу духовенства, поддерживают их необоснованные требования, своевременно не информируют партийные и советские органы о деятельности служителей церк-ви, религиозных сект и общин». Одновременно Карпову предъявили обвине-ние не только в проведении «неверного курса», но и в «пособничестве культу личности«, угрожали изгнанием из партии и привлечением к уголовной ответ-ственности за работу в 20-30-х  годах в ГПУ-НКВД.

Обсуждение записки отдела пропаганды ЦК КПСС было вынесено на все-союзные совещания уполномоченных Советов в ноябре 1958 и январе 1959 гг.

Председатель Совета по делам религиозных культов А. Пузин, высту-пая с докладом «О некоторых вопросах политики Советского государства по отношению к религии и церкви и задачах Совета», особенно упирал на «ошибки» Совета: «Работники Совета рассуждали примерно так. Во время войны церковь занимала патриотические позиции. После войны духовенство ведет патриотическую деятельность. Следовательно, церковь не является бо-лее врагом Советской власти. В связи с этим отпала необходимость в жестких мерах ограничения деятельности церкви. Настало время предоставить духо-венству больше свободы действий и на этой основе установить хорошие от-ношения государства с церковью. В этом и видели работники Совета свою главную задачу. Во всех документах Совета так прямо и говорилось: Совет создан для нормализации отношений между церковью и государством. Нор-мализация отношений понималась как необходимость уступок церкви со сто-роны государства. Отсюда и пошли все беды» .

По его же мнению, Совет должен озаботиться решением таких задач, как лишение религиозных обществ всех прав юридического лица, ограниче-ние деятельности религиозных организаций и духовенства исключительно удовлетворением религиозного культа в стенах молитвенных помещений, воспрещение какой-либо «особой работы» среди детей, юношества и женщин, сокращение числа духовных учебных заведений и количества обучающихся в них, ужесточение законодательства о религиозных культах.

На инструктивном совещании уполномоченных Совета по делам Рус-ской православной церкви, созванном в январе 1959 г., выступил член Совета И. Сивенков. Он также осуждал работу Совета и его председателя Карпова, которые, по его мнению, не отвечали партийным установкам. В полемике с «оступившимися» Сивенков разъяснял те «действительные» задачи Совета, которые он должен был выполнять следующим образом: «Главная задача состоит в том, чтобы, осуществляя связь между государством и церковью, не нарушать советских законов, относящихся к церкви, не допускать укрепления ее положения и усиления влияния ее на советских людей, в первую очередь путем соответствующих рекомендаций Московской патриархии и, когда это нужно, путем законодательных актов, давать партийным и советским органам такую информацию, которую можно было бы успешно использовать в борьбе против церковного влияния на советских людей» .

На совещаниях уполномоченных Советов все то положительное, что было достигнуто в государственно-церковных отношениях, начиная с 1943 г., объявлялось «деформацией церковной политики» социалистического госу-дарства, «неправильной политической и тактической линией», приведшей к укреплению религии и церкви, созданию благоприятных условий для пропа-ганды «реакционной» идеологии, для деятельности многочисленных «явных и тайных врагов Советской власти« среди духовенства. Особо подчеркивалось, что вместо того, чтобы добиваться всемерного ограничения деятельности ре-лигиозных организаций, активно способствовать сокращению религиозной сети, Советы шли на уступки различным »домогательствам«, »кокетничая с церковью в угоду загранице». Весь прежний курс в религиозном вопросе об-личался как проявление сталинизма. Тем самым общество отбрасывалось к авторитарным традициям 30-х годов. Именно тогда в нашей послевоенной истории было положено начало «растворению» собственно государственной церковной политики в партийных установках на цель, средства и предназна-чение «антирелигиозной работы», а правовой подход к проблемам свободы совести стал подменяться подходом идеологическим. И все последующие годы и даже десятилетия церковная политика государства шла вслед за пар-тийной линией в области идеологии, повторяя ее изгибы, разделяя ошибки и заблуждения.

Новая партийная директива постепенно обрастала «плотью и кровью». 16 октября 1958 г. Совет министров СССР принимает два постановления: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епар-хиальных управлений, а также доходов монастырей». Согласно первому Со-ветам министров союзных республик поручалось: осуществить сокращение монастырских земельных угодий; запретить наемный труд; установить поря-док использования монастырями зданий (кроме культовых), находящихся на их территории, только на основании арендных договоров, заключаемых с ме-стными органами власти; и, кроме того, вместе с Советами им поручалось «в 6-ти месячный срок изучить вопрос о возможности сокращения количества монастырей и скитов и внести в Совет министров СССР согласованные пред-ложения по этому вопросу« .

Вторым постановлением резко увеличивалась отпускная цена на свечи, что столь же резко увеличивало размеры взимаемого с доходов свечных мас-терских налога; устанавливались повышенные ставки налога с земельных участ-ков, находящихся в пользовании монастырей, а также отменялись ранее установ-ленные для монастырей льготы по налогу со строений и земельной ренте.

Патриарх и его ближайшее окружение расценили эти шаги правитель-ства как ничем не спровоцированное наступление на Церковь, ставящее ее в бедственное экономическое положение. На патриархию обрушился поток пи-сем и телеграмм от духовенства и верующих, в которых они сообщали, что из-за отсутствия у них средств местные власти грозят закрытием церквей и мо-настырей. Читая эти обращения, патриарх мучился от того, что мало чем мог им помочь. Он распорядился, чтобы по возможности, пока у патриархии есть деньги, переводить часть из них тем монастырям и церквам, чье положение было особо отчаянным.

В это критическое для русского православия время патриарх Алексий неоднократно лично встречался с Карповым, обращая его внимание на бедст-венное положение приходов, монастырей и верующих. Он вновь и вновь про-сил о встрече с Хрущевым, чтобы донести до первого руководителя страны озабоченность церкви складывающейся ситуацией. Но на все обращения сле-довали отказы.

Во время встреч с патриархом Карпов не мог посвящать его во все сложности своих взаимоотношений с партийными и государственными орга-нами власти, говорить о предпринимаемых им мерах в защиту Церкви и ве-рующих. Только сегодня из рассекречиваемых архивов мы видим, сколь же-сткому прессингу со стороны власть имущих подвергался председатель Сове-та по делам Русской церкви и сколь отчаянно он пытался бороться с развер-тывающимся наступлением на Церковь . Как честный человек он сделал все от него зависящее, чтобы предотвратить конфликт между Церковью и госу-дарством. В одном и сообщений в ЦК КПСС, отвечая на огульную и уничи-жительную критику в адрес Совета, обвинения и грязные намеки в свой адрес, Карпов писал: «Мне о себе беспокоиться нечего (хотя несправедливость и угнетает человека)… Я беспокоюсь и, больше, очень серьезно переживаю за дело, которому отдал четвертую часть жизни и вижу очень серьезные недора-зумения. которые, если не поправить, могут привести к неправильным и не-желательным последствиям, а интересы ведь государства для всех нас пре-выше всего… Я не могу разобраться, зачем и по какой причине вот уже 2 года почти идет изыскивание всяких возможностей для моей компрометации и последующего освобождения. И так как нет ничего другого — начинается тен-денциозность, граничащая с оскорблением личности. Я достаточно это терпел (это тоже мой либерализм), но дольше у меня нет сил и хочу положить конец, зная отношение ЦК к кадрам в настоящее время» .

Год 1958 стал рубежным во взаимоотношениях государства и религи-озных объединений. «Хрущевская оттепель» не затронула государственно-церковные отношения, а, более того, стала одним из самых трагических пе-риодов в жизни религиозных объединений в послевоенной истории Советско-го Союза. По существу, сформулированные в это время принципы, подходы и методы государственной вероисповедной политики оставались неизменными вплоть до середины 80-х годов, времени «перестройки и гласности».