Данилова М. И.
(Краснодар)
доктор философских наук,
профессор

 «Права и свободы» как достижение человечества

«Права и свободы» являются сердцем современных демократий. А свобода совести является центральным понятием гражданских свобод, следует учитывать, что свобода верить, мыслить, знать является итогом политических конфликтов, социальных потрясений и религиозных войн, неотъемлемой частью истории становления демократии Запада. Истинной свободой она становится тогда, когда она проявляется одной их основопо-лагающих ценностей, регулирующей формы политических, правовых и социальных отношений. Проблема свободы совести является предметом изучения социальной философии, социологии, правоведения, культуроло-гии.
Проблемы актуализации свободы совести и свободы вероисповедания являются предметом изучения исследователей и политиков. Ученые ука-зывают на необходимость анализа правого становления принципа граж-данских свобод во всех проявлениях (свободы, мысли, свободы религии, свободы совести), изучения свободы совести как комплексного понятия, имеющего как религиозный (конфессиональный), так и светский (идеоло-гический, научный и др.) смыслы. Кроме того, указывают на необходи-мость рассмотрения эволюции восприятия понятия «свобода совести» в общественном сознании.
В условиях поликонфессиональности современного российского об-щества и с учетом его конфликтогенности понятие «свобода совести» мо-жет обрести подлинный правовой статус только в том случае, если оно станет актуальным в исторической перспективе России.
«Права и свободы» всегда были дискуссионной темой для России. В частности, еще в конце XIX века, развернувшаяся полемика в сборнике «Вехи» высветила ряд проблем в этом вопросе. Б.А. Кистяковский в работе «В защиту права (интеллигенция и правосознание)», задает вопросы: обла-дает ли российская интеллигенция зрелым, развитым правосознанием? И, свойственно ли правосознание большим массам российского народа? Яв-ляются ли правовые ценности важными руководящими ценностями рос-сийского сознания – наряду с ценностями научной истины, нравственного совершенства, религиозного благочестия и т.д. Кистяковский замечает, что научная истина и религиозная святыня – это абсолютные ценности, а вот правовые ценности относительны. Но, в относительных ценностях значе-ние  правовых – особое.
Ответы на поставленные вопросы неутешительные. Он пишет: «рус-ская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в них ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наи-большем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного самосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития»(1, С.123). Доказательство он видит в состоянии правовой и философско-правовой литературы. В России никогда не было такой книги, которая играла бы роль правового манифеста общественного сознания, сопоставимого с трактатами «О гражданине» и «Левиафан» Гоб-бса, с сочинениями Локка, с произведениями «Об общественном договоре» Руссо или «Дух законов» Монтескье. Отсюда притупленность правосозна-ния русской интеллигенции, отсутствие интереса к правовым идеям. Он связывает это обстоятельство с отсутствием «какого бы то ни было право-порядка в повседневной жизни русского народа» (1, С. 126).
В ситуации, когда не существует основ правопорядка, не развита пра-вовая системы и правовое сознание, личность всегда будет под угрозой ущемления ее политических и иных свобод, а построение конституционно-го, правового государства – трудной задачей.
Октябрьская революция на долгие годы отодвинула выполнение этой программы.
Одно из главных направлений социально-политической проблематики постсоветского устройства является проблема человека, поставленного пе-ред выбором между возвратом к зависимости от государства и построени-ем новой модели открытого общества, отражающей его идеалы и истори-ческий опыт. Демократические ценности, гражданская политическая куль-тура, терпимость и другие составляющие правового общества не могут быть экспортированы, они должны вызреть, сформироваться в недрах об-щества.
Различают общесоциальные; институциональные и культурологиче-ские ценности демократии. К общесоциальным ценностям относятся: гра-жданское общество, правовое государство, народовластие, свобода, равен-ство и автономия.
Институциональные ценности включают: гражданственность, парла-ментаризм, многопартийную политическую систему, местное самоуправ-ление. Они, в свою очередь, обуславливают соответствующие процессу-альные ценности: политическое участие, политическую конкуренцию, ре-альное соблюдение гражданских прав и свобод.
В культурологическом плане демократия включает такие ценности, как субъективную приверженность членов общества принципам свободы, индивидуализм, соблюдение правил политической игры, основанной на принципах политико-идеологического плюрализма и политической терпи-мости.
Все эти ценности связаны с конкретными сферами человеческой жиз-недеятельности (общество в целом, политические институты, политиче-ский процесс, политическая культура). Иерархия ценностей их вертикаль-ный срез – самый дискутируемый предмет научных и политических спо-ров. Стремление реализовать их порождает движение за права человека и демократизацию политической системы (2).
Иерархия ценностей зависит от того, идет ли речь о светской культуре и ее организациях или же религиозной культуре.
Соотношение религии и политики, духовной и светской власти по- разному истолковывалось, в разные культурные эпохи. Взаимоотношение религии и демократии уходит своими корнями в идеологию Просвещения. Европейские просветители в семнадцатом и восемнадцатом веках сформу-лировали принцип отделения религии от государства и тем самым поло-жили начало быстрому распространению республиканской формы правле-ния в последующих двух столетиях по всему миру.
В религиозной мысли Нового времени в России демократическая ор-ганизация не нашла последователей. Ни Петр Чаадаев, ни ранние – а тем более поздние славянофилы, ни даже Вл. Соловьев не провозглашали рес-публиканскую форму правления идеалом политического устройства. В двадцатом веке многие религиозные мыслители, воспитанные в традициях российского авторитаризма, подвергали критике современные им европей-ские демократии.
Спор между сторонниками и противниками либеральной демократии продолжается и поныне – в России, и во всем мире.
Демократические механизмы предоставляют верующим возможность влиять на власть через голосование и гражданское действие. Однако, ряд священнослужителей, в основном православной направленности резко критикуют «либерализм» и демократию. Так, протоиерей Всеволод Чап-лин, кандидат богословия, заместитель председателя Отдела внешних цер-ковных связей Московского Патриархата, считает, что современная свет-ская демократия, как отвергшая религиозную природу власти и автоними-зировавшая ее от Бога, признается одной из низших форм государства, ху-же которой – только анархия (3, С. 165)
Далее, он не принимает в демократии начал соревновательности. Са-мо наличие расходящихся интересов – этнических, религиозных, экономи-ческих, политических, частных – воспринимаются православным сознани-ем как следствие греховного помрачения личности и общества. Именно поэтому, по его мнению, Православная Церковь отказывается от включе-ния в предвыборную борьбу, судебные споры или рыночную конкурен-цию. Ее идеал – народ-организм, единое соборное тело, в котором проти-воречия являются противоестественными и должны быть «уврачеваны» как недуг.
Плюрализм, многопартийность, поликонфессиональность, конкурен-ция вступают в глубинное противоречие с целью православного церковно-го сознания.
 И, наконец, ссылаясь на эсхатологичность сознания православных христиан, протоиерей Чаплин утверждает, что им не свойственны соци-альный оптимизм, вера в прогресс самостоятельно развивающегося чело-веческого общества, стремление создать «Царство Божие на земле». По-этому, добавляет он, глубоко не случайно скептическое отношение право-славных христиан даже к тем общественным переменам, которые улучша-ют быт людей, но не приближают их к Богу (Там же, С.166).
Комментируя выше приведенные высказывания, следует заметить, что не удастся (и никому пока не удалось в истории) создать общество без противоречий, это утопический проект.
Конечно, если возможно разрешить противоречия или конфликты без судебных споров и конкуренции, это было бы замечательно. Но в случае крайней необходимости, отстаивать честь и достоинство, в том числе через суд – это святое право каждого гражданина.
Разнообразие интересов общества, его неоднородность, поликонфес-сиональность, это современные реалии, с которыми надо считаться,  уметь выстраивать отношения и вести диалог. Кроме того, несправедливым было бы считать, что только религия (или тем более, только православие) воспи-тывает нравственные качества человека, и, тем самым относить исключи-тельно всех светских людей к безнравственным натурам.
Хотелось бы думать, что Всеволод Чаплин выразил свое мнение, а не всех православных. Есть и другие авторитетные мнения на этот счет. Со-временные христианские богословы в России, наследники «либерального православия» Вл. Соловьева и его продолжателей, также указывают на проповеди Христа как на основу сформулированных в Новое время идей о неотъемлемых правах и свободах человека.
Существует глубинная связь между религией и демократией между иудейским единобожием и ограничением автократической власти. Должны были пройти тысячелетия, прежде чем эта связь проявилась в реальных политических преобразованиях. Именно поэтому. Как замечал Бердяев, все сакральные общества древности были недемократическими (4, С.147-148).
Современные западные демократии не отвергли религию. Русский мыслитель Сергей Булгаков писал, «Христианство утвердило непоколеби-мые основы всякого освободительного движения – идеал свободы лично-сти. Идеал свободы личности и уважения человека к человеку и должен быть руководящей нормой христианской политики в области отношений как политических, так и экономических…  Христианской формой правле-ния является… федеративная демократическая республика, как это хорошо понимали в свое время английские диссиденты, эмигрировавшие в Амери-ку»(5).
Здесь речь идет, прежде всего, о протестантизме.
Идеология протестантизма развивалась в лоне лютеранства, кальви-низма и англиканства. Освобождение человеческой личности (души) от строгих канонов и традиций католицизма и попытка совместить религиоз-ные идеи с идеями личной свободы, была осуществлена Кальвином. Эта линия получила свое развитие в учении Эмерсона (США): «Все, что имеет тенденцию изолировать индивида — окружить его барьером естественного уважения, так, чтобы каждый человек мог относиться к другому, — как одно суверенное государство к другому, — приближается как к истинному уединению, так и к величию»(6, p. 112.) .
Протестантский индивидуализм в США нашел свое выражение в ре-лигиозных учениях Р. Эмерсона и Г. Торо, идеалом которых был самостоя-тельный землевладелец. В отличие от классиков Просвещения, которые апеллировали к человеку как общественному существу и в распростране-нии знаний видели путь построения справедливого общества, романтик Торо апеллировал к человеку как автономной личности и призывал ис-пользовать знания для разоблачения нравственной деградации общества и создания основы для внутренней моральной революции. В противовес утилитарной целесообразности Торо вводит понятие моральной целесооб-разности: «… народ, равно как и отдельный человек, должен творить спра-ведливость, чего бы она ему ни стоила». (7, p. 361-362). Корни морализа-торства Торо лежали в идеологии пуританизма.
Француз Гектор Сен-Джон де Кревекер, переселившись в Америку, считал что американец обладал более развитым чувством личной незави-симости и инициативы, чем европеец, для него не имели значения офици-альные ранги и титулы. Европейские иммигранты в Америке, писал Креве-кер, \"из ничтожеств превращаются в личности, из слуг — в хозяев, из ра-бов деспотичного князя — в свободных людей, наделенных землями и бла-гословением самоуправляемого общества. Что за перемена! Только она и создает из них американцев\". Американец был олицетворением \"нового человека\", эмансипированного, сознательно употребляющего свои силы и энергию на преобразование природного и социального окружения, чтобы добыть себе таким образом счастье.
Алексис де Токвиль в книге \" О демократии в Америке\" писал, что в городках конкурентный индивидуализм подпитывался коммерческой дея-тельностью, гуманизировался ограничительным воздействием эгалитарной этики, ответственности перед общиной. Автономные общины ХIX в. управлялись классическими гражданами свободной республики — людьми среднего достатка, равного экономического и социального состояния. Большей частью они работали на себя, а те, что работали на других, стре-мились накопить капитал и завести самостоятельное дело. Весь ХIX век вошел в историю американской республики как \"эра независимого граж-данина\". Бенджамин Франклин в \"кредитоспособн(ом) добропорядочн(ом) человек(е) долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель\", — увидел идеал Америки. (8, С 85-87).
Светские «права и свободы» провозглашались, отстаивались и разви-вались гуманистами Возрождения и просветителями ХVIII века. Они обос-новали идеал личности, свободной от гнета церкви и какого-либо сосло-вия, от правового неравенства и диктатуры абсолютизма. В экономическом и социальном плане была провозглашена свобода частной инициативе, торговле, собственности, свобода мысли и деятельности индивида.
Философским выражением свободы мысли, которая рождалась в эпо-ху буржуазных революций, которая проникла в большинство этических систем XVI-XVII веков, явилась философия Рене Декарта с его формулой «мыслю, следовательно, существую». Для того чтобы укрепить господство разума над тиранией чувств Декарт разрабатывает правила морали.
Первое правило заключается в подчинении законам и обычаям стра-ны. Оно продиктовано необходимостью спокойствия, без которого невоз-можны поиски истины.
Второе правило состоит в твердости, решимости и упорном следова-нии избранным позициям. Это прагматичное правило призывает покон-чить с нерешительностью и неуверенностью. Декарт враг нерешительно-сти. Воля укрепляется очищением интеллекта.
Третье правило гласит: следует побеждать самого себя, нежели судь-бу, и менять скорее свои желания, чем мировой порядок; верить, что нет ничего, что было бы целиком в нашей власти, за исключением наших мыс-лей. Главная идея Декарта — это изменение самого себя, что возможно на-пряжением разума с помощью правил ясности и отчетливости. Изменяя мысли, мы укрепляем волю.
Из четвертого положения следует употреблять волю и жизнь на куль-тивирование разума и, насколько возможно, продвигаться вперед в позна-нии истины, следуя методу, который Декарт сам себе предписал. Смысл положений этики Декарта —медленное и мучительное подчинение воли разуму. Отождествляя добродетель с разумом, Декарт предлагает выпол-нять подсказываемое разумом, даже если чувства говорят об обратном. Свобода воли реализуется только подчинением логике порядка. Только под грузом истины человек ощущает себя свободным, в том смысле, что подчиняется только самому себе, а не внешним силам. Если свобода, по-нимаемая как безразличие, есть наиболее низкая степень свободы, то сво-бода, понимаемая как необходимость — наиболее высокая ее степень, бу-дучи истинной, она достигнута и предложена разумом.
Для Декарта гораздо более печально потерять разум, нежели жизнь, поскольку в этом случае было бы утрачено все. (9, С 214-215).
Томас Гоббс, работая над теорией государства, выводит «естествен-ные законы», представляющие собой рационализацию эгоизма, а, именно, нормы, позволяющие воплотить в реальность инстинкт самосохранения.
Каждый человек глубоко отличается от остальных людей и старается обособиться (он — атом эгоизма). Поэтому он совершенно не связан с ос-тальными людьми стихийным согласием, как это происходит у животных, основанном на «естественном стремлении». На самом деле, во-первых, между людьми есть причины для распрей, зависти, ненависти, которых нет у животных; во-вторых, у человека его частное благополучие отличается от общественного, в отличие от животных; в-третьих, животные не спо-собны распознавать недостатки своего общества, а человек их замечает, он вводит новшества, которые создают причины разногласий; в-четвертых, людская речь часто становится «трубой войны и мятежей»; в-пятых, люди часто осуждают других; в-шестых, у животных согласие естественно, а у людей — нет. Каждый хочет уничтожить другого, чтобы очистить место для себя. Кроме того, природа не ставит пределов, поэтому каждый имеет право на все.
Человек, по мнению Гоббса, с помощью здравого смысла и некоторых инстинктов находит выход из положения. Таким образом, появляются «естественные законы».
Естественный закон — есть предписание, или найденное разумом об-щее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что па-губно для его жизни и что лишает его средств к ее сохранению, и пренеб-регать тем, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни.
Способ, с помощью которого Гоббс выводит законы, дает представле-ние о применении им метода рациональной дедукции в приложение к эти-ке.
Общее правило разума гласит, что всякий человек должен добиваться мира, если у него есть надежда достигнуть его, в противном случае, он имеет право защищать себя всеми возможными средствами.
В случае согласия на то других людей, человек должен согласиться отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в ин-тересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы по отношению к себе.
 Справедливо придерживаться договоренностей, несправедливо их нару-шать.
 Возвращать полученные блага.
 Приспосабливаться к другим.
 Легко прощать обиды.
 При отмщении, люди должны сообразовываться не с размерами совер-шенного зла, а с размерами того блага, которое последует за отмщением.
 Ни один человек не должен выказывать ненависть другому.
 Каждый человек должен признавать другого равным себе от природы.
 Никто не должен претендовать на какое-либо право для себя, если он не согласится предоставить его любому другому человеку.
 Тем, кому доверена обязанность судить двух людей, необходимо вести себя справедливо по отношению к обоим.
Таким образом, с позиций рационализированного эгоизма «общест-венный договор» подданные заключают между собой, «обезопасив» и «ог-раждая» себя друг от друга. В то же время, признавая за каждым другим такое право. (Там же, С 307, 313-316).
Учение о «естественной природе» человека, теории «естественного права» и «общественного договора», установление связи моральных норм с материальными интересами индивидов — все это обосновало буржуаз-ный индивидуализм. Свое завершение он нашел у французских материали-стов, а документально закрепился в «Американской независимости» и во французской «Декларации прав человека». Свобода, равенство в правах, собственность, безопасность и сопротивление угнетению — вот естествен-ные права каждого человека.
Французская «Декларация» 1789 г. подражает американской 1776 г., т.е. «Декларации прав, принятой представителями доброго народа, со-бравшимися в полном согласии в Вирджинии». Первая глава гласит: «Все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах, которые не могут быть ни отчуждены, ни отняты, ни при каких условиях (ни в на-стоящем, ни в будущем) у граждан общества, а именно: право на жизнь и собственность, право добиваться и достигать благополучия и безопасно-сти». Статья вторая: «Вся власть находится в руках народа и, вследствие этого, исходит от народа». Третья: «Правительство учреждается и должно учреждаться для общей пользы, защиты и безопасности народа». Четвер-тая: «Ни один человек или группа людей не имеют права на особые выго-ды или привилегии». Пятая: «законодательная и исполнительная власть го-сударства должны быть отделены друг от друга, а также и от судебной власти».
Права человека и гражданина лежат в основе конституционного строя демократических государств западного типа, став теорией и практикой правового государства. Если естественными являются этические и юриди-ческие принципы, то естественны также и демократические принципы фи-зиократов Франсуа Кенэй, Мерсье де ла Ривьер, Дюпон де Нимур и дру-гих. Суть этой концепции заключена в формуле либерализма, отстаиваю-щего свободу торговли: «Не мешать и пропустить вперед». «Естественны-ми» являются частная собственность и свобода конкуренции, тогда как противным «естественному порядку» представляется любое вмешательст-во государства, препятствующее нормальному действию естественных за-конов.
Идея этической автономии законченно развитая Кантом, внутренне подготовленная всем ходом развития этического мышления Нового време-ни, выражает самую его глубокую надежду и мечту. В идее этической ав-тономии мы имеем не только увенчание, но и оправдание гуманизма, твор-ческий призыв, обращенный к современному человеку: здесь дана была точка опоры для дальнейшего движения, найдена была твердая почва, на которую смело, мог стать человек, не боясь неудач и всего “неведомого”. Идея этической автономии образует поэтому духовное средоточение со-временности, ее творческий центр.
Пути независимой этики, независимой науки, и философии, незави-симой политики все больше являются необходимыми и для каждого ново-го поколения все более оправданными тем духовным удовлетворением, которое они несли с собой (См. подробнее 10, С.18-20).
Таким образом, «права и свободы» провозглашались, отстаивались и развивались как религиозными, так и светскими мыслителями, представи-телями разных национальностей, культур, принадлежащих различным профессиям и слоям населения Можно сделать вывод, что «права и свобо-ды» это многовековое достижение человечества.
Являются ли позитивными демократические ценности для современ-ных россиян? Социологические исследования показали, что понятия «де-мократия» и «гражданское общество» вызывают скорее положительное, чем отрицательное отношение россиян. Так, 45 % респондентов рассмат-ривают понятие «демократия» позитивно, отрицательно – 15 %. Понятие «гражданское общество» - 44 % населения оценивают со знаком «плюс» и лишь 5 % со знаком «минус»(11). Интерпретация представленных данных выявляет обусловленность позитивных оценок в том, что в отличие от «приватизации» и «либерализма» гражданское общество и демократия яв-ляются идеалами и не связаны с проведением весьма безуспешных соци-альных реформ.
Мы только в начале пути и нам еще многое предстоит сделать. В по-следние годы назрела необходимость, и, выявились трудности создания в России правового государства, развитых и свободных юридических струк-тур, включая судебные, разработка конституции, формулирование и со-блюдение исходных прав человека, заключение «общественного догово-ра», соблюдение правового порядка, повышение уровня правосознания всего общества.
Главным моментом конструирования модели взаимосвязи между пра-вовым государством и гражданским обществом выступает соотношение между желаниями и ответственностью, определяющее степень свободы индивида. В решении этого вопроса подчеркивается, что относительная гармония между властью и гражданами возможна только при условии за-щиты государством прав индивида. Необходимо реформирование право-вой системы на основе интересов среднего класса. Необходимо учитывать права и свободы простого человека, создающего своим трудом экономиче-ский потенциал общества.
Литература:
1. Вехи. Из глубины. М., 1991
2. Мадатов А.С. Ценность демократии и демократические ценности. Вест-ник РФО № 2, 2004, С.128-129.
3. Чаплин В. Православие и общественный идеал//Пределы светскости. М., 2005.
4. Сергеев М. Религия и демократия//Вестник Российского философского общества. № 4, 2004, С.144-149.
5. Булгаков С.Н. «Неотложная задача (О Союзе христианской политики)», Христианский социализм, Новосибирск, 1991, С. 32-33.
6. Emerson R.W. The American Scholar. In Nature, Addresses and Lectures. Vol. 1 of. complexe Works/ 1894. P. 112
7. Thoreau H. D. The Writings of Henry David Thoreau (“Walden Edition”), 20 vols. Boston; New York, 1906. 4. 361—362.
8. Белла Р., Мэдсен Р., Салливен У., Суидлер Э. и Типтон С. Привычки и нравы. Индивидуализм и служение обществу в жизни американцев. Ре-феративное изложение. // Наука и техника. 1987. № 8—12.
9. Реале Дж. и Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. СПб., 1996. Т.3. С. 214—215
10. Данилова М.И. Индивидуализм: история и современность (Философ-ско-культурологический анализ). Краснодар - Ростов-на-Дону, 2000.
11. 10 лет российских реформ глазами россиян. – М., 2002. С. 50.

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
ГЛАЗАМИ ПРОТИВНИКА

Маслова Ирина Ивановна
Международный независимый эколого-политологический университет
 (Пензенский филиал); e-mail: imas@ sura.ru

Вторая мировая война, будучи событием планетарного масштаба, продолжает привле-кать внимание мировой науки и общественности. В послевоенные годы получили рас-пространение неоднозначные оценки  уроков этой войны и роли России в борьбе с фа-шизмом.
Спустя шестьдесят лет после завершения самой кровопролитной в истории человече-ства войны интересно предоставить слово главному противнику России (СССР)  - в лице идеологов нацизма и генералов вермахта, кого невозможно заподозрить в «ура-патриотическом» отношении к нашей стране. Исторические документы – протоколы, ме-муары и дневники – помогут воспроизвести мысли тех, кто был причастен к тем роковым событиям.
Какой предстала в их глазах Россия: ее территория, народ, армия, идеология и куль-тура? Как на смену первоначальным замыслам «покорителей Европы» пришло осмысле-ние  результатов собственных деяний? Какие уроки ими  были извлечены? Проанализиру-ем перемены в оценках и настроениях противоположной стороны.
Замыслы Гитлера. Вся военная подготовка агрессии исходила из предпосылки, что Красная Армия будет побеждена в течение шести недель в колоссальных битвах на окру-жение. Не позже зимы должна быть достигнута линия Архангельск—Волга—Астрахань.
После этого будут решены четыре главные задачи.
Первая: «уничтожение руководящих слоев» государства и «их биологических корней», под чем подразумевались партийно-государственная система, интеллигенция, военные, истребление евреев. Вторая: резкое сокращение славянского населения. Третья: создание четырех «рейхскомиссариатов» («Остланд», «Украина», «Московия», «Кавказ») для охра-ны германского господства, а также с целью исчезновения у оставшегося населения «воспоминаний о великом русском государстве». Четвертая: создание автаркического «великого пространства», которое «могло бы противостоять перманентной блокаде».
Так должны были складываться основы нового непобедимого «Германского рейха не-мецкой нации». Это неизбежно «обрекало на голод миллионы людей». Но здесь, считали нацисты, заключено благо: «биологическая сила славянства» будет подорвана. Уже в мае 1941 г. были отданы указания о создании «экономического штаба Восток», который будет руководить тотальным разграблением Советского Союза. Произойдет «завоевание пространства» для поселения германских колонистов в самых плодородных, а в политиче-ском и стратегическом отношениях важнейших областях. Завоеванная Россия будет для Германии тем же, что Индия для Англии.1
Оценка  потенциала России. Гитлер и его ближайшие военные советники не считали Советский Союз серьезным противником, который способен   устоять под ударом гер-манского меча.   Такая оценка вытекала не только из расово-идеологических, но и страте-гических установок. В Германии было известно, что в результате репрессий Красная Ар-мия была подорвана физически, интеллектуально, морально, нравственно. Развитие воен-ной теории затормозилось. Гитлер говорил Keйтелю в период подготовки нападения на СССР: «Первоклассный состав высших советских военных кадров истреблен Сталиным». Начальник генерального штаба Гальдер в мае 1941г. записал в своем дневнике: «Русский офицерский корпус исключительно плох. Он производит худшее впечатление, чем в 1933 г, России потребуется 20 лет, пока она достигнет прежней высоты». Это, конечно, был просчет немцев. Но для общей оценки такого рода имелись основания.2
Перед «восточным походом»  Отдел иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных сил концентрировал идущие из всех источников материалы и периодически составлял «обзоры», в которых особое внимание обращалось на численность Красной Армии, моральное состояние войск, уровень командного состава, характер боевой подго-товки.  Генштабисты  стали изучать неведомую им Россию, помня о том, что  в прошлую мировую войну один весьма крупный лидер Антанты, слывший  знатоком, долгое время считал, что Харьков — это русский генерал. Все  интересовались походами в Россию Карла XII и особенно Наполеона, читали Толстого, особым вниманием пользовались ме-муары тогдашнего французского посла в Петербурге Коленкура. В книгах старательно выискивались детали военно-оперативного порядка, характеризующие театр военных действий, особенности снабжения, организации обозов и т. д. Но как-то само собой разу-меющимся оказалось полное невнимание к тем политическим, социальным и националь-ным проблемам опыта    прошлого, которые объясняли поражение обоих завоевателей.
История оказалась непонятой в главном: в отрицании самой идеи возможности завое-вания России. Арман Коленкур некогда нашел в себе мужество прямо сказать Наполеону: поход   на Россию может оказаться гибельным. В известной продолжавшейся семь часов подряд беседе в июне 1811 г. он говорил: «Это не будет мимолетной войной. Придет время, когда ваше величество вынужден будет вернуться во Францию, и тогда все выгоды перейдут на сторону противника». Наполеон высказал мысль, что Россия подпишет мир после одного-двух проигранных сражений. Коленкур ответил, что император ошибается: «У русских чувство патриотизма преобладает над всеми другими чувствами, оно крепко сплотит их и доведет до героизма».3
Ничто подобное не интересовало тогда тех, кто старался вникнуть в историю похода Наполеона. Все вращалось вокруг таких понятий, как большие пространства, русская зи-ма,   трудности снабжения. Никто из военных, штудировавших историю 1812 г., не мог и подумать, чтобы в результате своих изысканий поднять голос против решения вообще. Они хорошо продемонстрировали, насколько опасно брать из истории только то, что хо-чется, и не воспринимать ее целиком. Позже мы увидим, насколько педантично воспро-изводили немецкие генштабисты некоторые схемы подготовки вторжения, выработанные в те далекие времена, и как, повторяя эти схемы, дублировали просчеты, в них заложен-ные. 
Судя по высказываниям Гитлера и некоторых высших генералов, они свыклись с мыс-лью, что рейх вполне способен быстро победить Советский Союз. Выступая перед руко-водителями вермахта осенью 1939 г., Гитлер не преминул, между прочим, сказать: «Рос-сия в настоящее время опасности не представляет, а ее вооруженные силы имеют низкую боеспособность». Еще раньше он уверял венгерского премьер-министра: «Россия практи-чески не в состоянии вести войну». Фюрер говорил: «Через три недели мы будем в Пе-тербурге». В другой раз он заявил болгарскому посланнику: «Советская Армия — это не более чем шутка».  Гитлер делал вывод: «Если этот колосс правильно и решительно ата-ковать, то он будет разбит быстрее, чем может предполагать весь мир». Аналогичные мысли перед нападением на Советский Союз высказывали Кейтель, Йодль, Паулюс, Гальдер. Последний говорил начальнику венгерского генштаба: «Советская Россия, как оконное стекло: нужно только раз ударить кулаком - и все разлетится в куски»4. Боль-шинство высших офицеров, непосредственно примыкавших к фашистскому политиче-скому руководству, поддались влиянию его «авторитета» и безапелляционным суждениям Гитлера. Эти офицеры вслед за фюрером склонялись к преуменьшению советской воен-ной мощи. Маннергейм в мемуарах пиcал, что   для Гитлера, как следует из его заявления, сделанного в 1942 г.   вооружение русских оказалось «величайшей неожиданностью».    Когда генерал Гудериан, накануне войны, сообщил в своей книге «Внимание, танки!» о наличии в Советском Союзе большого их числа, его осмеяли и назвали паникером.
Но была и другая группа офицеров, чей авторитет в политических кругах рейха был весьма незначительным, но которая по разным причинам знала возможности Советского Союза лучше. Они предостерегали высшее руководство от недооценки будущего против-ника и от поспешных выводов. Посол в Москве Шуленбург считал войну в России труд-ным и опаcным предприятием. Он прилагал усилия, чтобы не усугублять отношения с Советским Союзом. Весной 1941 г. принял участие в составлении меморандума, чтобы предостеречь     Гитлера от недооценки оборонной мощи Советского Союза и доказать колоссальный риск  этой войны для Германии. Посол поехал в Берлин, чтобы изложить свое мнение Гитлеру. Вскоре он вернулся в Москву и своим друзьям  сказал: «Жребий брошен. Война неизбежна».
Задача наступления определялась так: «Конечной целью операции является выход на рубеж Архангельск — Волга... В случае необходимости оставшаяся у России последняя промышленная область на Урале может быть парализована с помощью авиации». Нацис-ты полагали, что на Урале у Советского Союза — «последняя промышленная область». В документе генерала Томаса говорилось: «Если удастся в общем и целом уничтожить ин-дустрию Урала, то военная промышленность, оставшаяся в » азиатской части, больше не будет иметь никакого значения». После занятия европейской части Советского Союза в его распоряжении, согласно подсчетам штаба Томаса, останется в «азиатской России» лишь 2% промышленности, производящей вооружение. Сибирский и Дальневосточный регионы не принимались во внимание.5
Сопротивление «красного колосса». Первые месяцы кровопролитных боев на терри-тории России убедили противника, что Красная Армия будет отчаянно сопротивляться, несмотря на неблагоприятное для нее развитие событий. Даже генерал Гудериан, получив донесение о ходе боев, сказал офицеру связи: «обороной Бреста надо восхищаться». По выводу начальника печати МИД Германии при Гитлере П. Шмидта, использовавшего псевдоним П. Карелл, оборона Либавы «была организована блестяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатически храбры... Войсковые подразделения, не считаясь ни с чем, жертвовали собой, чтобы выручить крупные соединения. Они показали наилучшие эле-менты советского военного искусства. Этот метод действий принес наступающим тяже-лые потери».6 Генерал Гальдер записывал в дневнике: «Следует отметить упорство от-дельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрыва-ли себя с дотами, не желая сдаваться в плен».7 Однако, общая ситуация оказалась для со-ветских войск настолько сложной, что отход был неизбежен.
Оккупационный режим – попытка укрощения «русского медведя». Со скрупулез-ной точностью фашистские главари начали осуществлять программу порабощения и ис-требления «низших рас» в России. Наступающие войска вермахта открывали путь для следующей за ними карательно-полицейской машины. Нацисты отбросили все нормы международного права, все конвенции и договоры, касающиеся ведения войны, обраще-ния с местным населением и с военнопленными. Проводился тотальный геноцид.
 Страшную политику истребления нацистский аппарат стал осуществлять на оккупи-рованных территориях Советского Союза. Приказ Кейтеля гласил: «Войска обязаны при-менять любые меры без ограничения, направляя их даже против женщин и детей». В «Двенадцати заповедях поведения на Востоке» говорилось (6-я заповедь): «Вы должны уяснить себе, что вы на целое столетие являетесь представителями великой Германии и знаменосцами национал-социалистской революции в новой Европе. Поэтому вы должны с сознанием своего достоинства проводить самые жестокие и самые беспощадные меро-приятия, которых требует от вас государство».8
Партизанское движение в тылу нацисты считали незаконным, оно «стало настоящим бичом, сильно влияя на моральный дух фронтовых солдат».9 Но,  с их точки зрения, пар-тизанская война имела и свои преимущества: «она дает нам возможность истреблять все, что восстает против нас. Самое основное... все последователи фюрера должны знать: им-перия лишь тогда будет в безопасности, если западнее Урала не будет существовать чу-жого войска... Никогда не должно быть позволено, чтобы оружие носил кто-либо иной, кроме немца. Гигантское пространство должно быть, естественно, как можно скорее за-мирено. Лучше всего этого можно достигнуть путем расстрела каждого, кто бросит хотя бы косой взгляд». Эта установка была реализована для вермахта в указаниях Кейтеля: «Человеческая жизнь в странах, которых это касается абсолютно ничего не стоит... Уст-рашающее воздействие возможно лишь путем применения необычайной жестокости». Эти распоряжения выполнялись неукоснительно.  Партизаны истреблялись войсками в бою или при бегстве. Все другие враждебные действия вражеских граждан против вер-махта, его служащих, пресекались на месте чрезвычайными мерами вплоть до уничтоже-ния нападающих. Против населенных пунктов, из которых были предприняты коварные действия или атаки в тыл, немедленно применялась сила в массовых размерах (т. е. унич-тожались все жители). Существовали отряды палачей в зоне военных действий «по вы-полнению задач для экзекуций гражданского населения». Единственная оговорка: массо-вые казни не должны были совершаться  на глазах войск, т.к. это могло «повлиять на их боевую мораль».10
«Приказ о комиссарах» требовал немедленного расстрела всех пленных политработни-ков. Последними из этой серии приказов были так называемые «принципиальные указа-ния о поведении войск в России». Там говорилось: «I. Большевизм - смертельный враг национал-социалистского немецкого народа. Германия ведет борьбу против этого разла-гающего мировоззрения и его носителей. 2. Эта борьба требует беспощадных и реши-тельных действий против большевиков, партизан, саботажников, евреев и полного устра-нения любого активного или пассивного сопротивления».11 Гудериан писал об «обстоятельстве, которое впоследствии самым пагубным образом отразилось на авторитете Германии»: «Обозревая прошлое, можно только с болью в сердце сожалеть, что эти приказы не были задержаны уже в главном командовании сухопутных войск. То-гда многим, храбрым и безупречным солдатам не пришлось бы испытать горечь вели-чайшего позора, легшего на немцев. Независимо от того, присоединились ли русские к Гаагскому соглашению о ведении войны на суше или нет, признали ли они Женевскую конвенцию или нет, немцы должны были сообразовывать образ своих действий с этими международными договорами и с законами своей христианской веры. Война и без этих строгих приказов легла достаточно тяжелым бременем на плечи населения страны про-тивника, которое, так же как и население нашей страны, не было в ней повинно».12
Откровения нацистского генерала могут показаться лицемерными. Но, действительно, были примеры гуманного обращения оккупантов с местным населением. В частности, ав-тор статьи сумела написать эти строки благодаря безымянному немецкому солдату.  На проселочной белорусской дороге он не выстрелил в восьмилетнюю девочку – «восточни-цу», дочь красного командира, бежавшую в лес, чтобы спастись от угона в концлагерь. Эта девочка - моя мама. Она до сих пор помнит то страшное мгновение, когда, окаменев от ужаса, смотрела, как патрульный солдат с автоматом наперевес приближался разме-ренными шагами. Он остановился напротив и вдруг, развернувшись, пошел в обратную сторону. Его пуля могла перечеркнуть жизни еще не родившихся детей и внуков моей ма-тери. Через годы и расстояние хочется поблагодарить тех немецких солдат, которые в ус-ловиях страшной войны проявляли милосердие.
В мемуарах Гудериана можно встретить примеры бережного отношения немцев к культурному наследию России. Генерал вспоминал, что, воспользовавшись своим посе-щением позиций в Смоленске, он осмотрел кафедральный собор, который остался невре-димым. «Серебряный алтарь и подсвечники, видимо, пытались спрятать, но не успели сделать это до нашего прихода в город. Во всяком случае, все эти чрезвычайно ценные вещи лежали кучей в центре собора. Я приказал найти кого-нибудь из русских, на кого можно было бы возложить ответственность за сохранение этих ценностей. Нашли цер-ковного сторожа — старика с длинной белой бородой, которому я передал через перево-дчика, чтобы он принял под свою ответственность ценности и убрал их на место. Ценнейшие позолоченные резные рамки иконостаса были в полной сохранности. Что стало потом с собором, я не знаю»13. Но подобные факты, конечно, были исключением. Суще-ствует печальная статистика уничтоженных фашистами памятников культуры, культурно-просветительных и медицинских учреждений, которые, по их мнению, находились «по-всюду в хорошем состоянии. Для школ, больниц, детских домов и спортивных площадок в России было сделано много. Эти учреждения содержались в чистоте и полном поряд-ке».14«Плохое обращение с населением оккупированных областей со стороны высших партийных инстанций, - писал генерал, - стремление Гитлера распустить русскую импе-рию и присоединить к Германии большую часть территории России — все это сплотило всех русских под знаменем Сталина».15   
Первые неожиданности. В июле 1941 г. в генеральном штабе все меньше говорили о полной победе над Россией. Ожесточенность боев вызвала большое утомление немецких войск. Генерал Паулюс, тогда «первый квартирмейстер генштаба», осмелился в те дни доложить фюреру, что следовало бы подумать о зиме. Тот пришел в ярость: «Я не хочу больше слушать, эту болтовню о трудностях снабжения наших войск зимой, потому что не будет никакого зимнего похода. Армия должна нанести русским только несколько сильных ударов... Тогда обнаружится, что русский колосс стоит на глиняных ногах».16
Генералитет вермахта, между тем, начинал сознавать провал собственных методов ве-дения войны. Кейтель писал: «На Западе, где у противника была чувствительность к флангам и имелась малая воля к сопротивлению, можно было совершать широкие охва-ты. Против русских они не приносят успеха. Русские   атакуют крупными силами наши обходящие фланги, связывают силы, предотвращают окружение и срывают действия на уничтожение. Ожесточенным сопротивлением внутри окружения они надолго сковывают наши силы».17
 Месяц боев под Смоленском привел к возникновению множества непредвиденных проблем. Немцы ощутили нехватку продовольствия. Гальдер отмечал: «Нам не удалось захватить хорошую русскую продовольственную  базу, ведь первоначальные запасы рас-считывались только на 20 дней. Отсутствовало зимнее обмундирование, о котором уже приходилось подумывать, несмотря на заверения фюрера, что до зимы все окончится. Большие трудности с транспортом из-за недостаточного количества захваченных русских вагонов, которые в большинстве своем приведены в негодное состояние».
Под влиянием этих событий и сведений Гальдер сформулировал 11 августа знамена-тельный вывод: «На всех участках фронта, где ведутся наступательные действия, войска измотаны. То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомни-тельной попыткой предотвратить переход к позиционной войне... Общая обстановка по-казывает все очевиднее и яснее, что колосс Россия... был недооценен нами».18
Особенно тяжелые последствия для вермахта имел просчет в определении резервов Красной Армии. Германское командование сухопутных сил на 1 августа не имело в ре-зерве ни одной дивизии. Командование же Красной Армии располагало несколькими де-сятками соединений. Значительные силы находились в процессе формирования.
 Другим просчетом нацистов было убеждение в идейной разобщенности своего про-тивника. Генерал Гудериан получил представление о настроениях, господствовавших среди русского населения из высказываний одного старого царского генерала, с которым ему пришлось беседовать в Орле. Он сказал: «Если бы вы пришли 20 лет тому назад, мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать, а вы пришли и отбросили нас на 20 лет назад, так что мы снова должны начать все сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все еди-ны».19
Восточный фронт: от триумфа до катастрофы. По единодушному мнению гитле-ровского окружения Советский Союз был практически разбит уже в июне, и   победа вскоре должна была стать полной. Еще 30 июня Гальдер записал в дневнике: «Фюрер считает, что в случае достижения Смоленска в середине июля, пехотные соединения смо-гут занять Москву  в августе... Не будет преувеличением, если я скажу, что кампания про-тив России выиграна в течение 14 дней...». Но триумф Германии был преждевременным.
Август 1941 года - это начало агонии плана «Барбаросса» и теории «молниеносной войны». Но в ставке Гитлера события под Киевом оценили как свидетельство прибли-жающейся полной победы. «Красный призрак, четверть столетия угрожавший Европе, лежит в агонии», -  официально заявили в Берлине в сентябре 1941 г. Гитлер говорил по-мощникам: «Через несколько недель мы будем в Москве. В этом нет никакого сомнения. И тогда я Москву сравняю с землей. Я сделаю там водоем. Название Москва должно быть полностью забыто».20
Гитлеровское верховное командование приняло все меры, чтобы развить свой прорыв. На сетования некоторых генералов, что наступает зима, Гитлер отвечал: «Когда наступит русская зима, определю я, а не календарь».
В октябре, ожидая капитуляции Москвы, Гитлер заявил: «Вы  поймите, господа, рус-ский медведь мертв, окончательно мертв». Приближались решающие события. 
 «Войти в Кремль! Промежуточная станция - Красная площадь»,— кричали, как свиде-тельствует Карелл, вновь воспрянувшие духом солдаты передовых отрядов. «Они стояли на автобусной остановке к Москве. До Красной площади оставалось 38 километров»- чи-таем там же. «Здесь,— напоминает он,— в 1812 г. был разбит Наполеон». Теперь на бо-родинском поле упорно оборонялись советские войска. «Они были стойкими, у них не было паники».21 Ожидаемый фашистами успех не был достигнут.
С трибуны рейхстага фюрер вынужден был объяснить причины несостоявшегося про-рыва. В объяснениях фюрера имелось все: и климат, и грязь, и мороз. Отсутствовало лишь одно — советские войска. С этой речи Гитлера и ведет начало та легенда западной историографии, согласно которой виновником поражения под Москвой был «плохой климат». В эти дни вернулся из поездки по Восточному фронту министр строительства Тодт. Его приятель, а затем преемник Шпеер так изложил рассказанное ему Тодтом: «Он видел стоящие санитарные вагоны, в которых лежали замерзшие раненые, видел бедст-вующие войска в занесенных снегом деревнях и маленьких городах. Он пережил негодо-вание и разочарование немецких солдат… пришел он к заключению, что мы не только физически не способны к таким напряжениям, но и душевно должны в России погиб-нуть».22
Гитлер, уверенный в том, что его воля - главный источник и двигатель истории, гово-рил о победах следующего лета, которые приведут к полному разгрому России. В немец-кой печати уже стали называть Сталинград «Красным Верденом». В газетах писали: «Битва под Сталинградом идет уже семь НЕдель — она, следовательно, продолжается дольше, чем весь германский поход в Голландию, Бельгию и Францию два года назад. Это также показывает, что война снова принимает форму огромных материальных сра-жений». Наступление немцев застряло. Войска несли небывалые потери.
Ожесточенность боев превосходила все представления о человеческих возможностях. Для гитлеровцев Сталинград стал испытанием всего военно-политического авторитета Германии. В рейхе стали создавать легенду жертвенности. Паулюса сравнивали с генера-лом Йорком, героем 1812 г. Передавали слова Паулюса: «История именно сейчас выносит свой приговор». Ставка Гитлера провозгласила: 6-я армия отныне называется «Крепость Сталинград». Оккупированные страны с германским центром объявляются  «Крепостью Европа», которую следует «защищать против большевистского нашествия». Геббельс объявил: поражение под Сталинградом «психологически укрепило наш народ, каждое слово об этой героической битве войдет в историю!» Он теперь ссылался на призывы Юлия Цезаря к своим солдатам, Фридриха II к генералам, Наполеона к гвардии перед ре-шающими битвами.23
После катастрофы под Сталинградом гитлеровская верхушка оказалась вынужденной на-чать реорганизацию вооруженных сил, чтобы приспособить их к изменившейся обста-новке. Развитие танковых войск возлагалось на Гудериана. Новые типы танков — «тигр» и «пантера» - все шире поступали в войска. В то время Советский Союз в военно-техническом отношении уже превзошел Германию.
Говоря о советском вооружении, фельдмаршал Клейст заявил: «Советская боевая тех-ника и оружие были отличного качества еще в 1941 году, особенно танки. Артиллерия была превосходной, так же как и большинство видов стрелкового оружия — винтовки были современнее наших и имели более высокую скорострельность. Русский танк Т-34 был самым лучшим танком в мире».
Генерал Мантейфель подчеркивал, что русские сохраняли свое превосходство в кон-струкции танков до конца войны и что советский тяжелый танк «Иосиф Сталин» (ИС-2), появившийся на фронте в 1944 году, он считает самым лучшим из всех танков, участво-вавших в боях как на Восточном, так и на Западном фронтах. Английские эксперты кри-тиковали советские танки за их упрощенную конструкцию и недостаточную оснащен-ность приборами, особенно радиоаппаратурой. Однако немецкие эксперты-танкисты счи-тали, что, оснащая свои танки множеством приборов и удобных мелких приспособлений, англичане и американцы перегружают свои боевые машины в ущерб маневренности и мощности.
По мнению Клейста, Красная Армия испытывала наиболее острую нехватку оружия в 1942 году, особенно ей не хватало артиллерии. Но, начиная с 1943 года, оснащенность советских войск боевой техникой и оружием непрерывно возрастает. Поставки военного оснащения союзниками — особенно автотранспорта — имели значение, но главную роль сыграл все возрастающий объем производства новых советских заводов в Сибири, недо-сягаемых для немцев. Применявшиеся русскими танки почти полностью были их собст-венного производства.24
  Несмотря на превосходство России в вооружении Гитлер возлагал особые надежды на битву под Курском: «Победа под Курском должна стать факелом для всего мира». Но этот «факел» зажгли не фашисты, а советские солдаты.  Американский историк Дж. То-ланд пишет о стратегии нацистов на завершающем этапе войны: «Горестной внезапно-стью для немцев была не удивительная масса резервов Красной Армии, а ее боевой дух. Во время осады  Сталинграда Гитлер был убежден, что Паулюс не смог взять город по-тому, что русские сражались, как дикие животные из джунглей. Но энергия и храбрость этих мнимых «недочеловеков»  Востока доказала их превосходство над немцами».25
 Германия в 1945 году – «час ноль». Когда театр военных действий развернулся на территории самой Германии, Гитлер отдал «приказ Нерона» — создать всюду в Герма-нии,    куда наступает противник, «выжженную землю». При этом он заявил Шпееру: «Если война проиграна, то народ также пропадет. Нет необходимости считаться с теми основами, которые нужны немецкому народу в его дальнейшей примитивнейшей жизни. Наоборот, лучше самим все уничтожить... Те, кто останутся после этой борьбы, будут лишь ничтожества, все лучшее погибло».26 Но для того, чтобы довести до крайних преде-лов ожесточенность сопротивления, фашистские вожди стали использовать лозунг «За-щитим наших жен и детей от красных бестий». С осени 1944 г. стали распространяться слухи  о  насилии со стороны Красной Армии по отношению к мирному населению Гер-мании, рецидивы которого, вероятно, имели место. Но Геббельс давал следующую уста-новку: «Неважно, что наши утверждения, будто русский солдат Иван убивает, разоряет и насилует, являются ложными. Главное для нас — это вбить в сознание немецкого народа, что он испытает ужасную судьбу, если попадет в руки русских. Мы должны убедить последнего немца, что для него лучше погибнуть».27
Перед падением рейха идеологи нацизма искали пути его сохранения, обращаясь к идеологическому опыту своего противника – Советского Союза. «Комиссар обороны Берлина» встретился с генералом Власовым, чтобы обсудить личность Сталина, особен-ности его характера и психологического воздействия на свой народ. Власов характеризо-вал Сталина как «человека чрезвычайно хитрого, настоящего иезуита, ни одному слову которого нельзя верить». «У большевизма в русском народе до начала войны было срав-нительно мало сознательных и фанатичных приверженцев. Однако Сталину удалось при нашем продвижении по советской территории сделать войну против нас священным пат-риотическим делом, что имело решающее значение. - писал Геббельс.-  Власов описывает обстановку в Москве, сложившуюся в результате угрозы окружения поздней осенью 1941года. Bсе советское руководство тогда потеряло голову, лишь Сталин продолжал упорствовать, хотя и был уже сильно измотан. Положение было примерно таким, какое мы переживаем в данное время. И у нас ведь есть вождь, требующий любой ценой оказы-вать сопротивление и также снова и снова поднимающий на это дело всех других. Беседа с генералом Власовым подействовала на меня очень ободряюще. Я узнал из нее, что Со-ветский Союз оказывался в точно таких же критических положениях, в каком оказались теперь мы, и что из этих критических положений всегда существует выход, если ты полон решимости и не падаешь духом».28
Хотя нацисты продолжали надеяться на «чудо», наступало время, которое позже в Германии стали называть «часом нуль». В крови, дыму, пламени завершалась история «третьего рейха». Столица «Великой Германии», задуманная как великолепный центр мира, превращалась  в прах и каменную пыль.
Какие же уроки извлекли нацисты из истории Великой Отечественной войны? Выводы противника из истории «Восточного похода» были сведены к следующему.
Переосмысление роли Гитлера в истории Германии стало лейтмотивом послевоенных размышлений генералов побежденного вермахта. Осмысливая опыт ми-нувшей войны, многие под иным углом зрения оценили личность самого Гитлера, кото-рого они совсем недавно считали олицетворением нации. «В этом человеке, которого германский народ сделал своим вождем в надежде, что он создаст новый социальный по-рядок, поможет стране оправиться от катастрофы в результате первой мировой войны, обеспечит спокойную, мирную жизнь, демон побеждал гения. Все добрые духи покинули его тело, он кончил свою жизнь вместе с полной катастрофой своего дела, и вместе с ним в пропасть был повержен добрый, великодушный, трудолюбивый и верный германский народ», - писал Гудериан.29
Признание недооценки потенциала России появилось в дневниках противников еще в первые месяцы военных действий. Вопреки ожиданиям нацистов, невзирая на успешное нанесение первых ударов,   советская государственная система не рухнула, а  русский на-род не воспринял идеи национал - социализма.  Стремление к освобождению Родины от захватчиков вызвало патриотический подъем народа. Вся территория вплоть до берегов Тихого и Ледовитого океанов широко использовалась Советским Союзом во время вой-ны в военном и промышленном отношениях. «Недооценка противника всегда приводит к просчету», в частности, как в области людских резервов, так и в области техники.
Отказ от идеи «молниеносной войны» с Россией был спровоцирован затяжным ха-рактером военных действий на Восточном фронте. Немецкие генералы убедились, что исход любых боевых действий,  особенно в России, прогнозировать нельзя. Поэтому ни один военачальник  не может положиться на успех «молниеносной войны» в России. Глубина и ширина территории, условия погоды и состояние дорог делают ненадежными всякие расчеты, обычные для условий западных стран. Все нападения армий западноев-ропейских государств на Россию были ограничены сушей  и успеха не имели.30
Красная Армия  сильнее царской армии, к такому выводу пришли свидетели двух мировых войн.  Русский солдат всегда отличался особым упорством, твердостью характе-ра и большой неприхотливостью. «Там, где в истории войн встречаются русские, военные действия носят упорный и беспощадный характер и связаны с тяжелыми потерями. Там, где русский займет позицию или защищается, его трудно победить, и это стоит вам много крови», - писал Блюментрит. - «Красная Армия в 1941—1945 годах была гораздо более сильным противником, чем царская армия, ибо она самоотверженно сражалась за идею. Это усиливало стойкость советских солдат. Дисциплина в Красной Армии тоже соблюдалась более четко, чем в царской армии».31
«Следует воспитывать в солдатах такую же твердость и упорство», - отмечал Гудери-ан. Советское верховное командование продемонстрировало противнику свои способно-сти в области стратегии. Нацисты оценили полководческий талант  Г.К. Жукова, твер-дость и несгибаемость И.В. Сталина.32
Побежденные генералы выдвигали умозрительно -  альтернативные планы победонос-ной войны с Россией.  Германия, с их точки зрения, имела шансы на победу, если бы не упрямство Гитлера, который настоял на первоначальном наступлении в сторону Киева, а не Москвы; если бы военные действия начались на месяц ранее; если бы авиация и флот активно взаимодействовали с наземными войсками; если бы немецкая армия имела зим-нее обмундирование; если бы в России существовали хорошие шоссейные и железные дороги и т.д. Но история не терпит сослагательного наклонения.
Война с Россией – Восточный поход, или «русская авантюра Гитлера» - не могла быть успешной для Германии. Таков главный вывод противника.

Примечания:
1.  Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989. С. 35-38
2. Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969, т.3. С. 76.
3. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989. С. 291
4. Hillgruber A. Hitlers Strategic. Frankfurt a. M., 1965. С. 212-227.
5. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989.С. 287.
6. Carell P. Unternemen Barbarossa. Frankfurt a. M., 1963. С. 31. 
7. Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969, т.3. С. 79.
8.  Нюрнбергский процесс. М., 1961. Т.7. С. 16
9. Гудериан Г. Опыт войны с Россией // Итоги Второй мировой войны: Bilanz des zweiten welttkrieges. Hamburg -М., 1957. С.126.
10.  Нюрнбергский процесс. М., 1961.Т1,с.221; т. 2, с. 582, 584.
11. Streit Ch.Keine Kameraden. Stuttgart, 1978. С. 137
12. Гудериан Г. Воспоминания солдата. М., 1998. С.207
13. Гудериан Г. Воспоминания солдата. М., 1998. С. 242
14. Там же: С.295
15. Там же: С. 609
16. Gerlitz W. Paulus: «Ich stehe hier auf Befehe!». Frankfurt a. M., 1960.С. 49
17. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989. С. 333
18. Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969. Т.3. С. 263
19. Гудериан Г. Воспоминания солдата. М., 1998. С. 338
20. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989. С. 342
21. Carell P. Unternemen Barbarossa. Frankfurt a. M., 1963. С. 156
22. Speer A. Erinnerungen. Stuttgart, 1979. С. 200
23. Fest J. Hitler. Frankfurt a. M., Wien, 1973. С. 910
24. Лиддел Гарт Б. Что рассказали немецкие генералы. //От Мюнхена до Токийского за-лива: Взгляд с Запада  на трагические страницы истории второй мировой войны. М., 1992. С. 237
25. Toland J. Adolf Hitler. Gladbach, 1977. С. 960, 961
26. Fest J. Hitler. Frankfurt a. M., Wien, 1973. С. 999
27. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М.,  1989. С.545
28. Геббельс Й.  Дневники 1945 года. Последние записи: пер. с нем. Смоленск, 1993.С. 57-59
29. Гудериан Г. Воспоминания солдата. М., 1998. С.613
30. Гудериан Г. Опыт войны с Россией // Итоги Второй мировой войны: Bilanz des zweiten welttkrieges. Hamburg -М., 1957. С. 137 –138
31. Лиддел Гарт Б. Что рассказали немецкие генералы. //От Мюнхена до Токийского за-лива: Взгляд с Запада  на трагические страницы истории второй мировой войны. М., 1992. С. 239
32. Гудериан Г. Опыт войны с Россией // Итоги Второй мировой войны: Bilanz des zweiten welttkrieges. Hamburg -М., 1957. С.132 –134

Михаил Иванович Одинцов
(г. Москва)
доктор исторических наук, профессор

Власть и религия в Советском Союзе
 в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

Задолго до 1941 года, определяя цели своей восточной политики, Гитлер написал в «Mein Kampf» о судьбе Советского Союза: «Это огромное государство на Востоке созрело для гибели». Стратегия  уничтожения СССР в ходе молниеносной войны  во многом строилась в надежде на то, верующая часть населения, недовольная религиозной политикой Советов, станет своеобразным  «союзником» Третьего Рейха в борьбе с  большевиками и советской властью. Отсюда то огромное внимание, которое уделялось в пропагандистских усилиях национал-социалистов вопросам  национально-религиозным, обращение к теме религиозных свобод, «террора и преследований коммунистами»  верующих и церквей.
Казалось, что эти надежды имели основание в общественно-политической ситуации, что сложилась в СССР накануне войны. В идеологической работе партийных и общественных организаций по-прежнему приоритетной задачей объявлялось строительство «безрелигиозного общества» и борьба с духовенством – «мракобесами в рясах, ермолках и чалмах, контрреволюционерами, врагами народа и Советской власти», как писалось в антирелигиозных изданиях. «Бесцерковные» и «безбожные» деревни, поселки, города, районы и даже целые области насчитывались десятками и сотнями. В партийных изданиях публиковались данные социологических исследований и опросов, согласно которым количество верующих среди населения страны сокращалось день ото дня, а вслед за этим сокращалось и число действовавших культовых зданий.
Всего по стране православных церквей и молитвенных домов  учтено было чуть более  5 тысяч. Но более половины из них находились на территории, недавно вошедшей в состав СССР – в Прибалтике и Бессарабии, в Западной Белоруссии и на Украине. Менее тысячи храмов было в РСФСР, из которых только треть действовала: к примеру, в 25 областях не имелось ни одного действующего храма, в 20 – от одного до пяти. Не менее безрадостной была ситуация и на Украине. Были закрыты все православные церкви в Винницкой, Кировоградской, Донецкой, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях. По одной церкви действовало в Ворошиловградской, Полтавской, Харьковской областях.
Жесткая административная политика 30-х годов затронула все конфессии в СССР. Из года в год сокращалось число действующих мусульманских, старообрядческих, иудаистских, протестантских, буддистских молитвенных зданий. Действующими оставались лишь единицы. Под различными предлогами, а то и без них, разгонялись религиозные центры. Обычным явлением стали судебные процессы над священно- и церковнослужителями, в результате которых сотни и сотни из них оказались в тюрьмах, лагерях, на поселении. Их обвиняли во «вредительско-шпионской деятельности, в связях со спецслужбами иностранных государств», в смыкании «с троцкистско-бухаринскими шпионами и диверсантами, буржуазными националистами и прочей агентурой фашизма», приклеивали ярлыки «прямых врагов социализма». Не случайно один из немногих партийных функционеров, который пытался противостоять антирелигиозной вакханалии властей, П.А. Красиков писал в обращении в ЦК ВКП(б): «В ходу административные приемы, застращивания, репрессии. Отдельные работники всех верующих считают контрреволюционерами, а, следовательно, и не желают считаться с их просьбами, хотя и вполне законными».
22 июня 1941 года в 4 часа утра, без объявления войны, нарушая мирный договор, германские войска вторглись на территорию Советского Союза. Для советского народа началась Великая Отечественная война. В этот же день от имени советского правительства с сообщением о нападении фашистской Германии на Советский Союз по радио выступил В.М. Молотов. Через десять дней, 3 июля, по радио к стране обратился глава Советского правительства и Коммунистической партии И.В. Сталин. Это была одна из тех немногих его речей, которая обращена была не к «коммунистам, комсомольцам и беспартийным», а к сердцу каждого советского человека. Потому и начиналась она словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!... Над нашей Родиной нависла серьезная опасность».
Воскресный день, 22 июня 1941 г., был особенным днем для православных верующих - отмечался праздник всех святых в земле Российской просиявших. По традиции глава Русской православной церкви митрополит Московский Сергий (Страгородский) служил в кафедральном Елоховском соборе. Возвратившись после службы к себе в скромный деревянный домик, что в Бауманском переулке, он узнает трагическую весть: фашистские войска перешли советскую границу, бомбят города и поселки, пролилась первая кровь граждан Союза ССР. Молча удалился он в свою комнату-келью. И через некоторое время вышел оттуда с текстом обращения, в котором были и такие слова: «Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу».
То был однозначный призыв главы Церкви к своей многомиллионной пастве проявить чувства патриотизма и в словах, и в делах. Воззвание рассылалось по епархиям, церквам и приходам, вызывая ответные патриотические чувства у миллионов верующих. С патриотическими посланиями, проповедями, обращениями в первые же дни и месяцы войны выступили и другие православные иерархи.
Свою патриотическую позицию выразили и духовные лидеры мусульман, евангельских христиан и баптистов, главы Старообрядческой, Обновленческой, Грузинской, Армяно-григорианской церквей. Все они призвали духовенство и верующих оказать помощь и поддержку стране всем, чем могли, выполнить достойно свой гражданский и церковный долг. Абсолютное большинство религиозных организаций в Советском Союзе заняли позицию осуждения в отношении тех служителей культа, которые осознанно перешли на сторону врага.
К концу 1941 г. огромная территория европейской части СССР  была захвачена немецкими войсками, на ней устанавливался «новый порядок», в том числе и в отношении религиозных объединений. Здесь развертывалась борьба против всех национальных религий и церквей, место которых, по плану нацистов, должна будет занять  «новая государственная религия и государственная церковь». Осуществление  этого сценария возлагалось на министерство восточных территорий во главе с Альфредом Розенбергом – идеологом нацистской партии, непосредственно занимавшимся церковными вопросами.
Эта участь ждала и Русскую православную церковь. Но, исходя из  конъюнктурно-тактических предпочтений, эти замыслы не раскрывались. Более того, фашисты шли на Восток с обещаниями даровать религиозную свободу «угнетенной большевиками» Церкви. Оккупанты ожидали, что и Церковь окажется их политическим союзником. Всем священнослужителям в проповедях и во время церковных церемоний «рекомендовалось» выражать верноподданнические чувства к Гитлеру и Третьему рейху, а также проводить специальные молебны за победу германской армии и «спасение родины» от большевиков. Одновременно жестоко преследовались малейшие попытки духовенства привнести в жизнь общин элементы критического отношения к политической действительности на оккупированных территориях. Оккупационные власти, учитывая патриотические позиции митрополита Сергия (Страгородского), всячески препятствовали деятельности тех священников и приходов, которые заявляли о канонической подчиненности Московской патриархии. Запрещалось и преследовалось распространение (устное и письменное) каких-либо документов митрополита Сергия.
Идеологи Третьего Рейха борьбу за верующих, за их политические симпатии рассматривали в качестве сверхважной задачи. Особую значимость приобретали вопросы: отдадут ли новой политической власти свои политические симпатии члены самой крупной религиозной организации на оккупированной территории  – Русской православной церкви. Стремясь воздействовать на православное население, к пропагандистским акциям привлекалась и  Русская православная церковь за рубежом (Карловацкая церковь), иерархии и духовенству которой были присущи активные антисоветизм и антикоммунизм. Официальный орган Архиерейского синода карловчан так излагал позицию Церкви: «По всему земному шару Русская зарубежная церковь с напряженным вниманием следит за ходом войны на Востоке, молитвенно поддерживая самоотверженных бойцов против безбожников и всегда готовая по мере своих сил и возможностей помогать этой борьбе». Об этом же в день вероломного вторжения фашистов на советскую землю говорил в послании к пастве архиепископ Берлинский и Германский Серафим (Ляде), призывавший к единению с фашистами и соучастию в «крестовом походе» против народов Советского Союза.
Министерство восточных территорий на территории Украины и Белоруссии, в южных районах России и на Кавказе стремилось использовать в политических целях и другие религиозные объединения – мусульманские, протестантские. В Крыму и на Кавказе фашисты всячески подчеркивали, что уважают исламские ценности, несут освобождение от «большевистского безбожного ига», обещали создать условия для возрождения ислама. К примеру, в одном из обращений «К жителям гор!» говорилось: «Горец! У тебя ничего не было. Все твое богатство отняли большевики. У тебя теперь есть многое, а будет еще больше… Всем этим счастьем твоей семьи и покоем детей ты обязан великому твоему другу Адольфу Гитлеру!». Оккупанты охотно шли на возобновление деятельности мечетей практически в каждом населенном пункте, активно устанавливали связи с мусульманским духовенством, предоставляли ему возможность через радио и печать обращаться к верующим.
Религиозная принадлежность населения учитывалась и при формировании особых подразделений из числа военнопленных Красной Армии. Если во власовскую армию в основном направляли представителей народов, традиционно исповедовавших христианство, то в такие формирования, как «Туркестанский легион», «Идель-Урал» направляли представителей «исламских» народов. Германское командование рассчитывало использовать «мусульманские» воинские части в борьбе с партизанами в Белоруссии, в Прибалтике и на Украине, а за пределами СССР – в Югославии, во Франции.
Отечественная война потребовала от  руководителей советского  государства  мобилизации не только всех организационных, финансовых, материальных ресурсов, но и ресурсов моральных, духовных, патриотических. Еще со времен всесоюзной переписи 1937 года не было секретом, что значительная часть населения Советского Союза (до 2/3) относила себя к категории верующих. В условиях войны существенным потенциалом влияния на это большинство (в тылу и в оккупации) могли стать действовавшие в стране религиозные организации и духовенство различных конфессий. Могли, но при условии изменения государственной церковной политики. Молчаливое признание этого факта, как и необходимости изменения своего отношения к религии и верующим, содержится в позиции государства, которое в течение первых двух военных лет фактически заняло позицию невмешательства в церковную жизнь страны, или, если хотите, благожелательного нейтралитета. В результате разрешались общецерковные сборы средств и внекультовая деятельность; не чинились препятствия массовым богослужениям и церемониям; расширялась издательская деятельность церквей; признавались де-факто религиозные центры и им разрешалось устанавливать связи с зарубежными религиозными организациями. Впервые после двадцатилетнего перерыва в различных районах Советского Союза начали открываться церкви и молитвенные здания. Свернута была всякая публичная антирелигиозная пропаганда и прекращена деятельность Союза воинствующих безбожников. Наоборот, на страницах официальной прессы появились публикации о патриотической деятельности Православной и других церквей. В кинохронику, показываемую на фронте и в тылу, включались кадры церковных служб, обращения к бойцам Красной Армии духовенства, встречи верующих и духовенства с иконами солдат-освободителей, крестные ходы.
С октября 1941 г. глава Русской церкви митрополит Сергий находился в Ульяновске. Патриархии был предоставлен двухэтажный особняк. На его первом этаже располагался храм. На втором этаже - покои для митрополита. Отныне этот дом стал центром Русской православной церкви на долгие 22 месяца. Сюда поступала корреспонденция из епархий, правительственных инстанций и из-за рубежа; с докладами приезжали епископы и здесь же совершались епископские хиротонии; проводились совещания органов церковного управления и намечались планы устроения церковной жизни в условиях военного времени; здесь впервые оглашались послания митрополита к пастве и отсюда направлялись полномочные представители Патриархии в освобождаемые районы для устроения церковной жизни. Регулярно из Москвы поступали письма от митрополита Николая, временно управлявшего Московской епархией и поддерживавшего необходимые контакты с правительственными и иными инстанциями, остававшимися в Москве. В них содержалась информация о наиболее важных событиях в жизни московских церквей, о сборах на патриотические нужды, о подробностях жизни оставшихся в Москве соратников, знакомых, близких.
Все это позволяло митрополиту Сергию быть в курсе основных политических, военных и церковных проблем, откликаться на них своими посланиями и обращениями. Митрополит Сергий морально поддерживал паству, оставшуюся на оккупированной территории, он призывал верующих участвовать в партизанском движении и помогать ему. С несколькими посланиями митрополит Сергий обращался к православным церквам Европы, к духовенству и верующим, к солдатам из Греции, Югославии, Чехословакии, Румынии, сражавшимся на Восточном фронте.
В 1942 г. в Советском Союзе широко развернулось движение по сбору средств на строительство военной техники. На деньги советских граждан – колхозников, рабочих, комсомольцев, пионеров, молодежи – построено было более сотни танковых колонн. Митрополит Сергий 30 декабря 1942 г. призвал паству присоединиться к общесоюзному движению и жертвовать средства на сооружение особой танковой колонны. «Пусть наша церковная колонна имени «Димитрия Донского», – писал митрополит, – понесет на себе благословение Православной нашей церкви и ее неумолчную молитву об успехе русского оружия. Нам же всем даст утешительное сознание, что и мы не останемся стоять в стороне, что и мы по нашей силе и способности участвуем в святом деле спасения родины».
Важными событиями в жизни Церкви в период нахождения митрополита Сергия в эвакуации стали Архиерейские соборы, состоявшиеся в марте и сентябре 1942 года. На них обсуждались вопросы о церковной ответственности епископа Поликарпа (Сикорского), провозгласившего об образовании автокефальной Украинской православной церкви и митрополита Сергия (Воскресенского) и других прибалтийских епископов, которые публично выразили поддержку немецким оккупантам. Собор осудил действия епископа Поликарпа и не признал автокефалии Украинской церкви. От прибалтийских архиереев было потребовано объяснение по факту их политического выступления.
Советское государство в большей мере выделяло из общего числа религиозных объединений именно православные приходы, предоставляя им все большую степень свободы и разнообразия культовой и внекультовой деятельности. Несмотря на осадное положение в столице, на Пасху 1942 г. распоряжением коменданта Москвы было разрешено беспрепятственное движение по городу на всю ночь. Православная церковь привлекается к участию в деятельности государственных и общественных организаций. Таких, как Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, которой поручалось засвидетельствовать и учесть ущерб, причиненный оккупантами религиозным организациям страны, факты разрушения и осквернения культовых зданий, разграбления церковной утвари, издевательств, насилия и убийств духовенства и верующих, а также -  Всеславянский комитет борьбы с фашизмом, призванный способствовать сплочению славянских народов, переходу их на сторону антигитлеровской коалиции.
Существовал и внешнеполитический фактор либерализации церковной политики советского государства. Прежде всего, он связан с процессом формирования антифашистской коалиции. Планы президента США Ф. Рузвельта объявить войну Германии широко обсуждались в американском обществе и имели поддержку. Однако они встречали и определенное противодействие. Как пример, можно привести резолюцию американского Совета церквей Христа, в которой указывалось, что участие США в войне на стороне Советского Союза недопустимо, ибо Советский Союз – это безбожное государство, где не обеспечена религиозная свобода. Ф. Рузвельт в обращениях к руководству СССР призывал уделить внимание вопросу расширения религиозной свободы, сделать все, чтобы ею могли пользоваться самые широкие слои советского общества. Это, по его словам, позволило бы преодолеть отрицательное отношение Сената к выделению средств на помощь СССР. Прибывший в Москву в конце сентября 1941 г. А. Гарриман в беседах со Сталиным и Молотовым подтверждал заинтересованность США в либерализации религиозной политики в Советском Союзе. Его собеседники воспринимали это с пониманием. Советским послам в странах формирующейся антигитлеровской коалиции было предписано донести до общественного мнения этих стран, что в СССР религиозные свободы будут в значительной степени восстановлены.
К вопросу о религиозных свободах в России американский президент вновь обратился в последних числах декабря 1941 года, когда работал над проектом «Декларации 26 государств», которая должна была стать формальным завершением образования антигитлеровской коалиции. Рузвельт в разговоре с новым послом СССР в США М.М. Литвиновым предлагал и настаивал, чтобы в декларацию включено было словосочетание «свобода религии». Советская сторона  согласилась с этим, и в окончательный текст «Декларации Объединенных наций», опубликованной в газете «Известия» 3 января 1942 года, были включены слова: «будучи убеждены, что полная победа над их врагами необходима для защиты жизни, свободы, независимости и религиозной свободы».
Безусловно, моральное обязательство перед союзниками по антигитлеровской коалиции оказывало существенное влияние на   отношение руководителей советского государства к необходимости снятия ограничений на деятельность религиозных организаций. А это, в свою очередь, отражалось на росте авторитета СССР, несшего основную тяжесть в мировой войне, во всех странах мира. К примеру, в канун первой годовщины нападения фашистской Германии на Советский Союз, 20–21 июня 1942 г., 15 тысяч религиозных общин США устроили особые моления за русских христиан, чтобы поддержать их в справедливой борьбе с агрессором, и чтобы поддержать ширящееся в Америки движение в поддержку народов Советского Союза. По данным опроса Гэллапа в Англии, например, уже в июле 1942 г. 62% опрошенных считали, что Россия более популярна, чем США, а в 1943 г. «Святая Русь» стала в стране темой года. Симпатии усилились после впечатляющих побед Красной Армии под Сталинградом зимой 1942–1943 гг.
Таким образом, к лету 1943 г. сложившееся сочетание внутренних и внешних факторов служило предпосылкой для возможных последующих шагов советского правительства в развитии государственно-церковных отношений.
Среди тех, кого Сталин допустил к обсуждению вопроса о новом государственном курсе в отношении Церкви, были – заместитель председателя Совнаркома СССР В.М. Молотов, секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков, нарком внутренних дел Л.П. Берия, нарком комитета государственной безопасности В.Н. Меркулов. Решалось, какому органу поручить проведение этой политики. Тогда же родилась идея встречи Сталина с иерархами Русской православной церкви. Параллельно шел поиск того, кто мог быть назначен на пост вновь создаваемого государственного органа по связям с Московской патриархией.
Днем 4 сентября 1943 г. на своей ближней московской даче в Кунцево в присутствии Г.М. Маленкова и Л.П. Берия И.В. Сталин устроил официальные «смотрины» кандидату на пост руководителя нового ведомства – мало кому тогда известному полковнику Госбезопасности  Г.Г. Карпову. Очевидно, что выбор во многом был предопределен тем, что, начиная с 20-х годов, тот работал в структурных подразделениях ВЧК-ОГПУ-НКВД, имевших непосредственное отношение к деятельности религиозных организаций и возглавлявший в тот момент 4-й отдел III-го Секретно-политического управления НКГБ СССР. В ходе встречи окончательно было определено, что при правительстве Союза ССР создается специальный орган для связи с Русской православной церковью - Совет по делам Русской православной церкви. Из кабинета Сталина Карпов позвонил митрополиту Сергию и сообщил, что его и митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича) ждут в Кремле.
Поздним вечером 4 сентября митрополиты прибыли в Кремль, где были приняты Сталиным в его рабочем кабинете. На встрече также присутствовали В.М. Молотов и Г.Г. Карпов. В начале беседы Сталин сказал о том, что ему известно о проводимой Церковью патриотической деятельности, что советские люди (верующие и неверующие) в письмах, поступающих в правительство с фронта и из тыла, одобряют позицию Церкви, и что он сам и правительство дают этой деятельности положительную оценку. После этого вступления Сталин предложил иерархам высказаться.
В ходе двухчасовой беседы митрополиты затронули вопросы:  о  проведении Архиерейского собора для избрания патриарха; об открытии новых православных церквей и богословских курсов; об издании ежемесячного журнала; об организации свечных заводов и других производств и предоставлении духовенству права быть избранным в состав исполнительных органов (церковные советы) религиозных обществ; о наведении порядка в деле налогообложения священнослужителей и предоставлении религиозным обществам большей свободы в распоряжении своими денежными средствами; о выделении патриархии транспорта и помещения.
К удивлению иерархов, Сталин не спорил. Он только неоднократно повторял одну и ту же фразу: «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР».
В ходе беседы всплыли и «неудобные» вопросы: о судьбе иерархов, в разные годы осужденных и находившихся в тот момент в ссылке, лагерях, тюрьмах; о снятии ограничений в прописке и выборе мест проживания для священнослужителей, отбывших определенные судом сроки заключения. Сталин обещал разобраться в каждом отдельном случае и поручил Карпову лично заняться этим.
В завершении встречи Сталин сообщил, что для связи правительства с Церковью образуется специальный государственный орган – Совет по делам Русской православной церкви и представил его председателя Г.Г. Карпова.
5 сентября на страницах газеты «Известия» была помещена небольшая заметка под названием «Прием товарищем И.В. Сталиным митрополита Сергия, митрополита Алексия и митрополита Николая». Из нее  страна, да и весь мир, узнали о встрече, коренным образом повлиявшей на судьбы Русской церкви и ее взаимоотношений с советским государством.
Практическое претворение в жизнь достигнутых договоренностей началось сразу же после встречи. 8 сентября состоялся Архиерейский собор с участием девятнадцати иерархов, на котором митрополит Сергий был избран патриархом Московским и всея Руси. Это событие воспринято было с одобрением не только в Советском Союзе миллионами верующих, но и большинством автокефальных православных и иных христианских церквей.
Избрание патриарха, означавшее, что государство рассматривало в качестве своего «партнера» исключительно Сергиевскую церковь, отразилось на положении иных православных юрисдикций. В Обновленческой церкви преобладали настроения растерянности и безнадежности, нарастало ощущение близкого краха и, вместе с тем, ширилось стремление возвратиться в патриаршую Церковь. Развалу Церкви активно способствовала и деятельность Совета, посчитавшего, что  время обновленческой церкви прошло, а потому целесообразно не препятствовать ее распаду и переходу обновленческого духовенства и приходов в патриаршую сергиевскую церковь. Фактически  к весне 1945 г., обновленчество распалось, а летом 1946 г. со смертью митрополита Александра Введенского и вовсе перестало существовать как церковная организация. К этому же времени исчезли и другие церковные движения, отколовшиеся в свое время от патриаршей Церкви – григорианство и «непоминающие».
В те восемь месяцев, что суждено было Сергию Страгородскому в сане патриарха возглавлять Церковь, началось действительное возрождение русского православия в СССР. На этом пути Православной церкви предстояло преодолеть целый ряд проблем. Первая из них – кадровая. Для вновь образованных или восстановленных епархий, а также для открывающихся церквей и молитвенных домов требовались правящие епископы и  приходское духовенство. Часть архиерейских вакансий заполнялась либо епископами, воссоединенными с патриаршей Церковью, либо рукоположенными из числа вдовствующего белого духовенства, либо возвращенными из ссылок и лагерей. Усилия патриарха Сергия дали результат – уже к концу 1943 г. епископат состоял из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 г. насчитывалось 29 архипастырей. В конце 1944 г. и в течение 1945–1946 гг. тенденция эта сохранилась, и общее число архиереев достигло 61 человека.
Стремясь обеспечить каждый храм хотя бы одним священником, Московская патриархия, во-первых, привлекала бывших священников, работавших в государственных учреждениях. Во-вторых, по просьбе Патриархии военнослужащих Красной Армии, имевших духовный сан и изъявивших желание вернуться к церковному служению, демобилизовали из Армии. В-третьих, власть освобождала священнослужителей от призыва в действующую армию. Как результат, уже к 1 июля 1946 г. приходское духовенство состояло из 9434 человек. Для подготовки кадров духовенства в июне 1944 г в Москве открылись богословский институт и богословско-пастырские курсы, а несколько позже семинарии открылись и в других городах.
Возрождалась монастырская жизнь. К концу войны насчитывалось 75 монастырей (42-женских), в которых насчитывалось около четырех тысяч монашествующих. В дни религиозных праздников сюда стекалось огромное количество паломников. Монастыри имели в своем пользовании земли, скот, сельскохозяйственный инвентарь, подсобные мастерские, различные промыслы, жилые и служебные помещения. Правительство не препятствовало их деятельности.
С осени 1943 г. возобновилась на постоянной основе издательская деятельность Русской церкви. Выпускались настольные и настенные календари, молитвенники, венчики, богослужебная литература. Особое значение имели книги: «Правда о религии в России» (1942), «Русская православная церковь и Великая Отечественная война» (1943). «Журнал Московской патриархии» на долгие годы стал основным официальным изданием Русской православной церкви. На его страницах публиковались статьи о патриотической деятельности Церкви, о героизме Красной Армии и советского народа, о преступлениях фашистов в отношении народов Советского Союза и в отношении религиозных объединений.
В сентябре-октябре 1943 г. осуществились и планы Сталина по формированию «органа по связям с патриархом». Совет по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР становился частью системы центральных государственных учреждений и отнесен был к непосредственному ведению Правительства СССР. Все центральные учреждения и ведомства обязывались предварительно согласовывать проводимые ими мероприятия, связанные с вопросами, относящимися к ведению Совета; и предоставлять Совету запрашиваемые им материалы и сведения. В обязанности Совета включалось: предварительное рассмотрение вопросов, возбуждаемых патриархом Московским и требующих разрешения Правительства СССР; разработка проектов законодательных актов, а также инструкций и других указаний по их применению и внесение их на рассмотрение Совнаркома СССР; наблюдение за правильным и своевременным проведением в жизнь на всей территории СССР законов и постановлений Правительства СССР; своевременное информирование Правительства СССР о состоянии Русской православной церкви в СССР, ее положении и деятельности на местах; общий учет церквей и составление статистических сводок по данным, представляемым местными органами власти.
К концу 1943 г. в центральном аппарате Совета работало чуть более 40 человек. На местах, в союзных и автономных республиках, краях и областях, работали Уполномоченные Совета. Постепенно их общее число достигло 100 человек.
Стоит заметить, что Сталин после заключения «конкордата» с Русской церковью лично рассматривал церковные проблемы, требовал предоставления регулярной информации. Все принципиальные решения по церковной политике принимались исключительно с его личной санкции. Со стороны Правительства деятельность Совета в 1943–1945 гг. курировал В.М. Молотов.
Одной из наиболее важных для Совета проблем стал вопрос об открытии православных церквей. Его порядок был утвержден в ноябре 1943 г. особым Постановлением Правительства. Любопытно, что и правящие епископы могли принимать участие в этом процессе, рассматривая поступавшие от верующих заявления об открытии церквей и высказывая свое мнение по ним Уполномоченным Совета. Предложения об открытии церквей неоднократно высказывал и патриарх Сергий при встречах с Карповым. Уже в феврале-марте 1944 г. Совет представил в Совнарком список более полусотни церквей, открытие которых он поддерживал. Всего же в 1944-1945 гг. было открыто 717 церквей, хотя подано было за это время около 12,5 тысяч заявлений верующих. Столь незначительное число открываемых церквей объяснялось наличием открытого и скрытого противодействия властей (от сельсовета до областного Совета и Совнаркома союзных республик).
По мере освобождения советской территории от оккупантов остроту приобретал вопрос о культовых зданиях, открытых в годы оккупации. Во множестве случаев они занимали здания, где ранее располагались общественные и государственные учреждения – клубы, школы, магазины, музеи, местные советы, администрации учреждений. В некоторых регионах председатели колхозов и сельсоветов, не дожидаясь указаний из центра, основываясь на своих практических интересах и нуждах, начали «изгнание» религиозных обществ, сопровождавшиеся выбрасыванием предметов церковного имущества на улицу, с запрещением духовенству совершать богослужения. По данным Совета, на оккупированной территории под молитвенные цели было занято 1701 общественное здание, а к концу войны изъятыми оказались – 1150 зданий, т. е. верующим оставлено было лишь 551 здание. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что, изгоняя верующих из общественных зданий, власти не возвращали им типовые культовые здания, почти три тысячи которых и в конце войны оставались не переоборудованными и не перестроенными под какие-либо хозяйственные и иные нерелигиозные нужды, и возвращения которых верующие активно добивались.
Несмотря на многочисленные объективные и субъективные трудности, все же, благодаря активным усилиям Совета, количество действующих православных молитвенных зданий, как и количество монастырей, где также нужны были священнослужители, постепенно возрастало. Об этом свидетельствуют следующие статистические данные Совета:

Годы	1943 сентябрь	1944 август	1945 июль	1946 январь
Всего в республиках:	9829 *	8809	10243	10547
Белоруссия	нет сведений	550	633	621
Молдавия	нет сведений	1100	615	582
Прибалтика	нет сведений	нет сведений	343	343
РСФСР	нет сведений	1907	2297	2816
Украина	нет сведений	5206	6072	6007

Председателю Совета Карпову отводилась роль посредника между Правительством и Церковью, и одновременно «проводника» в жизнь сталинской модели свободы совести. У Карпова сложились деловые, а в чем-то даже и доверительные отношения с патриархом Сергием. Первая их официальная встреча состоялась 29 октября 1943 г. На ней, как и  во время всех последующих встреч, патриарх и председатель могли спокойно обсуждать все сложные проблемы жизни Русской церкви в СССР и за ее пределами, находить выход из самых запутанных ситуаций. Безусловно, Карпов в своих поступках не был свободен ни от власть предержащих, ни от собственных заблуждений и ошибок во взглядах на роль и место Церкви в обществе, на формы и методы, дозволенные государству при регулировании деятельности религиозных организаций. Но все же он стремился проводить политику благоприятствования деятельности Церкви. Карпов не чурался и личных отношений с патриархом. В этом его поддерживал Молотов, подсказавший, в частности, идею отмечать дни рождений и юбилейные даты патриарха и других церковных деятелей. 24 января 1944 г., в день 77-летия, Карпов посетил патриарха Сергия и вручил подарок от Совета, состоявший из золотых карманных часов, материала для пошива предметов патриаршего одеяния, продуктов питания.
С избранием митрополита Сергия патриархом приобрела особо масштабный и организованный характер патриотическая деятельность Церкви. Возросли сборы и отчисления в Фонд обороны страны и другие патриотические фонды, активизировались на местах епископы и местные общины. Большинство приходского духовенства в годы войны занимало патриотическую позицию. Священники произносили проповеди, зачитывали послания патриарха и правящего архиерея в поддержку страны, призывали верующих к добросовестному труду, быстрейшей ликвидации последствий войны, оказанию помощи семьям воинов, детям погибших красноармейцев. Отдельные из числа духовенства принимали непосредственное участие в войне, в партизанских отрядах, укрывали бежавших из плена, держали связь с подпольщиками, оказывали материальную помощь военным госпиталям. В марте 1944 года Красной Армии была передана танковая колонна, построенная на церковные средства. По мере продвижения Красной Армии на запад православные общины в освобожденных районах включались в общецерковную патриотическую деятельность, помогая Родине продуктами питания, деньгами, ценностями, своим трудом. Общая сумма денежных средств, собранная православными верующими за годы войны, составила более 300 млн. рублей. К этому следует добавить значительное число драгоценностей, цветных металлов, облигаций и т.п., переданных верующими в другие патриотические фонды. Тогда же становятся известными факты патриотических поступков духовенства и верующих на оккупированных ранее территориях. Все это объясняет, почему по инициативе Совета к награждению орденами и медалями стали представляться иерархи, священнослужители и активные миряне. Первое большое награждение состоялось осенью 1943 г., когда отмечена была деятельность ленинградского духовенства в дни блокады города. Спустя год, в 1944 г., медалями «За оборону Москвы» награждены были представители московского и тульского духовенства. Отметим, что именно Карпов инициировал в последующем награждение государственными наградами за патриотическую деятельность представителей высшего духовенства Русской церкви.
Положительное течение церковной жизни продолжилось и после смерти в мае 1944 г. патриарха Сергия. Вступивший на пост патриаршего  местоблюстителя митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) своей главной задачей считал проведение Поместного собора для избрания патриарха Московского и всея Руси. Этому содействовало и государство, выделив на прием делегаций, обустройство, транспортные и прочие расходы значительные денежные средства. Стремясь максимально содействовать успешному проведению Собора, Совет уже в первые дни 1945 г. входит в Правительство с представлением об открытии двадцати девяти новых православных храмов в различных регионах страны. Тогда же по  представлению Карпова дано было разрешение на производство колокольного звона в церквах и монастырях. На приеме у Сталина 19 января 1945 г. Карпов получил разрешение на участие представителям Совета во встречах Восточных патриархов; проведение официального приема в Совете для представителей заграничных православных церквей; выступление с приветствием на открытии Собора; выделение Восточным патриархам в качестве подарков ценных культовых предметов из запасников музеев; на организацию экскурсий, духовного концерта, посещение музеев и метрополитена для участников Собора.
Подготовка Собора не осталась незамеченной и за пределами СССР. Одни с надеждой воспринимали доходившие до них известия о возрождении православия в России, другие – стремились замолчать все то позитивное, что происходило в отношениях между советским государством и Русской православной церковью. В канун Собора, в ноябре-декабре 1944 г., новый импульс получил процесс воссоединения с Московской патриархией ранее порвавших с ней связь церковных учреждений: велись переговоры с представителями Мукачевско-Пряшевской епархии (Закарпатье), с монахами Валаамского монастыря в Финляндии, с митрополитом Феофилом (США), с карловацким духовенством в Европе, Китае, Японии; переговоры с митрополитом Евлогием (Георгиевским) во Франции. В Германии же, к примеру, еще 29 января 1945 г. М. Борман распорядился «не высказывать по поводу выборов Московского патриарха ни в прессе, ни по радио никакой точки зрения».
Поместный собор открылся 31 января 1945 г. в московском храме Воскресения в Сокольниках. Его работа продолжалась до 2 февраля. Участвовал 171 делегат от 89 епархий: 46 архиереев, 87 священников и 38 мирян.
В первый день сенсацией стало выступление Г.Г. Карпова. Председатель Совета от имени Правительства передал «приветствие и наилучшие пожелания» участникам и гостям Собора в их работе «по устройству высшего церковного управления»; выразил благодарность Русской церкви за ее патриотическую позицию в Великой Отечественной войне и заверил, что будет сделано все, чтобы способствовать «дальнейшей нормализации отношений между Церковью и государством». По-существу, впервые перед церковной отечественной и зарубежной общественностью предстал человек, о котором многие слышали, и от которого, как все понимали, многое зависело в церковной жизни. Он произнес свою речь в гробовой напряженной тишине. То был акт чрезвычайной политической важности, могущий сыграть огромную роль и для Церкви внутри страны, и для православия далеко за ее рубежами. По завершении своей речи Карпов трижды поцеловался с председателем Собора митрополитом Алексием.
На первом же соборном заседании единогласно утверждено было Положение об управлении Русской православной церкви, заменявшее соответствующие Определения Поместного собора 1917–1918 гг. На втором заседании, состоявшемся 2 февраля, был избран патриарх – им стал патриарший местоблюститель митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий.
На Поместном соборе присутствовали иностранные гости – патриархи: Александрийский Христофор, Антиохийский Александр III, Грузинский Каллистрат; делегации от ряда автокефальных православных церквей: Константинопольской, Иерусалимской, Сербской, Румынской. Впечатление иностранных церковных гостей было восторженным. Собор продемонстрировал возможности Русской церкви быть лидером в православном мире в послевоенную эпоху, способным собрать вокруг себя автокефальные православные церкви и представлять православный мир в контактах с инославным миром. Церковные делегации могли убедиться в ходе Собора, что Русская православная церковь пользуется поддержкой со стороны Советского государства. Это было залогом для последующего организационного укрепления Церкви внутри страны и одновременно создавало для нее предпосылки к активной и успешной внешней деятельности, в том числе и в части оказания материальной поддержки православных церквей Востока и Европы.
Между патриархом Алексием и Г.Г. Карповым установились ровные и даже в чем-то дружеские отношения, связывавшие их на протяжении многих лет. Патриарх не раз бывал у Карпова, проживавшем в известном Доме на Набережной, был знаком с его семьей.
Прошедший Собор оказал существенное воздействие на настроения в советском обществе. Впервые по прошествии многих десятилетий материалы о церковном мероприятии в изобилии печатались на страницах официальной советско-партийной прессы. В различных регионах страны повсеместно проходили собрания верующих с присутствием представителей власти, где читались информационные сообщения о Соборе. В кинотеатрах и клубах Москвы и  других российских городов демонстрировался документальный фильм о Соборе. После Собора увеличилось число обращений верующих об открытии церквей. Власть неохотно, но открывала церкви, и  к концу 1945 г их действовало уже 10243. Одновременно, результаты Собора отозвались смятением в умах партийных работников и пропагандистов, которые завались «недоуменными вопросами»: будут ли восстанавливаться монастыри и церкви; будет ли введено преподавание богословских дисциплин в школе; будут ли внесены изменения в программу партии и в Конституцию СССР; можно ли вести антирелигиозную пропаганду; имеют ли равное право в нашей стране другие религии; как теперь понимать лозунг: «религия – опиум народа»; можно ли коммунистам ходить в церковь и совершать религиозные обряды?»
Время после Поместного собора было во многом посвящено укреплению связей Русской церкви с православным миром. Нет сомнений, что эта тема, вполне созвучная внешнеполитической линии СССР в тот период, была основной при встрече 10 апреля 1945 г. патриарха Алексия с И.В. Сталиным. На ней обсуждались вопросы патриотической и внутрицерковной деятельности Церкви, а также ее возможное участие в укреплении международных отношений в послевоенный период. Все свидетельствовало о том, что характер государственно-церковных отношений, складывавшийся после сентябрьского конкордата 1943 г., приобретал устойчивость и определенность. Видимым знаком тому было и присутствие патриарха Алексия на трибуне мавзолея В.И. Ленина во время проведения на Красной площади Москвы 24 июня 1945 г. Парады Победы, а несколько позднее – и награждение патриарха Алексия за патриотическую деятельность в период войны орденом Трудового Красного Знамени. Казалось, все подтверждало и свидетельствовало о становлении новых отношений между советским государством и Русской церковью.
Урегулирование отношений государства с наиболее многочисленной и авторитетной религиозной организацией – Русской православной церковью постепенно оказало благотворное воздействие и на позицию государства в отношении иных церквей и религиозных объединений.
19 мая 1944 г. Совнарком принял постановление об организации еще одного государственного органа - Совета по делам религиозных культов, в ведение которого передавались «связи» со всеми другими, кроме православных, религиозными организациями. На должность Председателя был утвержден И.В. Полянский, в недавнем прошлом сотрудник НКВД. Права и обязанности, сфера компетенции нового Совета были аналогичны Совету по делам Русской православной церкви. В центральном аппарате Совета были сформированы отделы: по вопросам мусульманского, иудейского и буддийского вероисповеданий; по вопросам Армянской, Католической и Лютеранской церквей; по вопросам старообрядческой и евангелической церквей; инструкторская группа. Совет имел в союзных и автономных республиках, в краях и областях своих Уполномоченных (чуть более 100 человек). Им, как и Полянскому, приходилось сталкиваться не только с инертностью властных структур при разрешении  проблем, связанных с деятельностью религиозных объединений, но и с сохраняющимся в партийно-советском аппарате предубеждением к «сектантским» проблемам, идущим еще от периода активной «борьбы с сектантством» в 20–30-х годах.
С первых месяцев основное внимание Совета было приковано к вопросам регистрации религиозных обществ и открытия культовых зданий. Одно из первых представлений Совета о регистрации религиозных объединений было внесено в Совнарком в начале декабря 1944 г. В нем речь шла о регистрации 6 мечетей в Узбекской ССР и одной мечети в городе Омске. В конце 1945 г. по первым обобщенным данным Совета в стране было свыше 5 тысяч зарегистрированных обществ, в том числе: римско-католических – 1700, мусульманских – 500, евангелическо-лютеранских – 433, старообрядческих – 415, иудейских – 105.
В своей общей линии в церковных вопросах Полянский исходил из политики «централизации культов», т. е. организационного укрепления и выделения (создания) религиозно-административных центров, с которыми Совет и должен был входить в непосредственный контакт. В рамках такой политики в 1944–1945 гг. даны были разрешения на проведение съездов мусульман, достигнуто объединение евангельских христиан и баптистов в единый союз, организовывались вновь или возобновляли свою деятельность религиозные центры старообрядцев-белокриничников, католикосат Армяно-григорианской церкви. Создавались необходимые предпосылки для образования религиозных центров у буддистов, иудеев, старообрядцев-беспоповцев, лютеран и т. д. Совет активно и настойчиво поддерживал многие ходатайства религиозных центров и верующих, связанные с «религиозным возрождением», будь то организация паломничества за рубеж; предоставление отсрочек от призыва по мобилизации для служителей культов; возвращение «святых мавзолеев»; открытие культовых зданий, монастырей или духовных учебных заведений; издание религиозной литературы; проведение съездов и соборов.
Лояльность Совета по отношению к «подведомственным» культам во многом объяснялась патриотической позицией духовенства и верующих, которые, так же, как и православные, собирали деньги и ценности, продукты питания и вещи, поддерживали раненых и детей-сирот, т. е. стремились максимально помочь Родине в трудный час. Кстати, Полянский в своих информациях в ЦК ВКП(б) и СНК СССР постоянно на это указывал. К примеру, о старообрядцах белокриницкого согласия (теперь, Русская православная старообрядческая церковь) он писал: «Во время Отечественной войны старообрядцы белокриницкого согласия вели значительную патриотическую деятельность, отличаясь от православной церкви только более узкими масштабами этой деятельности».
Можно в качестве примера привести и свидетельства о  патриотической позиции мусульманских организаций. В республиках, где население традиционно исповедовало ислам, поистине общенародным стало движение за сбор средств на строительство танковых колонн и авиаэскадрилий. Центральное духовное управление мусульман в Уфе собрало в 1943 г. на строительство танковой колонны около 10 миллионов рублей. В Узбекской ССР было собрано 365 миллионов рублей, в Казахской ССР – 470 миллионов рублей. На деньги, собранные в Туркменской ССР – 243 миллиона рублей, были построены танковые колонны «Пионер Туркменистана», «Комсомолец Туркменистана», «Колхозная молодежь Туркменистана», «Народный учитель Туркменистана». Думается, что именно такая позиция лидеров мусульманских организаций предопределила положительное решение Правительства о создании трех Духовных управлений мусульман: Средней Азии и Казахстана (в Ташкенте), Северного Кавказа (в Буйнакске), Закавказья (в Баку). В течение короткого времени мусульманам были возвращены более тысячи различных культовых зданий и иных построек, куда традиционно совершались паломничества верующих. Из тюрем и лагерей освобождено было большое количество духовенства. Власть не возражала против восстановления одного из пяти столпов ислама – закята – налога в пользу нуждающихся мусульман, который стали собирать специально выделенные для этого представители мусульманских организаций. С 1944 г. разрешено было и паломничество мусульман к святым местам в Саудовской Аравии.
И, наоборот, отношение к религиозным объединениям, которые, по мнению Совета, не занимали в годы войны патриотических позиций, было настороженным, их деятельность подвергалась особым ограничениям. К ним отнесены были Римско-католическая, Греко-католическая и Лютеранские церкви.
Применительно к Ватикану и греко-католикам интерес и внимание советского государства особенно актуализировались в 1943-1944 гг. Этому способствовало несколько фактов. Во-первых, после капитуляции Италии и вступления на ее территорию англо-американских войск, между США и Англии, с одной стороны, и Германией, с другой - обострилась дипломатическая борьба за влияние на Ватикан. Во-вторых, постепенное продвижение советских войск на запад – в Прибалтику, Белоруссию, на Украину и далее - в страны Восточной Европы, где традиционно сильны были позиции Римско-католической и Греко-католической церквей, диктовали необходимость нахождения взаимоотношений с их руководством и недопущения острых конфликтов с католическим духовенством и верующими на освобождаемой территории.
Со второй половины 1943 г. и в течение 1944 г. Москва посредством различных публичных акций  и через спецведомства демонстрировала свое желание нормализовать отношения с Ватиканом, не допуская препятствий в деятельности католических и греко-католических общин на своей территории. Когда летом 1944 года советские войска взяли Львов, вопреки заграничным прогнозам о неизбежности «террора» против католиков и униатов в Западной Украине, отношение к ним в целом со стороны властей было терпимым. В конце августа – начале сентября 1944 г. митрополит Андрей Шептицкий направляет в Москву послания на имя Сталина и правительства, приветствуя освобождение Галиции от оккупантов и воссоединение Украины, и с просьбой о признании Униатской церкви со стороны государства. В декабре 1944 года в Москве, в Совете была принята делегация Греко-католической церкви. В результате состоявшихся переговоров были достигнуты обнадеживающиеся договоренности между государством и Греко-католической церковью, и в тот момент каждая из сторон надеялась на продолжение конструктивного их развития.
Но Ватикан сделал вид, что «не понял» подаваемых из Москвы в течение 1943–1944 гг. «сигналов». В Рождественском послании 1944 г. и в начале 1945 г. в публичных выступлениях Пия XII вновь зазвучали мотивы враждебности к коммунизму, к Советскому Союзу. Одновременно Папа призывал к проявлению милосердия к побежденным, к установлению «мягкого мира», что, в частности, означало исключение из официальных документов победившей антигитлеровской коалиции упоминаний об ответственности Германии за развязывание мировой войны и совершенных в ходе нее злодеяний.
В этих условиях советское руководство, видя, что его открытость к компромиссу с Ватиканом, не встречает понимания и, более того, отторгается, принимает решение о приостановлении поисков каких-либо контактов с Ватиканом и резко ужесточает политику в отношении католических и униатских приходов на территории СССР. С весны 1945 г. в публичных выступлениях представителей советского государства Ватикан характеризуется исключительно как «защитник фашизма», стремящийся к усилению своего влияния в послевоенном мире. Католические и униатские общества в СССР стали рассматриваться как «агенты Ватикана».
Наступление на католицизм в СССР развивалось по двум направлениям. Первое - в отношении Католической церкви в Прибалтике, в Белоруссии и на Украине. Официальной политикой стало постепенно усиливающееся административное давление на католические общества, монастыри и максимальное ограничение их деятельности, аресты католического духовенства, высылка за пределы страны некоторых из епископов и священников. Обосновывалась такая жесткость ссылками на «антисоветские элементы» внутри Церкви и их участие в «шпионской и подрывной работе» на территории СССР. И негативные последствия этой линии скажутся уже после окончания войны, существенно дестабилизируя общественно-политическую ситуации в Прибалтике. Второе направление «наступления» на католицизм связано было с активным «подключением» к этому православия, особенно на территории Западной Украины. Его итогом стал состоявшийся уже после войны, в марте 1946 г., Львовский церковный собор, разорвавший Брестскую церковную унию и уничтоживший Греко-католическую церковь на Западной Украине. Но победа эта будет «пирровой», ибо почти на полвека перекроет всякие возможности нормализации отношений между СССР и Ватиканом, и кроме того, насилие в отношении греко-католиков аукнется спустя  почти полвека «уничтожением русского православия» на западной Украине, как только коренным образом изменятся политические условия после распада СССР.
Стоит указать и на те религиозные организации, в отношении которых советская религиозная политика  не менялась и в годы войны. Речь идет о так называемых «антигосударственных, антисоветских и изуверских сектах». К ним были отнесены: адвентисты, апокалипсисты, духоборы, малеванцы, методисты, молокане, краснодраконовцы, новый Израиль, пятидесятники, сатанисты, Свидетели Иеговы, скопцы, хлысты и др. Власть воспринимала их не столько в качестве религиозных, сколько в качестве политических организаций, и потому не считала возможным ставить вопрос об их регистрации. Все они находились под непрестанным контролем органов государственной безопасности. Примером может служить отношение властей к организациям Свидетелей Иеговы. Спецслужбы брали на учет всех их членов и места проведения молитвенных собраний. Устанавливалось постоянное наблюдение за руководителями и наиболее активными рядовыми членами, выявлялось местонахождение складов религиозной литературы и подпольных типографий, отслеживались пути доставки религиозной литературы из-за рубежа и каналы связей с Бруклином. Часть руководителей и активистов уже в 1944–1945 гг. подверглась арестам и насильственным высылкам в Сибирь.
***
Подводя итоги деятельности религиозных объединений в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны, отметим, что абсолютное большинство из них  достойно выполнило свой патриотический долг.  Объединяя в своих рядах миллионы верующих, они вместе с другими государственными и общественными организациями оказали поддержку и помощь Отечеству, спасая его от немецко-фашистских захватчиков. Вот почему и сегодня, в преддверие 60-летия разгрома фашизма и Победы советского народа о патриотическом подвиге верующих необходимо помнить  и передавать это знание и чувство благодарности новым поколениям, вступающим в жизнь уже в совершенно иных обстоятельствах на территории когда-то единого государства - Союза советских социалистических республик.

ИТОГОВЫЙ ДОКУМЕНТ ЗАОКСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
В этом году весь мир отмечает знаменательную дату – 60-летие Великой Победы человечества над фашизмом. Накануне этого значимого события в стенах Заокского Адвентистского Университета прошла научно-практическая конференция «Протестантизм в Евразии: гражданское согласие, толерантность, патриотизм (к 60-летию победы над фашизмом)». Тема эта была выбрана отнюдь не случайно. Для организаторов конференции было принципиально важно это единение с миллионами наших соотечественников в эти особые дни всенародной памяти. И хотя минуло 60 лет, как закончилась та страшная бесчеловечная война, современное человечество, похоже, не усвоило трагические уроки прошлого. Во многих регионах мира полыхают пожарища войн, льется кровь невинных людей, сеется вражда и ненависть к себе подобным. Бездуховность и релятивизм, насилие и вражда, религиозная нетерпимость и терроризм бросают вызов нравственным и духовным ценностям современного общества.
Мы, участники конференции, – главы протестантских церквей, представители государственных органов власти, общественные деятели и ученые, – осознавая насколько хрупок гражданский мир в странах Содружества, полны решимости приложить свои усилия и в меру своих возможностей содействовать достижению мира и согласия среди народов.
Мы полагаем, что в современном мире сотворчество и сотрудничество в достижении благородных целей согласия невозможно без совершенствования и развития межконфессионального диалога не только на уровне научных дискуссий или богословских споров, но и на уровне воспитания подрастающих поколений. Любая христианская конфессия, осознающая свою ответственность не только перед своей паствой, но и перед обществом в целом, должна иметь свой голос и возможность донести мудрость христианского учения до страждущих. Не взаимное разоблачение и духовная глухота, не ярость и непонимание, но единство целей и задач христианского просвещения должны объединять нас. Мы должны помнить, что молодое поколение нашего Отечества сегодня практически изолировано и от подлинной культуры, и от подлинной веры. Но оно имеет право знать о существовании духовной составляющей культуры; и оно имеет право выбрать свой путь истины и жизни. Великая русская культура дает непреходящие образцы такого поиска и такого выбора, подлинной толерантности и взаимопонимания. Любовь к Родине должна объединять нас всех — в какие бы конфессиональные одежды ни была облачена наша вера. Это касается всех христиан, в том числе и российских протестантов. Именно на этой основе объединился советский народ в тяжкие годы военных испытаний, и именно такое единство было путем к Великой Победе.
Мы считаем, что при множестве форм политической и духовной жизни, закрепившихся на постсоветском пространстве, различиях в системах ценностей, многообразии этнокультур необходимо утвердить отношение к межконфессиональному диалогу как к норме и, как следствие, перейти от формальных деклараций к практике культуры этого диалога.
Мы убеждены, что толерантность для современного человечества в целом и многоконфессиональной России, в частности, является фундаментальным принципом бытия и безусловной гарантией сохранения мира и взаимопонимания. На сегодняшний день решение проблем по устранению интолерантности и межконфессионального противостояния в российском обществе должно стать приоритетным как для органов государственной власти, так и для представителей религиозных организаций. Подобный подход, безусловно, будет способствовать формированию цивилизованного мировоззренческого диалога с учетом многоукладности российского общества.
На наш взгляд, христианство может помочь найти разумное сочетание между такими, казалось бы, трудно совместимыми понятиями как патриотизм и толерантность. (На конференции была показана патриотическая деятельность христиан во время Второй мировой войны.) Толерантность имеет своим истоком не индифферентность, а глубокое уважение к цветущему разнообразию культур и религий. Христианские этические ценности (уважение к достоинству человеческой личности, к святому дару жизни) могут быть мотивирующим фактором для миротворчества, толерантности, уважения к правам человека.
Мы убеждены, что, консолидируя свои усилия, представители различных государственных, общественных и религиозные институтов, способны заложить основы сообщества, которое станет реальной альтернативой подозрительности, вражде и праву силы в Российском обществе.
Мы считаем, что протестантизм Евразии представляет собой сегодня общественную силу, способную внести созидательный вклад в строительство справедливого и открытого гражданского общества. Протестантское мировоззрение, основанное на библейских ценностях, свидетельствует не только о терпимом отношении к другим вероисповеданиям, но и дает современному человеку целостную картину мира и наделяет его подлинными ценностями и ориентирами. Глубоко уважая другие христианские конфессии и другие традиционные религии, мы обращаем внимание общественности на то, что протестантизм способствует формированию честной, аскетически сдержанной, граждански ответственной личности, стремящейся к духовному и материальному благоустроению нашей родины.
Нам представляется, что в такой многонациональной и многоконфессиональной стране как Россия государство не должно в правовом отношении отдавать предпочтение одной религии за счет других, так как это может вести к ущемлению прав отдельных лиц, социальных групп по признаку этноконфессиональной принадлежности, что, в свою очередь, будет способствовать социальной разобщенности нашего общества.
Участники конференции выразили озабоченность случаями попрания конституционных принципов отдельными государственными чиновниками на местах, что приводило и, к сожалению, всё ещё приводит к грубым нарушениям прав религиозных меньшинств. Даже наличие юридического лица у религиозной организации часто не предотвращает таких нарушений.
Участники конференции предлагают объединить усилия разных людей, представителей государственных структур, ученых, общественных и религиозных объединений в достижении мира и согласия в нашей стране, в строгом следовании конституционным принципам.
Заокский, 2005