Дударенок С. М. г. Владивосток

Конфликт как одна из составляющих религиозной жизни российского Дальнего Востока конца ХХ — начала ХХI веков.

В последнее десятилетие ХХ века тема религии стала одной из приоритетных. О ней высказывались все — от серьезных специалистов, до бойких журналистов, склонных к сенсациям. Не только религиозные, но и большинство светских авторов провозгласило лозунг «Без религии у России нет будущего». Наступило время страстного толкования таких понятий как: «покаяние», «духовность», «святость» и пр. Изменилось отношение ни только к религии, но и к церкви: сегодня мы живем в «светском государстве», где религия (прежде всего православие) фигурирует едва ли не как официальная идеология, как главный исток российской духовности и патриотизма.

Религиозное сообщество связано с миром сложными, неоднозначными отношениями. С одной стороны, религия выступает как гармонизирующий, стабилизирующий фактор, способствующий сохранению статус-кво, укрепляющий положение властных структур общества, с другой — сопровождающийся конфликтами и противоречиями процесс становления «нормальной» религиозной жизни негативно сказывается на состоянии современного российского общества.

Опубликованная в газете «Версия» статья «Прогнивший храм. Православная церковь на грани нового раскола» определенно подтверждает, что конфронтационные процессы, протекающие внутри религиозных организаций, могут в определенной степени провоцироваться или поддерживаться властными структурами. По мнению автора статьи, велика вероятность раскола в Русской православной церкви, так как «православные иерархии, вместо того, чтобы бороться за души людей, борются в основном за привилегии церкви. На этом пути церковное руководство все больше превращается в подразделение администрации президента». Недаром за основными претендентами на патриарший престол стоят противоборствующие силы в администрации президента. Митрополита Кирилла чуть ли не официально поддерживает зам. руководителя администрации В.Ю.  Сурков, отвечающий за взаимодействие с общественными организациями; Митрополита Мефодия — В.П.  Иванов — другой заместитель главы администрации. «Если так пойдет и дальше, — утверждает автор статьи, — то вполне могут найтись приходские священники, которые не пожелают связывать свою судьбу с церковью, более озабоченной делами земными, чем духовными».

За последние 15–20 лет образ Православной церкви в общественном сознании претерпел колоссальные изменения. Если в советское время Церковь ассоциировалась одновременно и с инакомыслием, и с коллаборационизмом; в период «перестройки» стал доминировать образ Церкви гонимой и ограбленной; а с либерализацией цен, Церковь на какое-то время стала «бедной»; то в последнее время ее образ приобрел совсем иные черты — черты «постсоветской коммерческой структуры, ворочающий миллионами долларов и лоббирующей свои интересы в коридорах законодательной и исполнительной власти».

Отчасти причина подобного отношения заключается в том, что стремясь в настоящее время в очередной раз на практике реализовать свою сотериологическую концепцию «симфонии» — создать гармонические взаимоотношения между Церковью и государством во имя одной цели — спасения души, где Церковь занимается процессами духовными, а государство создает условия для их решения, РПЦ подчас берет на себя функции государства и поэтому «вынуждена» делить груз политической ответственности за все, что происходит в стране, с «власть предержащими».

Бесспорно, религиозная свобода — одно из фундаментальных прав человека, но реализация этого законного права православными верующими не должна ущемлять права других граждан. Русская православная церковь не имеет права навязывать обществу свои представления и способы решения социально-политических проблем, касающихся общества в целом, но если она не будет являть обществу хотя бы некоторые примеры самоотвержения и служения обездоленным, если во время общественных кризисов и конфликтов служители Церкви будут появляться перед телекамерами только в момент, когда уже все закончилось, тогда в российском обществе она всегда будет ассоциироваться с властью и деньгами.

Укреплять свой авторитет Православная церковь должна не за счет средств государства, которых в настоящее время не хватает для решения насущных социальных проблем многих регионов России, в первую очередь Дальнего Востока, а верностью христиан своему христианскому призванию, иначе тем негативным образам Церкви, о которых говорилось выше, не будет никакого противовеса. Например, при нерешенности социально-экономических проблем Приморского края в целом и Тихоокеанского флота, в частности, (устаревший парк сторожевых кораблей, низкая заработная платы среднего офицерского состава, жилищно-бытовые проблемы офицерских семей и т.д.), помпезные мероприятия, сопровождавшие передачу частицы мощей Ф. Ушакова на вечное хранение в Свято-Никольский храм города Владивостока (28 августа 2002 г.), были восприняты значительной частью жителей края как «пир во время чумы», как чисто рекламная акция, проведенная к тому же за счет государства.

Современное российское общество, как известно, характеризуется конфликтами, насилием, борьбой между различными группировками за власть и собственность, поэтому стабильность в нем в настоящее время возможна лишь как нечто временное, ибо ключевым фактором формирования социальных отношений являются групповые интересы. Религиозные группы — это всегда часть того мира, в котором они существуют, одно из звеньев системы, в которой сталкиваются интересы различных враждующих между собой сил. И в тех регионах, в которых конфронтационные процессы проявляют себя в наиболее острой форме, а именно таким регионом является российский Дальний Восток, глубже и религиозные конфликты.

Критическая функция религии по отношению к социальному порядку редко проявляется в глубоком конфликте с властью. Правда верующие, иногда, могут выражать недовольство политикой государства по отношению к религии и церкви, жалуясь на деятельность отдельных чиновников, но не более. Чаще недовольство социальным порядком проявляется в напряженности, которая возникает между так называемой «государственной» религией и конфессиями и религиозными группами, не пользующимися особой поддержкой государства.

Привычка видеть в представителях других религиозных групп «врагов» может усиливаться или ослабляться в зависимости от многих конкретных условий, а также от отношения к данным религиозным группам властных структур. Например, возрастание отрицательного отношения православного духовенства Дальнего Востока к представителям других христианских церквей: католикам, баптистам, адвентистам, евангелистам и пр., которых они обвиняют в оказании негативного влияния на духовно-нравственное состояние общества, в подрыве обороноспособности страны, в шпионаже и т.д., заметно усилилось с начала 90-х годов не только из-за появления в законе положения об альтернативной службе, «уравнивания» этих конфессий в правах с православием в возможности возвращения и строительства культовых зданий, открытия ими своих духовных образовательных учреждений, издательской деятельности, но и благодаря попустительству по отношению к негативным высказываниям в отношении протестантов со стороны государственных чиновников, по долгу службы поставленных защищать конституционный принцип свободы совести.

Например, 23 сентября 2002 года в г. Хабаровске проходило совещание по противодействию религиозному экстремизму в Дальневосточном федеральном округе. На совещание были приглашены все дальневосточные епископы, главные раввины Хабаровской и Владивостокской иудейских общин, член Совета казиятского управления мусульман Приморского края и руководитель якутской буддийской религиозной организации «Лотос», но ни одного протестантского пастора на данное совещание приглашено не было. Вероятно, всех протестантов, априори, отнесли к религиозным экстремистам.

Культурообразующая роль православия в истории России бесспорна. Государство может и должно проводить определенную протекционистскую политику в отношении традиционных религий, должно стремиться к диалогу и партнерству с религиозными организациями, укрепляющими общественное согласие, законопослушание, нравственное состояние общества. Мы согласны с утверждением Н.А.  Трофимчука и М.П.  Свищева, что «круг реальных союзников государства в религиозной сфере не ограничивается православными церквами», особенно в поликонфессиональных регионах, каким всегда был Дальний Восток.

Нам представляется, что в государственно-церковных отношениях необходимо более широко очертить круг союзников, на которых государство может и должно опираться. На первый взгляд кажется, что этот перечень определен в преамбуле к ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях». В ней сказано, что «признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, уважая христианство (выделено мной — С.Д.), ислам, буддизм и другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России», Российская Федерация является светским государством. Однако, при ближайшем рассмотрении, становится очевидным, что в сознании государственных чиновников круг «достойных» религий остается неизменно узким, подразумевая иудейские, буддийские, исламские объединения. В христианстве это понятие в полной мере относится ими лишь к православным Церквам. Современная религиозная ситуация и государственные интересы, особенно в поликонфессиональных регионах, требуют расширения этого списка не только декларативно и на бумаге, но и в общественном сознании.

По нашему мнению, в этот перечень необходимо включить конфессии, которые исторически доказали приверженность государственным интересам, сформулировали на этой основе догматическую базу и подкрепили свою лояльность и гражданскую позицию конкретными действиями. Представляется, что баптисты, пятидесятники, адвентисты, вероучение которых не разрушает цивилизационную идею Российского государства, достойны доверия нашего общества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Более вековое существование их в «нашей цивилизационной среде адаптировало их вероучение к российскому менталитету. Это позволяет рассматривать их как традиционные вероучения в дополнении…к »более традиционным«, исторически признанным». Не использовать огромный потенциал баптистов, адвентистов и пятидесятников при решении наболевших социальных проблем дальневосточного региона не просто расточительно, а глупо, тем более, что позиции этих Церквей на территории Дальнего Востока были довольно прочны даже в советское время.

В настоящее время в дальневосточном регионе России по количеству верующих и количеству зарегистрированных религиозных организаций баптисты, адвентисты и пятидесятники значительно опережают «более традиционные» религии (ислам, буддизм и иудаизм). По данным Управлений Минюста субъектов, входящих в Дальневосточный федеральный округ, в регионе действует всего 41 объединение исламского, буддийского и иудейского вероисповеданий (12 — исламских, 11 — буддийских и 18 — иудейских); в то время как объединений евангельских христиан-баптистов, адвентистов седьмого дня и христиан веры евангельской (пятидесятников) — более 262 (52- баптистов, 51- адвентистов и 152 — пятидесятников), даже больше, чем православных.

На территории российского Дальнего Востока 221 объединение Русской православной церкви, 2 — Русской православной церкви за границей и 11- старообрядческих. Хотя объединений Русской православной церкви зарегистрировано самое большое количество, но они составляют не более 30% от общего количества религиозных организаций. По регионам они распределяются следующим образом: в Камчатской области — 51%; Магаданской области — 46%; Сахалинской области — 35%; Амурской области — 32%; Хабаровском крае — 27%; Приморском крае — 24%. Если дальневосточные чиновники будут продолжать игнорировать специфику религиозной ситуации в регионе, характеризующуюся прочными позициями протестантских церквей, не будут пресекать оскорбительные выпады в их сторону, то «напряженность» в отношениях между Московским патриархатом и другими христианскими объединениями может привести не только к открытому межконфессиональному конфликту, но и к конфликту протестантов с органами власти, которые, по мнению верующих, не защищают их конституционное право на религиозную свободу.

Очень часто на Дальнем Востоке религиозные конфликты, по внешнему проявлению, маскировали столкновение на этнической или политической основе. Например, появление на Дальнем Востоке южнокорейских, японских и американских миссионеров, представителей нетрадиционных религий и культов в условиях обострения многих социальных и политических проблем дальневосточного региона: постоянный отток интеллектуальной элиты в европейскую часть страны, вызванный многомесячными задержками заработной платы ученым, инженерам, писателям, преподавателям, врачам; сокращение рабочих мест в результате приватизации и искусственное банкротство крупнейших предприятий ДВ; закрытие ряда научно-исследовательских учреждений; проблема демаркации границы; разграничение полномочий федерального центра и местных администраций; проблемы военно-промышленного и энергетического комплексов, усугубленных в Приморье многолетним конфликтом краевой и городской администраций, — справедливо воспринималось научной и православной общественностью не как реализация права на свободу совести и вероисповедания, не как результат демократизации российского общества, а как религиозная экспансия, угрожающая национальным интересам России.

Подобные воззрения разделялись и некоторыми депутатами Государственной Думы РФ. Так, Н.В.  Кривельская, член фракции ЛДПР в Государственной Думе, утверждала, что японская и южнокорейская спецслужбы через религиозных миссионеров пытаются реализовать долговременную операцию, направленную на «отсоединение от России Дальневосточного региона». Первым шагом на этом пути, по ее мнению, является «завоевание ключевых позиций в экономике Дальневосточного региона путем инвестирования в нее значительных японских и южнокорейских капиталов», «организация мероприятий, направленных на дестабилизацию экономики Дальневосточного региона», «организация массового переселения в Дальневосточный регион лиц корейской национальности» с последующим созданием корейской автономии и, главное, создание благоприятного для усиления влияния Японии и Южной Кореи менталитета местного населения через деятельность различных религиозных объединений, возглавляемых южнокорейскими пасторами, а также «усиленное раздувание в средствах массовой информации слухов о негативном влиянии Москвы на экономику региона, »ненавязчиво« укрепляющее мысль, что отделение от России принесет региону только пользу и превратит его в цветущий сад». Так виделась данная проблема из коридоров Государственной Думы.

Однако, у дальневосточников, особенно в середине 90-х годов, не только не существовало сепаратистских настроений, а, наоборот, превалировал страх утери своей российской идентичности, появилось ощущение ненужности их федеральному центру, который делал и делает все от него зависящее, чтобы лишить дальневосточников чувства национальной гордости и единства со всей Россией: постоянные угрозы прекратить выплачивать районные надбавки; самые высокие в стране энегротарифы и коммунальные услуги; цены на авиа и железнодорожные билеты, не позволяющие рядовому дальневосточнику навестить своих близких, проживающих в центральных регионах страны (в настоящее время жителям российского Дальнего Востока дешевле съездить в Китай, Корею или Японию, чем в Москву), появление в среде некоторых экономистов «странных» проектов утверждающих, что, дескать, Дальний Восток «дотационная территория», поэтому его нужно осваивать вахтовым методом, а жителей переселить в центральные регионы страны.

В подобных условиях резко негативное отношение населения в целом и Русской православной церкви, в частности, к иностранным миссионерам вполне понятно. Несомненно, что в определенных условиях религия может выступать и как фактор разобщения народа. Боязнь дальневосточников в середине 90-х годов того, что в результате деятельности иностранных миссионеров, в дальневосточном регионе России может сложиться другой (неправославный) «духовный тип», а это может стать одной из причин сначала духовного, а затем и территориального отторжения Дальнего Востока от России трансформировалась в немотивированную антипатию к миссионерам, особенно из Республики Корея.

В значительной степени негативному отношению к южнокорейским миссионерам способствовали публикации в средствах массовой информации об идее создания в Хасанском районе Приморского края автономии корейцев, куда должны были переселиться 150 тысяч корейцев из Средней Азии и Казахстана. Хасанский район граничит с Северной Кореей и идея создания корейской автономии была воспринята жителями Приморского края как попытка создания «Великой Кореи» за счет российской территории.

В ряде дальневосточных регионов, например в Сахалинской области, количество миссионеров на душу населения было самым высоким во всей Российской Федерации. Повышенный интерес Южной Кореи к Сахалину объясняется наличием значительного количества этнических корейцев, компактно проживающих в области. В 1998 году в Южно-Сахалинске даже было запланировано проведение международной конференции иностранных миссионеров, но по невыясненным причинам она так и не состоялась.

То, что религиозный конфликт часто маскирует столкновения на политической основе, подтверждает и ситуация, сложившаяся вокруг Римско-католической церкви острова Сахалина. Священником Римско-католической церкви в средства массовой информации Сахалинской области была направлена заметка по поводу рождественских мероприятий за подписью: «епископ Апостольской администратуры Восточной Сибири и Префектуры Карафуто Ежи Мазур».

В связи с указанной публикацией в Управление Минюста РФ по Сахалинской области поступило много жалоб от жителей острова. Наименование «Префектура Карафуто» употреблялось Японией в период оккупации Южного Сахалина. Такое вольное переименование Сахалинской области, особенно учитывая непрекращающиеся территориальные претензии Японии на часть исконно российских земель, было воспринято населением области как недружественный шаг, оскорбляющий национальные чувства россиян, и посягательство на территориальную целостность страны. Епископу Ежи Мазуру, во время его визита на Сахалин в декабре 2001 года, было указано на недопустимость использования в официальных документах несуществующего географического названия, что это есть «недружественный акт и вмешательство во внутренние дела страны».

В феврале 2002 года в газете «Южно-Сахалинск» опубликована статья, в которой священник прихода отец Ярослав (Вишневский), поясняя историю возникновения и применения словосочетания «Префектура Карафуто», утверждает, что это название употребляется просто по традиции и приносит извинение сахалинцам. Однако его пояснения выглядят неубедительными. Несмотря на проведенную 21 января 2002 года сотрудниками Управления Минюста РФ по Сахалинской области беседу с настоятелем прихода отцом Ярославом (Вишневским), в газете «Свет Евангелия» была опубликована католическая карта России, в которой три четверти Сахалинской области отражены как «Префектура Карафуто» и отнесены к территории сопредельного государства — Японии. И хотя весной 2002 года Ватикан принял решение о приведении названий своей префектуры в соответствие с существующими реалиями, ситуация получила большой общественный и международный резонанс.

В апреле 2002 года гражданин Польши Ежи Мазур был лишен российской визы и депортирован на родину, а в сентябре 2002 года при попытке въехать на территорию Российской Федерации через город Хабаровск был депортирован священник Римско-католической церкви Южно-Сахалинска Я. Вишневский.

Появление в Приморье в 1997 году эмиссаров Украинской православной церкви, попытавшихся не только «переманить» из Русской православной церкви прихожан украинского происхождения, но и обсуждать вопросы относительно культурно-национальной автономии, еще одно подтверждение тому, что религиозный конфликт есть результат более глубоких социально-политических противоречий, если экономические интересы и связи, чаще всего, способствуют единению общества, то религиозные различия служат единственным символом дифференциации, что приводило и приводит к обострению межнациональных противоречий.

Помимо межрелигиозных, религия вызывает конфликты, связанные с ее существованием в светском обществе. Например, нередки случаи, когда система религиозных ценностей противопоставляется системе светских ценностей как единственная заслуживающая уважение. Несмотря на то, что уровень религиозности населения Дальнего Востока, даже с оптимистических позиций сегодняшнего дня, значительно ниже среднероссийского, широкое распространение на территории региона имеет атеистофобия: неверующие бояться говорить о своем неверии. По данным социологических исследований, проведенных в ряде регионов Дальнего Востока в 1999–2002 годах, верующими себя считают чуть больше 30% населения, но только 3,3%  из них соблюдают религиозные обряды.

Немного выше процент конфессиональной самоидентификации. В Хабаровском крае к православным себя отнесли 38,6%  опрошенных. В Амурской области, из числа считающих себя православными, лишь 41,5%  назвали себя верующими. Можно утверждать, что религия воспринимается дальневосточниками не как собственно религиозная система, а как признак национального образа жизни. Хотя, по нашему мнению, «национальная предрасположенность» русских к православию сильно преувеличивается. В действительности данной «предрасположенности», когда те или иные обстоятельства побуждают человека обратиться к вере, хватает лишь на то, чтобы предпочесть всему многообразию вероучений что-либо христианское. Вследствие этого дальневосточники легко перенимают ценности зарубежных миссионеров. Можно сделать вывод, что заявление бывшего епископа Магаданского и Синегорского Феофана на совещании по противодействию религиозному экстремизму в Дальневосточном федеральном округе о том, что «более 70% населения России заявляет о своей принадлежности к Православной Церкви и крещено в ней» относительно дальневосточного региона не соответствует действительности.

Религиозная приверженность часто приводит к конфликту между следованием требованиям веры и законом. Показательна в этом плане история Владивостокского отделения «Ассоциации Святого Духа за объединение мирового христианства» (муниты). Трижды получив отказ в регистрации по причине несоответствия Устава законодательству Российской Федерации, учредители создали два общественных объединения: Приморское региональное отделение Общероссийского общественного движения Федерации «Семьи за единство и мир во всем мире» и Владивостокское отделение Федерации «Женщины за мир во всем мире» и под видом общественной продолжают заниматься религиозной деятельностью. В результате проверки их деятельности Управлением Минюста РФ по Приморскому краю им неоднократно выносились предупреждения о недопустимости осуществления деятельности, выходящей за рамки целей и задач, изложенных в Уставе, которые муниты попытались оспорить в судебном порядке. С момента своего появления в Приморье (1992 год) муниты постоянно нарушали законы, в первую очередь Закон «Об образовании». За нарушение российского законодательства в 1996 году из Владивостока был выслан духовный лидер местной общины «Ассоциации Святого Духа за объединение мирового христианства» американец Клиффорд Энк, на визитной карточке которого кроме отметки «преподаватель английского языка в технологическом институте» гордо значилось «Региональный директор Приморского края». «Мунизация» приморских школьников облегчалась в начале 90-х годов некомпетентностью властных структур и органов образования, воспринимавших мунитские семинары, проходившие на базе отдыха «Тавайза» и даже во Всероссийском лагере «Океан» (!) как награду за хорошую учебы и общественную работу. Вероятно, успехи «обучения» приморских школьников и воспитание у них любви к «истинным родителям» были бы намного успешнее, не забей тревогу родители.

Конфликт может быть функциональным с точки зрения интересов внутригрупповой интеграции, источником единения внутри религиозной группы. Поэтому реальностью религиозной жизни Дальнего Востока является культивирование некоторыми религиозными организациями и группами Свидетели Иеговы, Церковь Христа, Ананда Марг, различные группы «посвященных» и пр. конфликта с внешним миром, ибо чем сильнее отгороженность от него, тем прочнее внутренняя сплоченность. Вражда к «чужим» создает чувство общности, побуждает искать опору только у «своих».

Конфликты существуют не только между религиозными группами, но и внутри их. Социальное поведение внутри групп часто является результатом стремления индивида к удовлетворению эгоистических интересов, и в ходе борьбы за власть, привилегии, престиж возникают конфликты: между клиром и мирянами, между мужчинами и женщинами и др. Например, конфликт во Владимиро-Александровской христианской церкви «Иисуса Христа» между пастором Ли Дзе Воном из Южной Кореи и прихожанами. Для достижения своей цели — получения очередного ходатайства об аккредитации — пастор «хватался за нож», «ругался с председателем общины, переворачивал столы, размахивал кулаками…». Рассмотрев вопрос о многолетней конфликтной ситуации в данной религиозной общине экспертно-консультативный совет по свободе совести и вероисповеданиям при администрации Приморского края в своем решении 17 апреля 1998 года определил: «Просить паспортно-визовую службу УВД администрации края лишить визы пастора Ли Дзе Вона Владимиро-Александровской христианской церкви »Иисуса Христа« ".

Как и во всем российском обществе, так и на Дальнем Востоке религиозная жизнь отмечена конфликтом между консерваторами-традиционалистами и модернистами, сторонниками религиозного обновления и реформ. Как правило, борьба между ними выходит за рамки чисто теологического спора и отражает неоднородность духовенства, его различные социально-политические ориентации. В начале 90-х годов подобный конфликт привел к появлению в ряде регионов Дальнего Востока приверженцев Русской православной церкви за границей. Наиболее активны сторонники этой церкви в Приморском крае. Духовное руководство ими осуществляет иеромонах Анастасий (А.Н.  Суржик).

Примером подобного конфликта может служить и заявление пресс-службы Владивостокской епархии по поводу выступлений перед студентами и преподавателями ряда Владивостокских вузов протоирея Иоанна Свиридова, прибывшего в Приморье в январе 1999 года в составе делегации института «Открытое общество». В своих выступлениях протоиерей Иоанн положительно высказывался по поводу экуменического движения, возможности сотрудничества между представителями всех христианских Церквей, высказал некоторые соображения относительно роли Русской православной церкви в России, ее настоящего и будущего. Позиция Иоанна Свиридова противоречит официальной доктрине Московского патриархата и приморские священники отмежевались от его выступлений, заявив, что И. Свиридов «распространяет идеи откровенно враждебные духу Православия».

Некоторые конфликты на религиозной почве можно было бы предотвратить. Например, напряженность в отношениях с мусульманской общиной Приморского края властных структур была вызвана затягиванием решения вопроса о предоставлении общине места под строительство мечети и выделения земли для организации мусульманского кладбища.

Итак, взаимоотношения между представителями различных этнорелигиозных групп на Дальнем Востоке складываются по-разному. С одной стороны, они отличаются толерантностью, с другой — мы сталкиваемся с нетерпимым отношением представителей господствующей религии к своим духовным конкурентам. В многонациональном и поликонфессиональном дальневосточном регионе религия способствует самоидентификации религиозно-этнической группы, ее интеграции и сплочению перед лицом господствующей социальной группы, исповедующей другую религию (православие): поляки — католики, немцы — лютеране, татары — мусульмане, евреи — иудеи и т.д.  В регионе, где проживают представители 140 национальностей, культурно-конфессиональная самоидентификация способствует как созданию национальной самобытности, так и поиску основ межконфессионального и межэтнического диалога, предотвращающих возможность возникновения глобальных конфликтов.