Арсений, митрополит Ташкентский и Туркестанский (1862–1936  гг.)

Биографический очерк

Арсений (Стадницкий Авксентий Георгиевич) родился 22.01.1862 г. в с. Комарово (по-молдавски Кумарэу) Хотинского уезда Бессарабской губернии. Отец его — Георгий Стадницкий был настоятелем сельской приходской церкви. Начальное образование Авксентий получил в Единецком духовном училище. Среднее — в Кишиневской духовной семинарии, после окончания которой в 1880 г. он преподавал географию, пение и чистописание в Единецком духовном училище.

В 1881–1885 гг. А.Г.  Стадницкий учился в Киевской духовной академии. В эти годы определился его интерес к историческим дисциплинам. Он принимал активное участие в деятельности академических церковно-исторического и археологического обществ. Не случайно его дипломная работа также была посвящена церковной истории, на этот раз истории православия в Молдавии — «Гавриил Банулеско-Бодони, экзарх молдо-влахийский (1808–1812 гг.) и митрополит Кишиневский (1813–1821  гг.)».

После окончания Академии со степенью кандидата богословия и званием магистранта, которого удостаивались лучшие ученики, Авксентий Стадницкий назначен был в Кишиневскую духовную семинарию. Преподавал греческий язык, догматическое богословие, гражданскую историю и церковное пение, недолгое время (сентябрь-октябрь 1895 г.) исполнял обязанности инспектора семинарии. В 1885–1886 гг. в «Трудах Киевской духовной академии» публикуется его первый большой печатный труд — «Дневник студента паломника на Афон», составленный по впечатлениям от двух паломнических поездок на Святую гору. Современники оценили Дневник (позднее вышедший отдельной книгой) весьма высоко. Его автору присвоена была Макариевская премия.

С 1887 по 1895 гг. А.Г.  Стадницкий был редактором «Кишиневских епархиальных ведомостей». Здесь публикуются многие его статьи, посвященные истории Русской церкви, истории православия в Бессарабии и в соседней Румынии. Современники отмечали, что именно А. Стадницкий «сообщил этому местному органу духовенства весьма живой интерес и серьезное направление: здесь печатались, между прочим, очень интересные статьи и исследования, посвященные, главным образом, местной истории и истории взаимоотношений православной Русской и Румынской Церквей и принадлежащие в большинстве случаев перу самого редактора».

В 1894 г. Авксентий Стадницкий завершил многолетние изыскания в архивах Бессарабии, Румынии и Австро-Венгрии. На их основе было подготовлено фундаментальное церковно-историческое исследование, ставшее магистерской диссертацией — «Гавриил Банулеско-Бодони, Экзарх Молдавии и митрополит Кишиневский». Она была издана отдельной книгой и вынесена на защиту в Киевской духовной академии. В 1895 г. Совет Киевской духовной академии присвоил А.Г.  Стадницкому за этот труд ученую степень магистра богословия и во второй раз наградил Макариевской премией.

В 1895 г. Авксентий Стадницкий был переведен в Новгород на должность инспектора духовной семинарии. Этот год стал переломным в его жизненной судьбе. 30 декабря 1895 г. епископ Нарвский Иоанн (Кратиров) в Александро-Невской лавре совершил постриг в монашество Авксентия Георгиевича с наречением ему имени Арсения в честь свт. Арсения Тверского. На следующий день инок Арсений был рукоположен во иеродиакона, а 1 января 1896 г. — во иеромонаха. В сентябре 1896 г. Арсений был возведен в сан архимандрита и назначен ректором Новгородской духовной семинарии и настоятелем Антония Римлянина монастыря.

В январе 1897 г. архимандрит Арсений переведен в Сергиев Посад на должность инспектора Московской духовной академии. В марте 1898г. Указом Святейшего Синода он был назначен ректором Академии.

В течение пяти лет Арсений возглавлял лучшую духовную школу России. Среди студентов Академии ректор пользовался чрезвычайным авторитетом, многие из них под его влиянием избрали путь монашеского служения, в последствии стали видными иерархами Русской церкви, продолжая поддерживать самые тесные отношения со своим учителем. Среди них был и Сергей Симанский — будущий патриарх Алексий (Симанский), глубоко почитавший своего наставника и не порывавший с ним связи на протяжении последующих тридцати лет. 28 февраля 1899 г. в храме Христа Спасителя Арсений был хиротонисан во епископа Волоколамского, третьего викария Московской епархии.

Первой самостоятельной кафедрой Арсения стала одна из старейших кафедр Русской церкви — Псковская. Ее он занимал с декабря 1903 г. в сане епископа Псковского и Порховского, а с февраля 1907 г. по 1910 г. — в сане архиепископа.

В сохранившемся до сего дня журнале Псковской духовной консистории от 12 декабря 1903 г. было записано: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: Высочайше учрежденный, в 5 день сего декабря всеподданнейший доклад Святейшего Синода о бытии…третьему викарию Московской Епархии Преосвященному Волоколамскому Арсению Епископом Псковским и Порховским. Приказали: …О назначении третьего викария Московской Епархии Преосвященного Арсения Волоколамского Епископом Псковским и Порховским объявить

циркулярным указанием духовенству епархии и монастырям, а также сообщить о сем назначении Правлениям духовно-учебных заведений«.

На этом журнале Консистории рукой Арсения 7 января 1904 года написаны были следующие слова: «Господь да благословит мое архипастырское служение, да не бесплодно оно будет, но да явит меня верховный пастыреначальник как деятеля искусна, непостыдно, право правяща слово истины (2 Тимоф., 2, 15) в Псковской епархии».

Знакомство с церковной жизнью в приходах епархии, многие из которых Арсений посетил уже в первый год своего пребывания здесь, удручало. Пришлось столкнуться с многочисленным недостатками: ошибки при совершении богослужений, малое знакомство с церковным уставом, плохое одноголосное пение и отсутствие церковных хоров, малообразованность пастырей. Особенно нуждались приходы в подготовленных низших членах церковного клира. В городских храмах, а в особенности в сельских, в церковном богослужении принимали участие люди, не имеющие полной религиозной настроенности, смотрящие на свое звание псаломщика как на профессию, которая может дать достаточную обеспеченность. К владыке обращались и просили места люди, не заботящиеся о своем призвании и подготовленности к просимому служению. «Желая получить кусок хлеба, многие просят меня определить их в церковнослужители, как определяют в ремесленные мастерские» — вспоминал впоследствии Арсений..

Выходом из положения могло стать открытие в епархии псаломщической школы. По предложению Арсения комитет свечного завода изыскал необходимые средства и в течение двух лет здание было построено. Торжественное освящение школы под руководством Арсения состоялось 1 октября 1905г.

Вопросу духовного образования священно- и церковнослужителей Пчсковской епархии Арсений уделял первостепенное внимание. При объездах епархии, бывая в самых отдаленных ее приходах, он всегда интересовался состоянием дел в церковно-приходских школах, состоянием зданий и условием жизни преподавателей и учеников, наличием библиотеки и состоянием книжного фонда. Особенно заботился об учебных заведениях, располагавшихся в губернском центре: Кадетском корпусе, духовной семинарии, епархиальном женском училище, частной прогимназии. Их он посещал и в праздники, и в будни. Обязательно приезжал в дни выпускных экзаменов по Закону Божьему.

Будучи знатоком церковной археологии, Арсений заботился о древних храмах Пскова. В одном из своих слов он говорил: «Люблю молиться в древних храмах, ибо в них веет священная старина, в них слышится безмолвный, но внушительный и вековечный голос к нам людей самых близких, родных и дорогих для нас — отцев и предков наших, строителей этих храмов. Они воздвигли эти стены, столбы, своды, они ногами и коленями своими истерли эти плиты каменные в молитвенных подвигах». По инициативе правящего епископа в 1909 г. в епархии был создан специальный орган, заботящийся о ремонте и восстановлении древних храмов, выявлении и сбережении старинных икон, во множестве, и нередко в небрежении, находившихся в псковских церквах и монастырях - Церковно-археологический комитет.

Находясь на Псковской кафедре, Арсений продолжал заниматься историческими розысканиями. В 1904 г. вышел его капитальный труд в двух томах «Исследования и монографии по истории Молдавской церкви». За него определением Святейшего Синода Арсений удостоен был степени доктора церковной истории. Отметим, что в ту пору в российском епископате насчитывалось всего четыре иерарха, имевшие докторские степени. В 1905г. за докторскую диссертацию король Румынии Карл пожаловал Арсению медаль «Bene Merente» 1-й степени, присуждаемую за выдающиеся научные труды. Академия наук России за ту же диссертацию удостоила его большой премии графа Уварова. В 1904г. Совет МДА «в уважение его долголетнего служения воспитанию и просвещению духовного юношества» избрал его почетным членом Академии. Тогда же Арсений был избран почетным членом Императорского палестинского общества и председателем Псковского отделения этого же общества. Тем самым давалась высокая оценка деятельности Арсения в поддержку православия на Святой земле. Не случайно в журналах Псковской духовной консистории неоднократно поднимался вопрос о проведении сборов пожертвований для православных в Иерусалиме и Святой Земле. По распоряжению Арсения неоднократно устраивались Палестинские чтения.

Пребывание Арсения на Псковской кафедре пришлось на события первой русской революции. Со всей очевидностью выявилась необходимость реформирования духовных школ. Забастовки, бунты, стачки, демонстрации с подачей петиций — стали распространенным явлением в жизни семинарий и академий. Учащиеся стремятся к объединению, создают подпольные организации, проводят всероссийские съезды, на которых обсуждаются и выдвигаются самые решительные требования по преобразованию духовной школы. Не обошли стороной беспорядки и волнения духовные учреждения Псковской епархии. Арсений в обращениях к подведомственному духовенству и преподавательскому составу школ призывал их «употребить все свое пастырское воздействие к сохранению в настоящее тревожное время спокойствия среди вверенной паствы, поучая делом, словом всеобъемлющей христианской любви».

Необходимость реформы духовного образования обсуждалась, как в Синоде, так и в его Учебном комитете. Члены Синода отказывались идти на существенные преобразования в духовных школах и надеялись свести дело к небольшим не принципиальным уступкам. Особенно острым был вопрос о предоставлении автономии духовным академиям. В ноябре 1905 года проходило специальное совещание делегаций от духовных академий, на котором новый обер-прокурор Синода князь А.Д.  Оболенский столкнулся с решимостью представителей академий добиться автономии. Первенствующий член Синода, митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), будучи последовательным противником автономии и стремясь «разбавить» решимость и единство академиков, предложил А.Д.  Оболенскому пригласить в заседание архиепископа Сергия Финляндского (Страгородского) и епископа Псковского Арсения, который недавно занял пост члена Учебного комитета Синода.

Но неожиданно для него и Арсений и Сергий, хотя и с небольшими оговорками, но поддержали позицию профессоров. Все вместе они смогли склонить и митрополита Антония к тому, чтобы в проект нового устава духовных академий были включены следующие положения: Академии находятся в подчинении Св. Синода; ректор и инспектор избираются Советом академии и утверждаются Синодом в своей должности; состав совета академии вводятся и доценты; Совет академии окончательно принимает решения об утверждении в ученых степенях.

Митрополит Антоний и в последующем стремился привлечь к делу реформирования духовной школы митрополита Арсения как одного из наиболее подготовленных, опытных и образованных архипастырей Русской Церкви. В одном из писем к Арсению он писал: «Если бы Вас звали в председатели Учебного Комитета так, как он есть, я бы не посоветовал давать на то согласие. Место чиновническое, и смотреть на все надо из-под руки Обер-прокурора. Теперь же Вас приглашают для того, чтобы положить основание реформированию Комитета из учреждения Канцелярского в живое и доброплодное. На это приглашение идите, но с тем, чтобы епархия пока оставалась за Вами» .

Хотя Арсению суждено было возглавить Учебный Комитет лишь на короткий срок в самом начале 1906 года, но он сумел продемонстрировать незаурядные административные способности и дать толчок делу реформирования всей системы духовно-учебных заведений. В том же году была открыта деятельность Предсоборного Присутствия, в задачу которого входила подготовка проектов церковных документов к обсуждению на планировавшемся к открытию Поместном Соборе. В Присутствии был создан специальный отдел церковно-учебных заведений. Его возглавил член Присутствия — епископ Арсений.

В 1905–1907 гг. в Российской империи происходило реформирование высших органов власти. Наряду с учреждением Государственной Думы — высшего представительного органа власти с законосовещательными и ограниченными законодательными правами, был образован Государственный Совет — высшее законодательное учреждение Российской империи. В состав Государственного совета предполагалось избрание шестерых представителей Русской церкви: три от черного и три — от белого духовенства. Выборы проходили в 1907 году. От курии монашествующего духовенства членом Государственного избран был Арсений, уже снискавший на тот момент всероссийскую известность.

Государственный совет призван был рассматривать и окончательно утверждать законопроекты, поступавшие из Государственной думы. Чаще всего архиепископ Арсений выступал в связи с обсуждением думских законопроектов, касавшихся положения религиозных объединений. Будучи убежденным монархистом, поборником союза Церкви и государства, и отстаивая привилегии и права государственной Православной церкви, Арсений горячо выступал против каких-либо нововведений в религиозном законодательстве Империи.

В частности, при обсуждении в Государственном Совете законопроекта о правовом статусе старообрядческих общин, который устранял ранее существовавшие ограничения на деятельность этих общин, Арсений сказал: «Со времени крещения Руси св. Владимиром в православную веру, сопряжение… благоверия с властью сделалось основным принципом государственного строительства в земле Русской при всех переменах в организации этой власти… Пока Россия — Россия, то есть, пока в ней господствует православный русский народ, Православная Церковь, естественно, будет господствующей национальной Церковью в России».

В ноябре 1910 г. состоялось Синодальное решение о переводе архиепископа Арсения на Новгородскую и Старорусскую кафедру. Покидая ставший родным ему Псков, в прощальном слове, произнесенном в кафедральном Троицком соборе, Арсений говорил: «Прости, дорогой моему сердцу Псков. Видит Бог, любил я тебя всей душой своей. Любил я твои столпостены — свидетели подвигов твоих предков, которые устрояли их для защиты от нападений врагов неверных и иноверных; борясь с ними за святую веру и родину; камни их, обагренные кровью твоих доблестных предков,… драгоценнее всяких дорогих камней и должны сохраняться, как величайшая святыня. Любил я твои древние малые храмы, в которых молились предки твои, особенно в тяжкие минуты, каких немало выпадало на долю многострадального Пскова. В них и теперь так уютно, так тепло, так все возбуждает к молитве. В них слышится внушительный и вековечный голос к нам людей самых близких, родных и дорогих для нас — отцов и предков наших, почивающих под сводами их или где-нибудь близко в надежде вечного бессмертия».

Новгородская и Старорусская епархия, которую суждено было архиепископу Арсению возглавлять с 1910 г по 1933 г., в древности была на Руси второй после Киевской, а в ХУШ в., когда существовали ранги (классы) епархий, считалась первенствующей в Российской церкви. И в начале ХХ века это была одна из видных и чтимых епархий, с наиболее многочисленным числом церквей, монастырей, часовен и молитвенных домов.

Хотя Арсений вынужден был часто отлучаться из Новгорода в Санкт-Петербург, участвуя в заседаниях Государственного совета и выполняя различные поручения Синода, он всемерно заботился о благоустроении своей новой епархии.

Одним из первостепенных дел для правящего архиерея стало сооружение в Новгороде Епархиального дома. Существовавшее до того времени одноэтажное здание постройки 1826 г. было мало и непригодно для осуществления задуманных планов. Ведь жизнь начала ХХ века разительно отличалась от минувших лет. Стали регулярными и многочисленными съезды и собрания духовенства, религиозно-нравственные беседы. Накопились многочисленные архивы, разместить их не было места. Приезжающее в Новгород по делам своих приходов духовенство не имело места для размещения.

Возведение епархиального дома велось под непосредственным наблюдением Арсения. Ежедневно чуть свет он появлялся на стройке, поднимался на леса, проверяя работу исполнителей, заряжая их своей энергией и желанием соорудить прекрасное здание. Открытие здания состоялось 2 декабря 1912 г. Из Санкт-Петербурга прибыли Петербургский митрополит Владимир, обер-прокурор В.К.  Саблер. Среди гостей — губернские и городские власти, дивизионный генералитет, предводители дворянства. Всего — около 3 тысяч человек. Корреспондент столичных «Церковных ведомостей» восторженно описывал торжества в Новгороде, а само здание описал следующим образом: «краса всего дома — величественный, громадный, в два света зал-аудитория — для лекций, бесед и собеседований. Акустика зала превосходная, освещается он электричеством, с множеством двойных бра и двумя эффектными хрустальными люстрами. Отопление паровое, паркетный пол и прекрасная венская мебель. По стилю зал напоминает несколько зал Петербургской Академии…Стены дома, его фундамент, бут, потолки, все это — прямо циклопические сооружения. Они смело могут выдержать самый высокий конкурс на прочность». (Заметим, что дом и выдержал все испытания, обрушившиеся на него во время Великой Отечественной войны — М.О.). По благословению Св. Синода дом был назван Арсениевским. Здесь разместились консистория, училищный и миссионерский советы, библиотека, иконно-книжная лавка епархиального братства Св. Софии, епархиальный церковно-исторический музей, редакция «Новгородских епархиальных ведомостей». Отведено было несколько покоев для приезжающего духовенства«.

Много забот было у Арсения в связи с попечением о трезвости народной. С введением в 90-х годах монопольной системы торговли спиртным одновременно стали учреждаться и попечительства о народной трезвости. В Новгороде действовал губернский комитет попечительства о народной трезвости, членом которого и был владыко. Он же возглавлял епархиальное братство трезвости, которое уже по линии Церкви вело борьбу с алкоголизмом с 50-х годов ХIХ века.

Деятельность Арсения на ниве трезвости приобрела всероссийскую известность, и когда в Москве 6 августа 1912 г. открылся первый Всероссийский съезд практических деятелей в борьбе с алкоголизмом на началах религиозно-нравственных, то председательствовал на нем новгородский архиепископ. В своей вступительной речи Арсений, в частности говорил: «Среди общественных организаций борьбы с пьянством обращают на себя внимание церковные общества трезвости, которые борются с этим пороком под покровом Церкви…Сила этих обществ заключается в том, что они для слабой воли пьяницы дают более твердую опору в борьбе, возводя эту борьбу на путь религиозного подвига. Борясь с этими злом как злом нравственным, рассматривая его, как грех, эти общества побуждают пьяниц перед Богом и перед совестью дать обет или зарок воздержаться на некоторое время ли, быть может, навсегда от этого порока. В соответствующей обстановке, которую дает Церковь, и под ее благодетельным воздействием, дающий обещание воздержания от пьянства укрепляется мало по малу и, наконец, совершенно отстает от этого порока». И в стенах Государственного Совета Арсений неоднократно выступал против всякого рода предложений, введение которых облегчало бы продажу крепких спиртных напитков.

Новгородская епархия, как Псковская, насчитывала большое число памятников прошлого. Забота об их сохранении была характерной чертой деятельности Арсения. Примером ему в этом были его предшественники. Прежде всего, епископ Евгений (Болховитинов), который в бытность в 1804–1808 гг. викарием Новгородской епархии положил начало изучению новгородской старины: рукописных и книжных сокровищ Софийского собора, архива духовной консистории. Ему принадлежало и первое исследование о новгородских древностях — «Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода».

Арсений горячо одобрял и поддерживал проявившийся в российском обществе в начале ХХ века интерес к родной истории, к изучению памятников старины. Самое активное участие он проявил в подготовке к археологическому съезду, намеченному на 1911 год в Новгороде.

В преддверие съезда проводилось изучение новгородских древностей, и издавались материалы о них. Поддерживалась инициатива приходского духовенства по составлению сведений о церквах и монастырях. Было получено более 300 заполненных анкет об истории и современном состоянии церковных зданий епархии. В 1910 г. обследованы были памятники церковной и гражданской старины в Старорусском, Порховском, Великолукском, Новгородском, Тихвинском, Валдайском, Кирилловском, Белозерском, Череповецком, Устюжском и Боровичском уездах. Ряд выявленных ценных предметов старины был взят для экспозиции, развернутой перед съездом в митрополичьих покоях Архиерейского дома. Именно они составили затем ядро церковного музея, организованного усилиями Арсения.

Летом 1911г. в Новгороде проходил ХУ всероссийский археологический съезд. Открывая съезд архиепископ Арсений приветствовал собравшихся следующими словами: «Старина — это волшебное зеркало, в котором в перспективе веков мы видим себя, своих предков и каждую грань церковной, общественной и государственной жизни. Мы — новые поселенцы земли, связаны со своими прародичами и с их идеалами, национальными и религиозными, и вообще, со всею их жизнью, хотя и незримыми, но такими прочными нитями, порвать которые не в силах тот или другой народ. Такая связь является непременным условием культуры, которая растет только на почве ранее собранных умственных и нравственных сокровищ народа. Презрение к старине — это именно признак некультурности известного народа или лица и самый верный показатель его падения, а затем и уничтожения. Чтобы многому научиться, чтобы избежать новых ошибок, которые делали наши предки, нужно бережно собирать и хранить осколки этого волшебного зеркала времени, подбирая кусок за куском, составляя одно общее целое — историю нашего края, великой родины, целого мира».

Секция церковной археологии была наиболее представительной на съезде. На ее заседаниях рассматривались самые различные аспекты истории и современного состояния новгородской церковной архитектуры и живописи. В частности, в сообщении одного из участников А.И.  Анисимова, обследовавшего более 300 церквей, констатировано было крайне плачевное состояние церковной старины, пренебрежение к старым иконам и утвари, сваленным, как правило, в подвалах, на колокольнях и чердаках и медленно гибнущих. Он предложил провести полную регистрацию икон и утвари, а утратившие богослужебное значение старинные предметы и иконы поместить в Новгороде в специальный церковно-археологический музей, где специалисты могли бы заняться их каталогизацией, реставрацией и исследованием.

Архиепископ Арсений выступил с сообщением «О современном состоянии собора Святой Софии в Новгороде», остановившись на пагубных последствиях ремонта, законченного в 1900г. и приведшего к плачевному состоянию собора уже через 10 лет.

По окончании работы съезда Арсений много усилий предпринял для создания в Новгороде церковно-археологического общества. Его первое заседание прошло в январе 1913 года. Среди почетных членов Общества были как церковные деятели, так и видные ученые, такие как академик А.И.  Соболевский, профессора С.Т.  Голубев и А.А.  Дмитриевский. Среди действительных членов были видные специалисты по древнерусскому искусству — В.К.  Мясоедов, Л.А.  Мацулевич, Н.П.  Сычев, П.Л.  Гусев.

Председателем общества, которое насчитывало более 80 членов, был избран настоятель новгородского Знаменского собора протоиерей А.И.  Конкордин. В деятельности Общества принимали самое непосредственное участие ближайшие сподвижники Арсения — епископ Тихвинский Алексий (Симанский), протоиерей Н. Стягов, преподаватели Новгородской семинарии В. Фиников, А. Гедевский и многие другие. При церковно-археологическом обществе создавались библиотека, исторический архив и церковно-археологическое древлехранилище. Право на посещение этими учреждениями имели не только члены общества, но любые интересующиеся историей края лица. Деятельность церковно-археологического общества подробно освещалась на страницах Новгородских епархиальных ведомостях.

Общество просуществовало вплоть до апреля 1917г. Его основными направлениями работы было: описание ценностей (икон, книг, рукописей, утвари), находящихся в церквах Новгородской епархии; сбор коллекции для музея-древлехранилища (он был открыт в Арсениевском доме); сбор литературы для библиотеки; исследовательская работа в архивах Консистории и Архиерейского дома; постоянное наблюдение за состоянием древних сооружений Новгорода и в населенных пунктах губернии. За время своего существования Обществу удалось сделать немало. Составлены подробные описания Мало-Кириллова и Сковородского монастырей, Борисоглебской и Ковалевской церквей, Реконьской пустыни. По запросам Общества были составлены сведения и описания наиболее ценных исторических предметов, хранившихся в новгородских церквах и монастырях. Общество выявило и собрало в Арсениевском доме сотни и сотни наиболее ценных рукописей и книг, икон и предметов утвари из храмов епархии. Оно же способствовало собиранию древностей у частных лиц и тем спасало их от уничтожения. Общество поддерживало связи с церковно-археологическими обществами Москвы, Петербурга и Пскова.

При своих объездах епархии Арсений всегда уделял особое внимание сохранности памятников старины. Подчас он сам непосредственно проводил вместе со специалистами осмотры некоторых монастырей и церквей. Так было, к примеру, летом 1914 года при посещении Арсением Тихвинского, Новгородского, Белозерского, Кирилловского и Череповецкого уездов. При каждом посещении приходских храмов он непременно выяснял, ведутся ли в нем церковные летописи, собирается ли материал по истории древней и современной данного прихода.

Когда в сентябре 1914 г. Арсений получил рапорт благочинного монастырей, что в Юрьевом монастыре не ведется церковная летопись, он наложил на этом документе следующую, весьма характерную для него, резолюцию: «очень прискорбно, что даже в Юрьевом монастыре, настоятели которого были большей частью с высшим образованием, не велись «летописи» как весьма важный научный исторический материал…К сожалению, подобное же отношение к ведению летописей существует в приходских церквах, в чем я лично убеждался при объездах епархии. В оправдание своего небрежения священники обычно ссылаются на то, что нечего вписывать, ничего важного не случилось…Нет материала! Нет ничего важного! Это пустые отговорки. Настоящее, например, знаменательное время — какой богатый материал представляет для летописей. Летописи настоящего времени должны быть полным отражением того, что делается приходами для больных и раненых воинов и их семей, и вообще, как отразилась война на сознании прихожан» .

Этот случай стал основанием для особого распоряжения о необходимости в кратчайшие сроки привести в порядок летописи и архивы главных монастырей епархии: Тихвинского, Кирилло-Белозерского, Иверского, Юрьева.

По инициативе Арсения началась реставрация в церкви Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре Кирилловского уезда. Именно стараниям Арсения обязаны мы сохранению фресок Дионисия. В 1916–1917 гг. хлопотал Арсений вместе с Церковно-археологическим обществом и Обществом любителей древности о сохранности древнейших фресок в церкви Спаса на Нередице, угрозу которым создавало строительство железной дороги Петроград-Орел. Полотно должно было пройти в опасной близости от стен храма, и вибрация грунта непременно сказалась бы на состоянии стен и их росписи. Однако судьба распорядилась по-иному: дорога построена не была, но фрески погибли в годы Великой Отечественной войны под артиллерийским обстрелом немецко-фашистских войск..

Неустанная деятельность Арсения отмечалась наградами: орденом Св. Владимира Ш степени; орденом Св. Анны 1 степени; сербским орденом Св. Саввы II степени; турецким орденом Меджидие 1 степени. В мае 1915 года Арсения награждают орденом Св. Александра Невского. В перечне заслуг владыки значилось: сооружение епархиального дома в Новгороде, неустанные труды в борьбе с пьянством и изыскание способов к насаждению и укреплению в народе здравых и спасительных норм трезвости, «охранение церковного пения от чуждых ему исконному молитвенному строю веяний. Для упрочения оного — учреждение школы псаломщиков в древнем доме братьев Лихудов. Издание полезнейшего сборника песнопений». Арсений являлся почетным членом духовных академий: Киевской (1900), (Санкт-Петербургской (1910), Казанской (1910). Он был награжден многими дипломами, отмечавшими его участие в изучении истории, и в духовном просвещении. В Дипломе Санкт-Петербургской академии отмечены его научные труды по истории церкви в Румынии. Он был почетным членом Псковского археологического общества и губернского статистического комитета (1904), церковно-исторического и археологического общества при Киевской духовной академии (1909), Русского археологического института в Константинополе (1910–1913), Императорского русского археологического общества (1913). Арсений был почетным или действительным членом многих православных братств: Богоявленского братства при Киевской духовной академии (1896), Императорского православного палестинского общества (1900), Московского общества любителей духовного просвещения (1900–1902, 1905), братства преподобного Сергия при Московской духовной академии (1907), Холмского православного Свято-Богородицкого братства (1915). Его труды на ниве благотворительности также отмечены почетными наградами: он был почетным членом Новгородского управления Российского общества Красного Креста (1901) и Александро-Мариинского дома призрения (1902).

Арсений заботился и о возрождение церковной хоровой культуры. Основной упор при этом делался на церковно-приходские школы, на ее воспитателей, так как их ученики составляли значительную часть церковных хоров. «Когда я при объезде епархии вхожу в школу, и меня встречают пением, то я сряду вижу, что это школа церковная. Когда же я вхожу в школу и меня встречают молчанием, я сряду убеждаюсь, что это «немая» школа».

Во время летних каникул в губернии стали проводиться певческие съезды с одновременной организацией краткосрочных певческих курсов. Первый из них состоялся в 1911г. Затем были созданы специальные курсы для псаломщиков.

Архиепископ Арсений был прекрасным проповедником. И этот его талант развился и укрепился во время управления Новгородской епархией. Для него было правилом проповедовать всякий раз, когда он посещал храмы, монастыри, участвовал в богословских собраниях или общественных мероприятиях. Слова, поучения и речи, произнесенные Арсением в период пребывания в Новгороде, были собраны в едва ли не лучшем проповедническом сборнике той поры «На духовной страде». Тематика проповедей этого сборника включает в себя и раскрытие догматического учения православной Церкви в словах, сказанных в дни двунадесятых праздников, и пасторологические поучения, и христианскую антропологию, и монашескую аскезу, и памятные события церковной и гражданской истории, и обличение пороков, в особенности пьянства. Как проповедника Арсения можно поставить в один ряд со свт. Филаретом (Дроздовым), архиепископом Херсонским Никанором (Бровковичем).

Любимыми темами проповеднического слова Арсения были: историческая взаимосвязь Новгорода и Киева; российская государственность; собирание и сохранение исторического наследия.

Роль Киева и Новгорода в отечественной истории, как церковной, так и гражданской, раскрыта была Арсением в следующих словах: «Есть на Руси города, при одном имени которых чувствуется веяние какого-то особенного духа, которые окружает как будто отличная от других городов атмосфера. Это — старинные наши города, это дух русской старины, особенно же древне-русские святыни. Словом, — это родной дух нашей Святой Руси. Таковы по преимуществу города Новгород и Киев, начало которых теряется в дали веков. С их именем связано основание нашего политического бытия и духовного возрождения христианством. Киев и Новгород, как два стража нашего юного государства на севере и на юге, находились между собой в тесной связи духовной и политической».

Обращаясь к теме российской государственности, Арсений часто и доходчиво стремился раскрыть содержание формулы «за веру, царя и Отечество». По его мнению это те исконные начала, которые составляли основу бытия русского народа, его сущность и смысл. Это три основные начала государственности России: «русская народность, составляющая организм государства, его природу; православие как духовное начало этой народности, ее душа; и самодержавие — как выражение ее политического идеала».

Примером обращения Арсения к теме сбережения исторического наследия может служить одно из поучений, сказанных в заседании Церковно-археологического общества. «Давно уже, — говорил архиепископ, — раздаются вопли о гибели русской старины, искажении и разрушении драгоценных ее памятников. Эти многочисленные жалобы на расхищение и порчу древностей служат, по моему убеждению, красноречивым показателем явления очень отрадного. Оно говорит, что, по крайней мере, часть интеллигенции достигла известной степени национальной зрелости. Уважение к национальной старине — признак высокой культуры».

Военные события Первой мировой войны, казалось, проходили вдали от Новгорода. Однако и сюда долетали последствия: слезные проводы мобилизованных, появление раненых и военнопленных, сирот и вдов, попечение о которых Церковь считала своей прямой обязанностью. Увеличились церковные сборы в пользу Красного Креста, поступали отчисления из епархиальной кассы на поддержку обездоленных. В годы войны Арсений открывал в своей епархии лазареты для раненых, совершал в них молебны, напутствовал умирающих, организовывал сбор средств на нужды фронта.

В последние дни февраля 1917 г. православная монархия в Российской империи рухнула. Образованное из членов Государственной Думы Временное правительство опубликовало 3 марта Декларацию с разъяснением своего политического курса и задач, к разрешению которых намеревалось приступить немедленно. Обещались «религиозные свободы» и реформы во взаимоотношениях государства и религиозных организаций. Однако на первых порах порядок государственного управления оставался в отношении Российской церкви неизменным. Сохранялась должность обер-прокурора Святейшего синода. Обер-прокурор входил в состав правительства, а его права, обязанности и полномочия определялись, как и прежде, Духовным Регламентом Петра I и позднейшими к нему дополнениями. Фактически всевластие обер-прокурора не было поколеблено: без его визы ни одно из определений Синода не принимало юридической силы и обязательного характера. Обер-прокурор оставался связующим звеном между церковным институтом и государством. Первым, как тогда говорили и писали, «революционным» обер-прокурором Временного правительства стал В.Н.  Львов — сторонник партии октябристов в Думе, Председатель думской комиссии по церковным вопросам.

К самой идее сохранения поста обер-прокурора отношение среди членов Временного правительства, в его министерствах и ведомствах было неоднозначным. К примеру, товарищ обер-прокурора А.В.  Карташев считал ее «недостаточно революционной, умеренной и компромиссной комбинацией», в которой изначально заложены предпосылки к конфликтам между государства и церковью. Он предлагал В.Н.  Львову тактический план, согласно которому старый Синод и обер-прокуратура распускались, а на их место Временным правительством назначался министр исповеданий, который должен был объявить о созыве Поместного собора и образовании «Временного Св. Синода». Но ни В.Н.  Львов, ни премьер-министр Г.Е.  Львов, ни его помощники по министерству внутренних дел Д.М.  Щепкин и А.Г.  Алексеев на такие шаги не дали согласия из опасения быть обвиненными в «насилии над Церковью».

Революцию Арсений встретил в Петрограде, будучи еще в начале года вызван в заседание Синода. О делах своей епархии он узнавал из писем своего викария епископа Тихвинского Алексия. В течение марта они переполнены были информацией о погромах и незаконных реквизициях, захвате церковных помещений и угрозах проведения изъятия ценностей из храмов и монастырей. К примеру, в письме от 11 марта Алексий писал: «Вся неделя прошла здесь в напряженном ожидании. Слухи, слухи, слухи. И все так же чувствуется власть толпы. Комитет составляет единственную власть, более или менее организованную, но и она как раздробленная, а не единая — весьма слаба, и очень чувствуется, как она сама борется за свое существование. Милиция — это ученики разных средних и низших учебных заведений; ну что они могут представлять из себя как силу? У нас — своя милиция, все ученики псаломщичьих курсов, которые составляют охрану или, скорее, наше око в смысле охраны собора и дома. Рефреном из письма в письме звучала мысль: теперь власть толпы, порядка нет — чернь господствует и ни за что ручаться нельзя.

Временное правительство в своем отношении к Церкви исходило из убеждения, что прежний «симфонический» характер государственно-церковных отношений изжил себя и потому необходим «коренной пересмотр всех существующих в России вероисповедных отношений», а российское государство отныне не есть «государство христианское», а есть «государство внеконфессиональное». Потому предполагалось провести следующие мероприятия: объявить амнистию всем, кто был осужден «по религиозным делам»; отменить вероисповедные ограничения; обеспечить равенство религий и граждан независимо от их отношения к религии; отменить обязательное преподавание в государственных учебных заведениях Закона Божьего; передать в ведение министерства народного образования церковно-приходские школы; снять ограничения на деятельность старообрядческих, католических, протестантских и иных религиозных объединений.

6 марта было опубликовано послание Синода, в котором «верные чада православной церкви» призывались к поддержке Временного правительства. Синод принял к сведению акты об отречении от престола Николая и Михаила Романовых. Отменил обязательное упоминание во время церковных служб имени императора и постановил «возносить моления о благоверном Временном правительстве». Епархиальному начальству рекомендовано было проводить съезды и собрания с непременным принятием резолюций в поддержку новой власти и одновременно призывать приходское духовенство в проповедях и во внебогослужебное время разъяснять пастве общецерковную точку зрения на происшедшее в России.

Но если Синод фактически подчинился политической воле новой власти, то в вопросах взаимоотношения государства и Церкви, возможных изменений в положении Церкви он был более несговорчивым. Старый состав Синода, который был утвержден еще Николаем II, как мог, противился церковному курсу правительства, рассматривая его как «покушение» на первенствующее и господствующее положение Православной церкви. По воспоминаниям товарища обер-прокурора А.В.  Карташева, «старый Синод под председательством консервативного митрополита Киевского Владимира не хотел работать вместе с обер-прокурором Львовым по подготовке и ускорению Собора и срывал все его предложения. Между тем широкое церковно-общественное движение шло навстречу планам обер-прокурора и подозревало в данном составе старого Синода негласный орган старорежимной иерархии, враждебной Собору».

Тогда В.Н.  Львов предложил Правительству воспользоваться одной из своих не отмененных привилегий и «освободить от присутствования» зимний состав Синода и вызвать на летнюю сессию новый состав, по своему усмотрению. В специальном акте, направленном Временному правительству, «отставленные» члены Синода и среди них архиепископ Арсений, писали, что, хотя и повинуются правительству, но считают способ избрания нового состава неканоническим. И полагали, что «новый состав Св. Синода должен быть образован способом каноническим, т.е.  архиереи должны быть избраны архиереями, а члены об белого духовенства — голосом последнего».

Временное правительство никак не реагировало на обращение «старых» членов Синода и тем ничего не оставалось, как выехать в свои епархии. 26 марта Арсений уже был в Новгороде. На пастырском собрании духовенства Новгорода он информировал собравшихся о переменах во взаимоотношениях государства и Церкви, о первых шагах Временного правительства в отношении Св. Синода, призвал к осмотрительности в «реформировании» современной церковной жизни.

В то же время в Петрограде обер-прокурор продолжал свою линию на реформирование Церкви. 26 апреля на свое первое заседание собрались новые члены Синода, среди которых были отныне не только представители епископата Церкви, но и белого духовенства. Синод принял специальное послание к архипастырям, пастырям и всем верным чадам Святой Церкви, в котором первейшей задачей объявлялась подготовка к Поместному собору. «Начавшееся повсеместно церковное оживление, — писал Синод, — одушевленное началами свободы, требует немедленного устроения и неотложного принятия самых разнообразных мер для своего упорядочения и должного направления по заповедям Христа Спасителя и теперь же произвести некоторые изменения во всех сторонах церковной жизни. Издревле господствующее в Православной Церкви выборное начало должно быть проведено во все доступные для него формы церковного управления. Широкое участие всех членов Церкви в делах церковных, при нерушимости присвоенных каждому прав и обязанностей, должно привлечь всех к живой деятельности на пользу Церкви и сделаться основою церковного устроения в настоящее время».

Политические изменения в России, ставшей «самой свободной» страной в мире, раскрепощение общества, а также объявленная Синодом программа «демократизации церковной жизни» вызвали необычайное оживление в церковных кругах. Со своими программами к духовенству и верующим обращаются самые различные группы и движения, что возникли либо еще в начале ХХ века в период «освободительного движения, либо сразу после Февральской революции. Особенно активны были «группа 32-х», и «Союз прогрессивного петроградского духовенства». В центре внимания их лидеров была не только, да и не столько церковная проблематика, сколько вопросы политические, экономические. Епископат обвинялся в забвении интересов своей паствы, отрешении от жизни рядовых верующих, испытывавших тяготы нищенского и бесправного существования при царизме.

Во многих губерниях России прошли епархиальные собрания, на которых рассматривался вопрос о выборах епархиальных архиереев. Новгородский епархиальный съезд в составе более двухсот человек открылся 24 мая в Антониевом монастыре. Митрополит Арсений посетил только первое заседание съезда. В кратком приветственном слов он призвал собравшихся к осмотрительности в делах реформирования церковной жизни и неизменно ориентироваться на сохранение выборного начала и соборного участия духовенства и мирян в делах Церкви. В последний день работы съезда, 31 мая, когда должны были состояться выборы правящего иерарха и его викария, Арсений и Алексий прибыли в Антониев монастырь. Съезд заседал без присутствия своего епархиального архиерея и его викарного епископа. Подавляющим числом голосов делегатов съезда Арсений был избран на Новгородскую кафедру. Одновременно вместо бывшей Духовной Консистории был избран Епархиальный совет.

В соответствии с планами Синода по подготовке к Поместному собору в июне 1917 г. в Петрограде открылись заседания Предсоборного совета, членом которого был и Арсений. На заседаниях Совета обсуждались наиболее важные и спорные вопросы церковной реформы, проекты по которым предполагалось вынести на усмотрение Поместного Собора. 5 июля Синод утвердил порядок выборов делегатов на Собор и дату начала работы — 15 августа. От каждой епархии избирались по пять делегатов: два из клира и три от мирян. Арсений стал делегатом Собора как правящий епископ. В состав делегации от Новгородской епархии священник И.Ф.  Щукин, псаломщик И.Н.  Сперанский, член окружного суда Н.Ф.  Миклашевский, крестьянин А.И.  Надеждин и преподаватель духовного училища Е.В.  Скородумов.

15 августа 1917 года торжественной литургией в Успенском соборе в Кремле открылся Поместный Собор православной Российской Церкви. Для участия в нем съехалось более 500 членов, среди которых 277 человек от иерархии и духовенства, 299 — от мирян. В течение первой недели на Соборе были избраны его руководящие органы — Соборный Совет, образованы 22 совета по различным вопросам церковных реформ. Председателем Соборного Собора избрали митрополита Московского и Коломенского Тихона (Белавина). Его товарищем (заместителем) был избран архиепископ Арсений. Он также возглавил соборный отдел «Правового положения Церкви в государстве», на который возлагалась задача выработать проект Определения Собора о взаимоотношениях Церкви и Государства в новых политических условиях.

Первая сессия Собора была посвящена вопросам реорганизации Высшего церковного управления: восстановлению патриаршества, избранию патриарха, определению его прав и обязанностей, учреждению соборных органов для совместного с патриархом управления церковными делами, а также обсуждению правового положения Православной церкви в обществе и его взаимоотношениям с государством.

Хотя в центре внимания Поместного собора были вопросы собственно «церковного обновления», его деятельности был присущ и вполне политический характер. В принятых Собором в августе-октябре посланиях и обращениях Церковь заявляла о поддержке Временного правительства, призывая верующих «без различия положений, сословий и партий» участвовать в «новом строительстве жизни русской».

Летом-осенью 1917 года Церковь включилась в политическое противостояние в стране, ведя усиленную полемику с социалистическими партиями, призывая россиян отдать голоса на выборах в Учредительное собрание за «православно-мыслящих» и «церковно-настроенных» кандидатов. Но ощутимого успеха она не имела. В светской и церковной печати отмечалось, что избиратели отдавали свои голоса не столько ориентируясь на вероисповедание кандидатов, сколько на их политическую программу. И здесь лидерство захватили социалисты, что в дальнейшем подтвердили и окончательные результаты выборов в Учредительное собрание. Да и на заседаниях Собора неоднократно звучали голоса о все большем «отдалении» крестьян, рабочих и солдат от религии, церкви, православия.

Кстати, в архиве митрополита Арсения, хранящемся ныне в Государственном архиве Российской Федерации, содержится немало тому подтверждений. К примеру, И. Пальмов, находясь весной 1917 года далеко от Москвы, писал Арсению: «Живя сейчас в селе и наблюдая проявляющиеся беспорядки, связанные с происшедшими событиями (Февральская революция — М.О.), усердно прошу Вас доложить новому обер-прокурору Вл. Н. Львову, что сельское духовенство крайне нуждается в защите его безопасности от проявлений народной мести за какие-то старые счеты по части взимания доходов».

25 октября 1917 года на пленарных заседаниях Поместного собора продолжался горячий спор вокруг одного из принципиальных вопросов — о восстановлении в Русской церкви патриаршества. В конце заседания члены Собора узнали о событиях в Петрограде: штурме Зимнего дворца, низложении Временного правительства и победе большевиков. Заседания были прерваны. Вновь он смог собраться только 28 октября. Несколько дней ушло на то, чтобы принять решение приступить к немедленному избранию патриарха. 31 октября тайным голосованием были определены три кандидата. Наряду с митрополитом Московским Тихоном (Белавиным), архиепископом Харьковским Антонием (Храповицким) им стал и архиепископ Арсений. 5 ноября, в воскресенье, в храме Христа Спасителя состоялись выборы патриарха по жребию. Им стал митрополит Тихон, который 21 ноября был возведен в сан Всероссийского патриарха.

Спустя неделю в ознаменование заслуг перед Церковью архиепископ Арсений был возведен в сан митрополита. С этого времени на большинстве пленарных соборных заседаний председательствовал Арсений, обнаруживший и мудрую гибкость, и столь свойственную ему твердость.

C середины ноября 1917 года Собор приступил к обсуждению Определения «О правовом положении Российской Православной церкви». Проект этого документа на пленарных заседаниях представляли профессор Московского университета, доктор политической экономии С.Н.  Булгаков и профессор Киевской духовной академии Ф.И.  Мищенко. Общая посылка выступавших заключалась в том, что старые взаимоотношения Церкви и государства отжили свое и возвращения к ним не может быть. Одновременно оба считали, что невозможно их строить и на принципе отделения Церкви от государства.

Этой же позиции придерживался и архиепископ Арсений, который в качестве председательствующего руководил обсуждением проекта Определения на пленарных заседаниях Собора. В частности, 13 ноября он говорил: «С точки зрения истории Русского государства, нельзя отрицать того, что Православие исторически явилось основою нашего государства и иначе не может мыслиться. Русское государство существует, благодаря православной вере. Это именно так и обстоит: всем известно, что это вера является в России основой политического и всякого другого благосостояния».

Проект обсуждался вплоть до 2 декабря 1917 года, когда он и был окончательно принят на пленарном заседании Собора. Этим документом Церковь предложила обществу и государству свое видение идеальной модели взаимоотношения Церкви и государства, к которой и той, и другой стороне следовало стремиться.

Среди 25 пунктов Определения необходимо выделить такие, как требование обязательной принадлежности главы государства, министров исповеданий и народного просвещения (и их заместителей) к православному вероисповеданию; объявление православного календаря государственным, а православных праздников неприсутственными днями; передача записи и учета актов гражданского состояния в руки Церкви; введение в государственных школах обязательного преподавания Закона Божьего; сохранение института православного военного духовенства и прав юридического лица за православными «установлениями»; незыблемость церковной собственности и льготное налогообложение Церкви; выделение государственных субсидий на нужды Церкви; сохранение за Церковью «первенствующего» положения.

Принятым Определением Российская Церковь последовательно и настойчиво отстаивала традиционную для нее идею христианского государства и неразрывного союза Церкви православной и Российского государства.

В последние дни работы первой сессии Собора были приняты акты, относящиеся к деятельности высших органов церковной власти. Постоянными органами Высшего церковного управления в период между Поместными соборами становились Священный Синод и Высший церковный совет. В заседании от 7 декабря 1917 г. Арсений был избран членом Священного Синода.

По окончании сессии Арсений выехал в свою епархию. 11 декабря 1917 года сотни и сотни горожан и жителей ближних населенных пунктов встречали своего пастыря в Новгородском Софийском соборе. Обращаясь к собравшимся Арсений говорил: «Вам приятно видеть на мне белый клобук. А у меня в ушах громко звучит слово Св. Иоанна Богослова: «епископов и священников украшают не титулы, а добродетели«. Радость свидания с вами омрачается мыслию о лукавом времени, нами переживаемом. Тут говорили о нравственном воскресении. Но прежде воскресения были страдания, была Голгофа. На Голгофу зову я вас, мои чада возлюбленные. Отделение церкви от государства теперь почти уже свершившийся факт. Вы должны приготовиться к поруганию наших верований и наших святынь».

Политическая ситуация в Новгородской губернии к концу 1917 года коренным образом изменилась. Комиссар Временного правительства А.А.  Булатов, а также эсеры и меньшевики, на которых он опирался, потеряли свое влияние. На третьем съезде демократических организаций губернии, проходившем буквально перед приездом Арсения, 3–5 декабря 1917 года, после ожесточенных дискуссий вслед за большевистскими организациями власть Совнаркома в центре и Советов на местах признали и остальные партии.

Однако кое-где противоборство различных политических сил давало еще себя знать. Войсками, перешедшими на сторону Советов, был осажден Антониев монастырь, где укрылись остатки ударного батальона выступившего в защиту Учредительного собрания. 7 января 1918 года представители новой власти явились в духовную семинарии и другие церковные дома в поисках укрывавшихся там сторонников Временного правительства. Огромная толпа взбудораженных людей пришла на площадь к зданию бывшего Дворянского собрания, где теперь размещался исполнительный комитет рабочих и солдатских депутатов, и потребовала прекращения обысков и освобождения арестованных и снятия блокады с Антониева монастыря. Как только люди появились на площади, раздалась стрельба из пулеметов. Были убитые и раненые. Митрополит Арсений и епископ Алексий, стремясь прекратить кровавую расправу, 9 января посетили председателя исполкома рабочих и солдатских депутатов. После трудных переговоров им все же удалось уладить конфликтную ситуацию мирным путем.

15 января Арсений выехал в Москву, где 20 января должна была начать работу вторая сессия Поместного собора. Как и ранее, он председательствовал на пленарных заседаний в течение всей сессии, проходившей в январе-апреле 1918 года. В повестку дня сессии включены были вопросы, относящиеся к епархиальному управлению, приходской жизни и устройству единоверческих приходов. Однако проблемы внутрицерковного устройства отодвинуты были на второй план, а на первом оказались вопросы политические — отношение Церкви к советской власти и советскому строю, к внешней и внутренней политике правительства и особенно, к нормативно-правовым актам, касающимся положения религиозных объединений, в том числе и Российской православной церкви.

Именно в эти месяцы под председательством Арсения Собор принял ряд важнейших решений. Прежде всего, это Постановление относительно Декрета Совнаркома об отделении церкви от государства и школы от церкви, который характеризовался как «злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения» и всякое участие в его проведении расценивалось как несовместимое с принадлежностью к Церкви, караемое вплоть до отлучения. А также соборные Определения «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную церковь» (18 апреля 1918 г.) и «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни» (19 апреля 1918г.).

В дни работы второй сессии Поместного собора в Москву стали поступать первые известия о столкновениях вокруг православных храмов и монастырей, об арестах и расстрелах епископов, священников, наиболее активных мирян. Соборян потрясла пришедшая из Киева весть о расстреле неизвестными лицами митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского) близ Киево-Печерской лавры Проводившееся властью расследование данного преступления не дало положительных результатов. Собором была образована специальная комиссия для расследования преступления. Но поскольку к тому моменту Киев был уже отрезан от России линией фронта, ей не удалось выехать туда. Митрополит Арсений, выступая на заседании Собора, посвященном памяти митрополита Владимира, подчеркивал, что «такие жертвы, какова настоящая, никого не устрашат, а напротив, ободрят верующих идти до конца путем служения долгу даже до смерти!»

Реакция Церкви на политическую ситуацию в стране, на правительственные решения и акты, относительно положения и деятельности религиозных объединений показывала, что и патриарх Тихон, и члены Высшего церковного управления и Собор по существу отказались признать обязательным для Церкви исполнение основного правового акта советской власти в отношении религиозных объединений — Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Это было воспринято властями как открытое вмешательство Церкви в сложную политическую обстановку в стране, как акт ее дестабилизирующий, как призыв к верующим перейти к открытому неповиновению и сопротивлению существующим легитимным органам власти. Именно так воспринята была прокатившаяся в феврале-марте 1918 г. по европейской части России волна противодействия попыткам властей провести декрет в жизнь. Организовывались крестные ходы, богослужения на площадях в поддержку «гонимой Церкви». Кое-где совершались акты насилия в отношении представителей советской власти и сочувствующих ей.

На второй сессии Собора прошли и выборы в Высший церковный совет. Арсений избран был в его состав от Святейшего синода. С этого времени, будучи одним из ближайших помощников патриарха Тихона, он должен был почти постоянно находиться в Москве, лишь изредка кратковременно посещая свою епархию. В одну из таких редких поездок в конце июня 1918г. под его председательством в Десятинном монастыре проведено было епархиальное собрание. Митрополит в своем докладе коснулся трех вопросов современной церковной жизни: деятельности Поместного Собора, восстановления в Русской церкви патриаршества и декрета об отделении церкви от государства. На собрании был избран Епархиальный Совет в составе пяти человек, который возглавил протоиерей Иоанн Семеновский.

За время пребывания в епархии митрополит мог убедиться, что и в Новгородской губернии власть приступила к проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства. Согласно решению Президиума Новгородского Губисполкома в ведение отдела народного образования были переданы Епархиальный дом, здания духовных семинарии и училища. Там разместились Дом искусств и расселились красноармейцы.

Работа третьей сессии Собора пришлась на самый кровавый этап гражданской войны. Летом и осенью 1918 года страна окончательно раскололась: брат пошел на брата, сын на отца, начались масштабные военные действия противоборствующих сторон, арсенал гражданской войны пополнился еще одной формой борьбы — взаимным террором. Гибли верующие и неверующие, священники и комиссары, коммунисты и беспартийные, «красные» и «белые». Усугубило ситуацию в Россию и способствовало умножению жертв и страданий народа, сделало исход борьбы неопределенным и тем затянуло гражданскую войну — вмешательство иностранных государств, вторжение на территорию России иностранных войск. Добавим сюда и экономическую блокаду России, что стало грубейшим нарушением международного права, акцией немилосердной и террористической по отношению к мирному населению. Вызвавшей голод и распространение эпидемий, которые повлекли за собой массовую гибель населения страны.

Потому-то и вся работа третьей сессии проходила в нервной, временами митинговой обстановке. Соборяне шумно протестовали против всех решений правительства, касавшиеся Православной церкви. Раздавались призывы ввести интердикт: закрыть все церкви, прекратить повсеместно совершение религиозных обрядов и треб. Принимались соборные определения каравшие верующих за участие в национализации церковного имущества, за участие в проведении декрета об отделении церкви от государства. То была еще одна отчаянная попытка не допустить национализации церковного имущества, «повесить замок» на соборы, храмы, часовни, монастыри, иные церковные дома, не допустить перехода в руки государства ни единого предмета из «священных предметов», хранящихся в Церкви. Каждый из верующих обязывался под страхом церковного наказания выполнять эти требования.

Участие многих и многих тысяч верующих в религиозных церемониях и иных организованных Церковью мероприятиях воспринималось патриархом Тихоном и его окружением, состоявшем в основном из сторонников абсолютной, никем и ничем не ограниченной свободы религии и церкви, как поддержка избранного Церковью антиправительственного курса, как демонстрация несогласия с новой властью. В этой эйфории, в ожидании близкого краха советской власти (от внутренних или внешних обстоятельств) к голосу более благоразумных людей, которые были в Церкви и среди сочувствовавших ей, не хотели прислушаться. А они предупреждали, что политизация Церкви с неизбежностью зачислит ее в разряд антиправительственных, контрреволюционных организаций, что неизбежно приведет к столкновению с властью; указывали, что «белый террор», дестабилизирующий обстановку в стране, породит ответные меры со стороны государства. И об их характере можно было судить по постановлению Совнаркома от 5 сентября 1918 года «О красном терроре», согласно которому расстрелу подлежали «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».

20 сентября Поместный собор завершил свою работу. Спустя несколько дней Епархиальный дом, где проводились заседания собора, был властями закрыт и опечатан. Участники собора возвращались в свои епархии. Многие же из них бежали на Юг, примкнули к «белому движению».

Арсений оставался в Москве. Патриархом на него возлагались самые различные обязанности: руководство вновь образованным при ВЦУ Школьно-просветительским отделом; «оживление церковного учительства» в церквах 8-го благочиния Москвы.

Дело временного управления епархией в свое вынужденное отсутствие Арсений возложил на епископа Тихвинского Алексия.. Между ними продолжалась интенсивная переписка. Алексий сообщал обо всем, что происходило в епархии, испрашивал совета по затруднительным обстоятельствам церковной жизни. Именно от своего викария Арсений узнал, что Новгородский губиспокома образовал специальный отдел по проведению декрета об отделении церкви от государства в жизнь, что по епархии проводятся аресты и бессудные расстрелы духовенства, из храмов и монастырей изымаются деньги, продовольствие, ценности.

Сохранившиеся немногочисленные документы доносят до нас напряженную атмосферу тех лет. Из докладной записки эксперта УШ отдела Наркомюста М.В.  Галкина, побывавшего в ноябре-декабре 1918 года в Новгородской губернии, мы узнаем о закрытии церквей и монастырей, где теперь располагались воинские части, об отобрании монастырских земель и закрытии церковных кладбищ. Но, по мнению эксперта, власть только-только приступила к проведению декрета. В заключительном разделе отчета сообщалось:

«Ознакомившись с положением дела в целом ряде городов, я прихожу к убеждению, что направление деятельности Новгородского юридического отдела путем каких-либо письменных сношений невозможно. Там нет живых сил, там нет работников, но у единиц, которые работают за десятерых, есть желание работать и есть желание поставить каждое дело на должную высоту. В Новгороде я пробыл 7 суток, но пробыть там надо, чтобы наладить дело, 1 1/5 — 2 месяца. Исходя из этих соображений и принимая во внимание, что Новгород со своими храмами и монастырями является историческим центром религиозных суеверий и предрассудков для севера, что крестьянство во всех его уездах находится во власти служителей культа, что бывший уездный город Новгородской губернии Череповец сейчас охвачен серьезным крестьянским восстанием, которое возникло, между прочим, и на религиозной почве, под влиянием агитации служителей культов и под впечатлением Александро-Свирской истории , я полагаю необходимым командировать УШ отделом в гор. Новгород на 1 1/5 — 2 месяца инструктора-организатора, который наладил бы работу как городе, так и в губернии в соответствии с тем курсом и с тем планом работ, которые намечены УШ отделом Народного комиссариата юстиции».

О ситуации, которая складывалась в приходах Новгородской епархии, мы можем судить и по дошедшим до нас свидетельствам «страдающей» стороны. Например, благочинный 2-го Новгородского округа П. Беляев сообщал: «Церковь в отчетном году (1918 — М.О.) находилась в стесненных и тяжелых обстоятельствах. Она переживала времена гонений на нее и на ее служителей-пастырей, которые лишены всяческих льгот и как обычные граждане привлекались иногда к общественным работам. Богослужение в городских храмах, благодарение Богу, пока не прерывалось, но уже в некоторых церквах литургия совершалась и совершается на одной просфоре, испытывается недостаток и в других предметах необходимых при богослужении. Духовные журналы не издаются, предметы церковной утвари и св. иконы не продаются, что весьма опечаливает верных чад св. Церкви, которые, нужно верить, при всех нападках на веру и Церковь сохранят в целости и неповрежденности Православие и никакие злые силы не могут затмить его» .

Попытки епископа Алексия и Епархиального совета привлечь внимание властей к нарушениям, сопровождавшим реализацию в жизнь декрета об отделении церкви от государства в губернии, ничего не давали. Хотя и была достигнута договоренность об образовании специальной комиссии из представителей Епархиального совета и Губисполкома по «безболезненному проведению декрета в жизнь», но реально изменить ситуацию в губернии она не смогла. В наступившем 1919-м году продолжались аресты духовенства, обыски в храмах и монастырях. К ним добавились вскрытия в январе-марте святых мощей — Кирилла Новоезерского, Иакова Боровичского, а в апреле — святых мощей, почивавших в Софийском соборе Новгорода.

В связи с участившимися случаями вскрытия властями святых мощей. митрополит Владимирский Сергий (Страгородский) представил в феврале 1919 г. на рассмотрение Синода проект письма ко всем архиереям с предложением предварительно осмотреть раки со святыми мощами. В заседании Синода присутствовал и митрополит Арсений, который горячо поддержал это предложение. 17 февраля 1919г. патриарх Тихон разослал правящим архиереям конфиденциальное письмо, в котором предписывал: «Считая необходимым по обстоятельствам времени устранить всякий повод к глумлению и соблазну (в том, что доселе не вызывало соблазна и было лишь благочестивым народным обычаем), поручаю Вашему Высокопреосвященству по Вашему непосредственному усмотрению и распоряжению, с архипастырской заботливостью и рассуждением устранить всякие поводы к соблазну в отношении святых мощей во всех тех случаях, когда и где это признано будет Вами необходимым и возможным, с донесением о последующих Ваших распоряжениях Священному синоду».

В разговоре с викарным епископом Тихвинским Алексием Арсений определил что он и священнослужители должны были сделать во исполнение послания патриарха. В феврале-марте епископ Алексий вместе с священнослужителями освидетельствовали мощи в Софийском соборе Новгорода, в Сковородском и Антониевом монастырях. Вынули из рак вату, лишние пелены и другие посторонние предметы.

Почти вслед за этим, 3 апреля 1919 г. новгородский губисполком принял постановление о проведении в губернии вскрытия мощей, ссылаясь на предписание коллегии Наркомюста от 14 февраля 1919 г., в котором было «признано желательным мощи оставить открытыми для обозрения (для убеждения масс в обмане). Признана желательной передача мощей в местные музеи после срока, достаточного для убеждения». В тот же день общественная комиссия, состоявшая из представителей органов власти, воинских частей, местных советов и общественных организаций, явилась в Софийский собор для проведения вскрытия мощей. Вскрыты были шесть рак. По итогам работы комиссия доносила председателю ВЧК Ф.Э.  Дзержинскому: «В губернии в настоящее время спокойно. 3 марта (так в тексте — М.О.) производилось вскрытие мощей Софийского собора в присутствии представителей различных организаций и духовенства. Вместо нетленных мощей оказались полусгнившие человеческие кости. К вскрытию мощей население отнеслось спокойно» .

Спустя неделю епископ Алексий вместе с членами епархиального совета обратились к властям с просьбой вернуть мощи в храм. Но положение осталось без изменения: мощи были выставлены на всеобщее обозрение во Входо-Иерусалимской церкви в Новгородском Кремле, куда хлынул поток любопытствующего народа. Позже мощи все же вернули в Собор, но повелели «держать открыто, для обозрения всех желающих и во избежание нового обмана».

10 апреля губернская газета «Звезда» поместила статью епископа Алексия, в которой разъяснялось, что «решительно должны отпасть легенды о том, будто в раках заключается что-то искусственное, не имеющее отношение к угодникам. Впрочем, не желающие верить не поверят и самой очевидности…Мы же, служители церкви, и все верующие заветам Христа Спасителя мира, не должны смущаться и не смущаемся никаким словом неверия и бесстрашно должны нести всякие испытания нашей верности Господу Иисусу и Его Божественному учению».

После этой акции власти не проявляли какого-либо интереса к мощам. Верующие спустя восемь месяцев восстановили все в прежнем состоянии. Паломничество продолжалось.

Несмотря на оглушительную антирелигиозную кампанию, которую, вели власти в период «вскрытия святых мощей», она не дала ожидаемых результатов. Верующие продолжали поклоняться своим святым. В письме на имя епископа Алексия, которое тот передал своему архипастырю, настоятель Валдайского Иверского монастыря архимандрит Иосиф писал: «Несмотря на то, что советские власти кричали и смеялись и говорили «что это за мощи, какие это мощи, это просто кости засушенные», но народ все-таки в большей его части начал прикладываться к головке (Св. праведного Иакова — М.О.), на которой сохранилась кожа, ухо и губа, и к левой ручке, на которой сохранилась вся кисть с ладонью и совершенно целыми пальчиками, сложенными как бы для иерейского благословения» .

В свою епархию Арсений смог возвратиться лишь в самом конце 1919 года. Здесь он мог убедиться, что дело проведения декрета в губернии фактически ограничивалось отдельными наскоками на отдельные храмы и монастыри.. Подотдел по проведению декрета в жизнь не смог реализовать ни своих собственных планов, ни указания из центра. Руководство подотдела само признавало, что «дело проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства в уездах стоит неподвижно на одном месте». Несколько позже, в мае 1920г., в Новгород из центра был командирован Н.Н.  Левендаль, с приездом которого деятельность властей заметно активизируется.

1920-й год начался для Арсения новым арестом. В январе без предъявления обвинений он был задержан и вместе с епископом Алексием помещен в тюрьму. Епархиальный совет организовал несколько многолюдных сходов. В принимаемых решениях верующие «об освобождении митрополита Новгородского Арсения из тюремного заключения до суда под нашу ответственность на поруки». По счастью заключение оказалось непродолжительным, спустя неделю он был освобожден и возвратился к епархиальным делам. Но церковно-ликвидационный отдел Губисполкома по-прежнему стремился всячески контролировать деятельность владыки и ограничивал его передвижение по епархии. Все это вызывало протесты со стороны верующих, порождало их многочисленные обращения к властям с просьбами разрешить посещение правящего архиерея приходов епархии. Уступая давлению населения, власти всякий раз по особому разрешению давала возможность выезда Арсения на несколько дней в различные места епархии — Грузино, Борисово, Косино, Бологое, Старую Руссу.

Под жестким контролем находилась и деятельность Новгородского епархиального совета. Под различными предлогами проводились обыски, изъятия документов, допросы служащих. 1 июня 1920 г. помещение епархиального совета в очередной раз было подвергнуто обыску. Все находившиеся здесь документы, книги, церковные товары были арестованы, а помещение опечатано. В сентябре деятельность Совета была и вовсе запрещена, а сам Совет постановлением Новгородских властей ликвидирован. Основанием для таких действий послужил циркуляр Наркомата юстиции от 18 мая 1920 г. о прекращении деятельности епархиальных советов там, где они присваивали себе права юридических лиц. Ранее у патриарха и членов ВЦУ были отобраны расписки о том, что всем епархиальным советам будет указано прекратить подобную деятельность. Арсению было заявлено, что, так как в деятельности Совета были выявлены серьезные нарушения законодательства об отделении церкви от государства, и он не подчинился даже распоряжениям церковной власти, в отношении руководителей и членов Совета начато следствие, результаты которого будут переданы в скором времени в суд.

А пока власти объявили об открытии 1 ноября 1920г. судебного процесса по делу «О предварительном исследовании духовенством мощей, находящихся в Новгороде и губернии, до обследования таковых Советской властью». В качестве главного обвиняемого был епископ Алексий. Митрополит Арсений приглашался на судебные заседания, устроенные с помпой, с большим числом присутствующих от губернских организаций в Доме искусств, только в качестве свидетеля.

Обещания властей о судебном разбирательстве по делу Епархиального Совета реализовались в феврале 1922 года. 11–12 февраля в Новгороде проходил новый судебный процесс. Вновь обвиняемыми были священнослужители и верующие: митрополит Арсений, епископ Алексий, трое священников и два мирянина.

В приговоре Трибунала обвинение в адрес митрополита было сформулировано так: «заведомо зная, что со времени издания декрета Совнаркома от 23 января 1918 года все церковные организации лишены прав юридического лица и права владения капиталами, утверждал журналы Епархиального совета, рассылал от своего и совета имени указания касательно бракоразводного процесса, судопроизводства церковников».

Собственно «контрреволюция» была усмотрена в том, что епископ и церковные органы при совершении церковного брака оставляли за собой право требовать от брачующихся доказательств отсутствия канонических препятствий к браку, и в том числе предоставления письменных доказательств. Тоже самое касалось и «разрешений» церковных властей, выдаваемых при проведении погребений на «православных» кладбищах. Проходившие по делу священнослужители обвинялись в подчинении митрополиту, в выполнении незаконных распоряжений церковных властей.

Сам митрополит Арсений обвинялся в «противодействии мероприятиям Советской власти, во внесении сим дезорганизации в гражданскую жизнь Новгородской губернии, в нарушении Декрета об отделении церкви от государства». Опрошенный по этим обвинениям 22 сентября 1920 года Арсений себя виновным не признал. «Если я и виновен, говорил он, — то лишь в нарушении формальностей в период, когда не было еще установлено точных правовых норм».

И все же Трибунал всех обвиняемых признал виновными и подверг наказанию в виде различных сроков лишения свободы. Однако, учитывая амнистию ВЦИК от 6 ноября 1920 г., наказание было определено условным.

Для митрополита, наряду с условным осуждением на пять лет, выдвигалось требование о непременном выезде за пределы Новгородской губернии в Архангельскую область. В жалобе, направленной в Кассационный трибунал при ВЦИК, Арсений писал: «применение ко мне двух наказаний…недопустимо, как являющееся двойным наказанием за одно деяние, т.к.  каждое из этих наказаний носит самостоятельный характер». Арсений указывал, что в деле имеются свидетельства того, что его действия не носят преступного характера. В частности, справка заведующего церковно-ликвидационным отделом Новгородского Губисполкома Левендаля, который считал возможным «прекратить все дело в порядке амнистии, но по соображениям агитационного характера настаивает на его слушании».

Хлопоты по делу Арсения взял на себя епископ Алексий, переведенный к тому моменту на место викария Петроградской епархии. Он через известного юриста А.Ф.  Кони пытался передать все материалы дела А.М.  Горькому, а через него — В.И.  Ленину. Все закончилось разбирательством в Кассационном Трибунале ВЦИК, который посчитал возможным оставить в силе решение Новгородского ревтрибунала об условном лишении свободы на 5 лет, но высылку в Архангельск отменил.

Однако спокойная жизнь для митрополита Арсения продолжалась недолго. В мае 1922 года он вновь подвергся судебному преследованию. На этот раз оно связано было с кампанией по изъятию церковных ценностей.

Откликаясь на послания патриарха Тихона от 1921–1922 гг. о помощи голодающим в Поволжье, Арсений попытался образовать в епархии особый комитет помощи голодающим. Но власть не давала разрешение печатать сообщения об этом и помещать в газетах воззвания митрополита. Тогда он принял решение говорить о помощи голодающим во время богослужений, призывая верующих к милосердию, к оказанию посильной помощи. Сам Арсений передал в губернский комитет помощи голодающим имеющиеся у него личные драгоценности — награды за архипастырские труды: золотой крест с 11 бриллиантами, золотой наперсный крест, золотую панагию с золотой цепью. Примеру владыки последовали и многие новгородские священники. В храмах собирались деньги, продукты и все, что могло помочь голодающим. Устанавливался специальный церковный сбор в пользу детей Поволжья, оказывалась помощи детям, вывезенным в Новгородскую губернию из Поволжья.

В марте 1922 года в связи с принятием ВЦИК декрета об изъятии церковных ценностей на приходах проводились собрания. Нередко на них принимались решения не отдавать церковные ценности, ибо как писали собравшиеся верующие: «Церковь есть мать каждого христианина. Все, находящееся в ней, есть достояние прихода».

О настроениях не в пользу изъятия ценностей свидетельствовали и секретные информации губернских чекистов Москву: «1–21 марта. Отношение граждан и городских обывателей к вопросу об изъятии враждебное. Представителей комиссий, выезжающих на места, не допускают к работе». В сводках характеризовалось и отношение духовенства. По мнению работников ВЧК-ГПУ: «Духовенством во главе с митрополитом Арсением и представителями коллективов верующих ведется усиленная агитация против изъятия ценностей. По уездам рассылаются свои агитаторы, вследствие чего в некоторых волостях имели случаи организованного сопротивления работам КИЦЦ . В общем изъятие церковных ценностей по губернии проходит слабо. Всего изъято золота на 15000000 рублей, серебра около 130 пудов. В Старорусском уезде Госполитотделом ведется следствие относительно происшедших волнений» .

Желая избежать насилия при изъятии ценностей, власти вступили в переговоры с Арсением с просьбой призвать верующих к посильной помощи голодающим и не допускать со стороны приходских советов каких-либо насильственных действий. Арсений представил для публикации в центральной губернской газете специальное послание к пастве. В нем говорилось: «по лежащему на мне долгу архипастыря всей Новгородской церкви обращаюсь к тебе, Богом дарованная паства, с мольбой об этой помощи во имя Христа, именем которого мы имеем счастье называться…Пожертвования могут быть деньгами, вещами и продовольствием. Кроме того, в последнее время в виду все более и более усиливающегося голода, Святейший патриарх Тихон благословил духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, приносить в жертву голодающим и драгоценные церковные украшения, не имеющие богослужебного употребления» .

В течение месяца власти не трогали церкви. Люди собирали и несли сами. Но в апреле 1922 г. по распоряжениям из центра началось повторное изъятие ценностей из храмов и монастырей епархии. Только из Юрьева монастыря вывезли имущества на сумму, превышающую 700 тысяч золотом. О том как отбирали Арсений узнал из рапорта архимандрита Юрьевского монастыря в котором сообщалось: «иконы оставляли без окладов или без риз. Ризы с икон снимали, ломали руками. Которые было не под силу сломать руками, те сминались человеческими ногами, как обыкновенный предмет. Верующие, видя это гнусное дело и поступок русского человека, отворачивали лицо» . Всего же у новгородских обителей было отобрано ценностей на сумму ценностей на два с лишним миллиона рублей золотом .

22 апреля митрополит вновь обращается с посланием к пастве в связи с изъятием ценностей из храмов: «Скоро предстоит и у нас изъятие ценностей из храмов. Центральная власть осторожно отнеслась к этому вопросу, очень чувствительному для верующих, чтобы не оскорбить их религиозного чувства изъятием святынь и вообще того, что они чтут, и не лишить возможности совершать богослужения. Мы знаем, что и наша местная власть приступает к этому делу с большой осторожностью…

Об одном молю Вас, дорогие чада моей паствы, отнеситесь по-христиански, с покорностью воле Божией, если придется расстаться с любимым нами благолепием наших храмов во имя той вопиющей нужды, в которой находятся наши братья. Если у нас есть что пожертвовать взамен церковных вещей, не упустим этой возможности. Если же нечем жертвовать, то и без золота и серебра храмы наши останутся храмами и святые иконы святыми иконами… /Бог/ и на Страшном Суде спросит нас не о том, украшали ли мы золотом и серебром храмы и иконы, а о том, накормили ли мы голодного, напоили ли мы жаждущего, одели ли нагого?

Прошу вас не допускать при этом никакого насилия в той или иной форме — ни в храме, ни около него, так как это оскорбит храм как дом мира и любви Христовой, и порочит церковных людей, от которых, по апостолу, «должны быть удалены всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякой злобой» (Ефес. 4, 31). Помните, что всякое действие, совершаемое со враждой, с раздражением, вызывает и против себя раздражение. А где обе стороны раздражены, там трудно от них ждать взаимной уступчивости и умеренности в требованиях. Не давайте никакого повода к тому, чтобы пролилась чья либо и капля человеческой крови около храма, где приносится бескровная жертва.

Прошу также и о том, чтобы это изъятие церковных ценностей не явилось поводом для каких-либо политических выступлений, так как церковь по существу своему вне политики и должна быть чужда ей. Прошу, наконец, собратьев моих Преосвященных викариев и духовенство быть проводниками высказанных здесь моих указаний и пожеланий доброго христианского настроения в переживаемом нами тяжелом испытании«.

25 апреля митрополит приглашен был в губернскую комиссию по изъятию церковных ценностей. В ходе переговоров удалось найти компромисс между властями и церковными органами о порядке проведения по приходам епархии изъятия ценностей. В губернскую комиссию были включены представители от новгородского духовенства; верующие и духовенство были допущены к учету и упаковке ценностей, к участию в делегациях, сопровождавших ценности в центр; верующим разрешалась замена из числа изымаемых золотых и серебряных предметов на другие аналогичные. В тот же день митрополит обратился к духовенству с воззванием о добровольной сдаче ценностей, которое в спешном порядке распространялось по церквам..

С конца апреля изъятие ценностей в губернии пошло полным ходом. В большинстве случаев верующие не оказывали теперь сопротивления. Вот как описывает обстановку тех дней одни из ее непосредственных участников член комиссии по изъятию церковных ценностей при Новгородском губисполкоме Н. Порфиридов: «Первые дни работы комиссии, пока несколько не улеглись страсти у прихожан и не выработался опыт и техника, протекали тревожно и беспокойно. Около церкви или собора, в которых было назначено изъятие, обычно скапливалось в ожидании событий много народа не только из числа прихожан. Внутрь пропускались вместе с членами комиссии члены приходской двадцатки и духовенство. Нечего говорить о том, что со стороны комиссии не допускалось бестактности. Культовые принадлежности: сосуды, кресты, Евангелия — брались и выносились с мест их хранения не иначе, как руками духовенства. Тут же комиссией решалось, что из ценностей будет оставлено в церкви для надобностей богослужения и что должно было быть изъято» .

И все же в ходе общей кампании по изъятию церковных ценностей в Новгородской губернии не обошлось без эксцессов. В некоторых местах произошли столкновения между отрядами милиции и верующими. Чекистами было возбуждено 14 следственных дел о противодействии изъятию, по которым привлекалось к ответственности более 150 человек.

Особенно острая ситуация была в Старой Руссе, где 15–16 марта произошли столкновения около храма, повлекшие за собой человеческие жертвы. Эти события стали предметом рассмотрения выездной сессия губернского ревтрибунала, проходившей в Старой Руссе 11–13 мая. На скамье подсудимых оказались 22 человека. Священникам приписывали организацию широкого заговора с целью свержения Советской власти. В речах официальных обвинителей неоднократно указывалось, что вина за случившееся лежит и на митрополите Арсении. Его упрекали в скрытом подстрекательстве, в том, что в своих воззваниях и проповедях он не смог (или не захотел) более определенно растолковать верующим, какие предметы следует отдавать.

На заседание Трибунала митрополита Арсения вызывали в качестве свидетеля . Он разъяснил, что не поддерживал и не мог поддерживать каких-либо действий по сопротивлению властям, и именно поэтому в своих воззваниях к пастве призывал избегать какого-либо насилия со стороны верующих .

И сами обвиняемые и их защитники просили суд при вынесении решения учесть драматичность ситуации, сложившейся в связи с изъятием ценностей из церквей, подчас безвыходность положения, в котором оказались рядовые священнослужители и члены приходов. Как выразился один из участников процесса: «С одной стороны — голод и матери, поедающие трупы своих детей, с другой стороны — вековые традиции и религиозный экстаз. С одной стороны — кованые веления декрета, с другой — грозные слова патриарха: низвержение из сана и отлучение от церкви…Где искать выход?»

Но Трибунал был непреклонен. Трех человек приговорили к расстрелу, остальным назначили различные сроки заключения. Вынесено было и особое постановление о необходимости привлечении к судебной ответственности патриарха Тихона, чье послание, по мнению Трибунала, послужило основанием для противодействия исполнению декрета. В отношении митрополита Арсения был записано: «митрополит Новгородский Арсений также издал воззвание к своей епархии, в котором, действуя согласно с патриархом Тихоном, указывает о тех же наказаниях как священнослужителям, так и верующим в случае выдачи ценностей власти, что, таким образом, и действия митрополита Арсения Новгородского направлены к оказанию противодействия мероприятиям местной власти по изъятию церковных ценностей в пределах Новгородской губернии».

Трибунал действовал в точном соответствии с указаниями из Москвы. Верховный Трибунал еще 25 апреля 1922 года Специальным циркуляром № 66 от 25 апреля 1922 г. предписал местным Трибуналам в приговорах по делам, связанным с изъятием церковных ценностей, указывать «наличие в деле интеллектуальных виновников эксцессов со стороны темных элементов в лице высшей церковной иерархии (патриарх Тихон, местные епископы и т.д.), коль скоро в деле возможно обнаружить идейное руководство (воззвание Тихона и митрополита Вениамина) или попустительство».

Немаловажно и то обстоятельство, что Новгородский трибунал на момент вынесения своего решения уже знал об определении Московского ревтрибунала о привлечении к судебной ответственности патриарха Тихона и митрополита Крутицкого Никандра (Феноменова).

Таким образом, материалы судебного процесса по событиям в Старой Руссе становились дополнительными обвинительными документами по отношению к патриарху Тихону. К тому же новгородская судебная власть предложила Центру и новый персонаж для проведения громкого расследования — митрополит Арсений.

Материалы, собранные в Новгородской губернии, были направлены для предварительного следствия в Верховный трибунал при ВЦИК. Здесь уже были собраны постановления Ревтрибуналов аналогичного содержания из ряда других губерний, где прошли судебные процессы по фактам противодействия изъятию церковных ценностей: Москва, Петроград, Ростов на Дону, Смоленск. В конце мая 1922 г. стал известен результат — митрополит Арсений признавался виновным в событиях, происшедших в Старой Руссе. Он привлекался к судебной ответственности по делу патриарха Тихона, над которым в тот момент усердно трудилось ГПУ.

2 июля 1922 года митрополит Арсений выезжал из Новгорода. На вокзале собралось большое количество провожающих, как отмечалось в донесении находившегося здесь же агента, «выявилось сочувственное отношение последних к Арсению». Судьба распорядилась так, что в Новгород Арсений уже не вернется никогда.

Отъезд Арсения создавал возможности для обновленческого духовенства, которого в Новгороде было немного, начать открыто свою деятельность. Уже 5 июля состоялось собрание городского духовенства, в повестке дня которого значилось: организация группы «Живая церковь», избрание Высшего церковного управления в епархии, поддержка всероссийского обновленческого движения. Собралось 45 человек. От имени собравшихся была командирована специальная делегация в Москву для выяснения всех обстоятельств, связанных с арестом патриарха Тихона и передачей церковных дел во временное ведение группе священнослужителей во главе с Александром Введенским. Вернувшись делегаты доложили о своих встречах в Петрограде и Москве. Предложили признать обновленческое высшее церковное управление. В бурных спорах решалась судьба Новгородской епархии. В конце концов обновленцам удалось избрать послушный им состав епархиального управления и провести на должность управляющего епархией протоиерея одного из новгородских храмов А.В.  Лебедева, рукоположенного в сан епископа. Обновленческое епархиальное управление вступает в непримиримую борьбу с оставшимися верными Арсению и патриарху Тихону священниками и верующими. Относительно митрополита Арсения епархиальное управление приняло решение о его увольнении от управления епархией с назначением местожительства в Иверском монастыре.

Арсений прибыл в Москву, где уже полным ходом шло следствие по делу патриарха Тихона. Кроме патриарха по этому делу проходили митрополит Крутицкий Никандр (Феноменов), управляющий синодальной канцелярией П.В.  Гурьев. Теперь следственные органы к этому делу стремились «подключить» и митрополита Арсения. В ожидании вызова на допросы Арсений жил в Москве в доме одного из своих знакомых, но в течение почти полугода его никто не беспокоил.

Лишь в феврале 1923 года особоуполномоченный ГПУ Я.С.  Агранов пригласил Арсения на допрос. В течение трех встреч, 20, 24 и 26 февраля, следователь интересовался тем, как Арсений узнал о воззвании патриарха и каково его отношение к нему, как проходило изъятие ценностей в Новгородской епархии и особенно в Старой Руссе.

Митрополит заявил, что не считает святотатством изъятие церковных ценностей на дела милосердия в дни народных бедствий. А потому считает наименование в послании изъятия церковных ценностей «святотатством» неправильным, в том числе и по этой причине, послание патриарха в Новгородской епархии не распространялось. По его мнению Советская власть имела все законные основания изъять ценности, не обращаясь к церковной власти, и распорядиться ими по своему усмотрению. Митрополит подчеркивал, что несколько раз обращался в особых посланиях к пастве не препятствовать изъятию и исполнить декрет. В последний допрос следователь почему-то коснулся вопросов деятельности Синода в 1918–1919 гг, членом которого был Арсений, и принятых им решений относительно проведения набатного звона при нападении грабителей на церкви и о проведении негласного освидетельствования святых мощей.

Еще менее относился к событиям в Старой Руссе допрос 9 марта. Следователя интересовало исключительно связи патриарха Тихона с белым движением и направлением в Белую армию патриарших посланий и воззваний о положении в стране.

В последний день февраля 1923г. старший помощник прокурора республики Н. Крыленко представил проект обвинительного заключения, согласно которому патриарх Тихон и митрополит Никандр признавались «опасными для Республики», предлагалось избрать меру наказания в соответствии со статьями 63, 77 и 119 УК РСФСР, предусматривавшие ответственность вплоть до расстрела. В проекте много внимания уделяется необходимости доказательства связи Тихона с зарубежной и внутренней «церковной и политической контрреволюцией», начиная с момента его избрания на патриарший престол; характеристике деятельности Поместного собора к Советской власти и его отношение к мероприятиям по отделению церкви от государства в период Гражданской войны. В тексте проекта нет имени Арсения. Власть в тот момент размышляла над тем, кого еще включить в список обвиняемых, который сам Крыленко требовал расширить. Среди возможных «кандидатов» были епископ Алексий (Симанский), митрополит Сергий (Страгородский).

Но выбор сделан был в «пользу» Арсения. На этом настаивало и ГПУ, представив материалы уже состоявшихся к тому моменту допросов митрополита, и утверждая, что их содержание дает основание к обвинению в противодействии изъятию церковных ценностей. Сошлось на удивление все — предреволюционная церковная деятельность Арсения, участие в деятельности Государственного совета, включение в состав трех кандидатур по выборам патриарха, фактическое его положение руководителя пленарными заседаниями Поместного собора. И в этой ситуации было как никогда кстати решение трибунала, принятое в связи с событиями в Старой Руссе. Думается, что именно в начале марта 1923г. и принято было окончательное решение о привлечении Арсения к «делу» патриарха Тихона.

В тексте утвержденного Обвинительного заключения по делу патриарха Тихона и появляется впервые упоминание об Арсении Стадницком как одном из наиболее активных сотрудников Тихона, которые и ответственны за организацию на местах противодействия декрету. Одновременно Арсений обвинялся в возбуждении верующих против Советской власти, в воспрепятствовании процессу изъятия церковных ценностей из храмов и монастырей Новгородской епархии. По мнению прокурора судебной коллегии Верховного Суда РСФСР А.Я.  Вышинского, готовившего проект заключения, послания Арсения лишь внешне призывали верующих к помощи голодающим, тогда как в действительности они носили антисоветский характер. В результате, утверждал Вышинский, «при изъятии церковных ценностей в гг. Старой Руссе, Новгороде и некоторых других местах Новгородской губернии представителям советской власти было оказано противодействие со стороны прихожан» .

22 марта 1923 года заместитель председателя ГПУ И.С.  Уншлихт подписал ордер на арест Арсения и он был препровожден в Бутырскую тюрьму. В доме, где он до этого проживал, был проведен тщательный обыск изъяты были переписка, документы, деньги. 24 марта Арсению было предъявлено постановление о привлечении в качестве обвиняемого по делу о противодействии исполнению декрета об изъятии церковных ценностей. В тот же день его допрашивал Агранов, уже в качестве следователя по важнейшим делам при Верховном Суде РСФСР. Агранов напирал на то, что митрополит занимался пропагандой и агитацией с использованием религиозных предрассудков еще состоя товарищем председателя Поместного собора Русской церкви, направлял деятельность Собора на «восстановление в России господства капиталистов и помещиков», осуждал политику советского государства и декрет об отделении церкви от государства, участвовал в создании «клеветнических обращений» патриарха Тихона и сам написал воззвание к верующими, которое стало причиной волнений с человеческими жертвами.

По всем пунктам обвинения митрополит себя виновным не признал. В доказательство он указывал, что на Поместном Соборе 1917-1918гг. «лично восставал против обсуждения вопросов политического характера, хотя и не всегда успешно», а на заседаниях Синода «лично высказывался против посылки письма» на имя В.И.  Ленина в годовщину Октябрьской революции «ввиду резкости такового». По поводу освидетельствования мощей Арсений повторил, что это право церковной власти. Касаясь событий 1922 г. в Новгородской епархии вокруг отдельных храмов во время изъятия церковных ценностей, Арсений указал на свои послания к верующим с просьбой о помощи голодающим. И сказал, что за подобного рода действия ему была принесена благодарность представителями местных властей.

17 апреля 1923 г. судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда утвердила обвинительное заключение, в котором среди основных «преступлений»: контрреволюционная деятельность, неисполнение декретов советской власти, возбуждение населения к массовым волнениям. С этого момента Арсений был переведен во внутреннюю тюрьму ГПУ.

Начало судебного слушания назначено было на 24 апреля. Однако ни в этот день, ни в другие назначаемые властью сроки, суд над патриархом и другими обвиняемыми так и не состоялся. Более того, после того как Тихон в заявлении в Верховный суд признал свою былую «враждебность к Советской власти и справедливость выдвинутого в отношении его обвинительного заключения», он был освобожден из заключения и переведен в Донской монастырь под домашний арест, тогда как его «подельники» продолжали оставаться в тюрьме.

Лишь 10 января 1924 года митрополиты Никандр, Арсений и П.В.  Гурьев были выпущены из тюрьмы. Однако все трое оставались на свободе неделю. 17 января на основании ордера на арест, подписанного Г.Г.  Ягодой, они были вновь препровождены в Бутырки. На этот раз им инкриминировали «антисоветскую деятельность», выразившуюся в распространении провокационных слухов о гонении церкви и религии советской властью. Каждому из них грозило заключение в концлагерь на два-три года.

21 марта 1924г. дело патриарха Тихона, митрополитов Арсения, Никандра и П.В.  Гурьева решением ВЦИК было прекращено. Все они признаны были «социально не опасными для советской власти». Однако это не означало освобождения. 28 марта комиссия НКВД по административным высылкам приняла решение о высылке митрополитов Никандра, Арсения и П.В.  Гурьева на три года в Бухару. Узнав об этом решении, патриарх Тихон во время встречи в мае 1924 г. с председателем Совнаркома А.И.  Рыковым просил об освобождении и их возвращении в Москву. Но ответа не последовало.

Митрополит Арсений в Бухару не попал, а проживал сначала в Красноводске Туркменской области, затем в Полторацке (Асхабаде), ставшем вскоре столицей вновь образованной Туркменской республики. Из немногих сохранившихся писем митрополита Арсения этого периода мы узнаем об обстоятельствах его жизни в ссылке. Вот как он описывал Красноводск:

«Наш город — малый, тысяч шесть населения, разноплеменного, разноверного; расположен на южном берегу Каспия; с трех сторон окружен совершенно обнаженными горами; в городе нет почти никакой растительности вследствие отсутствия пресной воды, которая привозится за полтораста верст и продается по 7 к/опеек/ за ведро; есть и опреснители, но вода хуже. Климат в общем здоровый. Зимы почти нет; снег выпадает на день-два; самый большой холод до 7. Зато лето знойное и жара доходит до 50. Часто ветры дуют и наносят много песку. Здесь нас было вначале 7 человек: четыре архиерея и три протоиерея. Теперь один протоиерей освобожден, и нас шестеро. Живем в двух маленьких комнатах настоящей коммуной, вместе молимся, вместе трапезуем от щедрот благодеющих нам, сами по очереди стряпаем. Такое купное житие имеет и свои хорошие стороны, но много и плохих, принимая во внимание наш почтенный возраст, установившиеся привычки, различие характеров и темпераментов. Хуже всего — вынужденное безделье, так как работы никакой не дают. Конечно, это не жизнь, а прозябание; не жизнь, а — житие. За что? Затрудняюсь ответить. Во всяком случае, не за мои личные грехи, а за — исторические. Утешаю себя только упованием, что такие испытания будут иметь спасительное значение для тебя и для других» .

Находясь в ссылке, митрополит Арсений, по всей видимости, не имел подробной информации о происходящих в Церкви и вокруг нее событиях. Нам известно, что одним из его корреспондентов оставался все годы ссылки А.Ф.  Кони. В письме от 23 декабря 1925 г. он сообщал о деятельности обновленцев: «Последнее время здесь некоторую сенсацию производят выступления епископа Антонина по вопросу был ли Христос, митрополита Красной церкви Введенского по вопросу о том, есть ли Бог. Они не отрицают ни того, ни другого, но самое внесение такого вопроса на суд толпы со стороны лиц, считающих себя носящими духовное звание, мне представляется крайне недостойным, чтобы не сказать более. Жозеф де Местр говорит в отношении своих сочинений: «Вера есть, прежде всего, результат личного опыта! «Но возможна ли беседа о таком результате перед жадной до (зрелищ (?) — М.О.) людей, пришедших с праздным любопытством» .

В декабре 1925 года местоблюститель патриаршего престола митрополит Крутицкий Петр (Полянский), опасаясь ареста, оставил завещание. В нем митрополит Арсений назван третьим кандидатом на должность Местоблюстителя патриаршего престола.

В марте 1927 года заканчивался срок ссылки митрополита Арсения. Однако надежд на освобождение он не испытывал. В письме А.Ф.  Кони он так писал об этом: «Что касается меня, то я, благодарение Богу, жив и здоров и обитаю на прежнем месте моего переселения и при прежних ведомых Вам условиях. Через три месяца (28 марта) истекает срок трехгодичного моего курортного лечения. Что дальше будет, — не ведаю. Думаю, что не возвратят к прежнему месту моего служения, а продлят еще срок моего лечения, с пребыванием здесь ли, или в другом месте. Во всем полагаюсь на волю Божию, всегда благую и спасительную» .

Так и случилось. 28 февраля 1927 г. особое совещание при коллегии ОГПУ разрешило митрополиту Арсению свободное проживание в пределах Средней Азии. Спустя некоторое время он был переведен в Ашхабад.

В мае 1927 года, в момент формирования митрополитом Сергием (Страгородским) Временного патриаршего синода имя владыки Арсения было включено в состав Синода как митрополита Новгородского, а позднее имя его было поставлено и под известной декларацией митрополита Сергия и Синода от 29 июля 1927г. Хотя Арсений не мог принимать участия в работе Синода и имел весьма разрозненные сведения о церковной жизни, но он никогда не ставил под вопрос заместительские права митрополита Сергия.

После кончины в 1933г. митрополита Никандра (Феноменова), который в 1924 г. был сослан в Среднюю Азию, в Ташкент, его освободившуюся кафедру занял митрополит Арсений с титулом «митрополит Ташкентский и Туркестанский». Новгородскую кафедру занял архиепископ Алексий (Симанский).

По словам биографа митрополита Арсения иеромонаха Модеста (Кожевникова), и на Ташкентской кафедре «архипастырское служение владыки было с полным самоотвержением для славы Божией и спасения паствы». В 1935 г. Арсений был награжден высшим церковным отличием — правом предношения креста за богослужением.

Годы его служения в Ташкенте были временем массового закрытия храмов по всей стране в небывалых прежде масштабах, что доставляло Арсению великую скорбь, но мужества и твердости духа он не терял. Архипастырь много внимания уделял тогда своему любимому делу — церковному пению, любил управлять хором, часто пел на клиросе как простой певчий. Несмотря на, казалось бы, совершенную безнадежность сохранить церковную науку, Арсений пытался поощрять церковные исторические исследования. Так, по его отзыву на работу «Святые Вологодского края» (первая часть которой была напечатана в 1895 г. в Москве, а вторая представлена была в рукописи) ее автор протоиерей Н. Коноплев в 1935 г. был удостоен Синодом степени магистра богословия.

В ожидании скорой кончины Арсений просил близкого ему священника похоронить его в простом, ничем не обитом гробу, а на могилу положить любимые цветы.

Митрополит Арсений скончался 23 февраля 1936г. Погребен он был на ташкентском Александро-Невском кладбище около могилы предшественника по Ташкентской кафедре митрополита Никандра. Многие годы она находилась в забвении, но в послевоенное время, в 40-х годах была приведена в порядок, а в год столетия ташкентской епархии место упокоения митрополитов Никандра и Арсения украсилось новыми надгробиями.

…Спустя годы и десятилетия «Дело» митрополита Арсения вновь стало объектом интереса со стороны правоохранительных органов. На этот раз, в 1992 году, им заинтересовалась прокуратура Российской Федерации. На основании статей 3 и 5 закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991 г. было вынесено заключение в отношении митрополита Стадницкого по материалам уголовного дела № Н-1780. На его основании была подготовлена справка о реабилитации, которая так и осталась в деле, ибо прокуратура не располагала сведениями о местонахождении родственников митрополита.

Архивы:

АП РФ. Ф. 3 (Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС);

ГАНО. ФФ. Р.- 213, 268 (Отдел юстиции Новгородского губисполкома), 822, 1558 (Новгородский губернский революционный трибунал); 480 (Новгородская духовная консистория), 481 (Новгородский епархиальный Совет), 482 (Контора Новгородского архиерейского дома), 483 (Соборы Новгородской епархии), 835 (Новгородский губернский комиссар Временного правительства).

ГАРФ. Ф.Ф.  130 (СНК РСФСР); 550 (Арсений, митрополит Новгородский и Старорусский); 1005 (Верховный суд РСФСР, Чрезвычайные судебные и следственные органы РСФСР-СССР); 1064 (Центральная комиссия помощи голодающим при ВЦИК); 1235 (ВЦИК);

ЦА ФСБ. ДН-1780 (Следственное дело патриарха Тихона).

Сочинения: Воззвание к новгородской пастве. Звезда (Новгород), 1922, № 65; Второе воззвание к новгородской пастве. Звезда (Новгород). 1922, № 82; В стране священных воспоминаний. Сергиев Посад, 1902; Дневник студента паломника на Афон // Труды КДА. 1885–1886; Гавриил Банулеско-Бодони, экзарх Молдовлахийский и митрополит Кишиневский. Кишинев, 1894; Из современной церковной жизни в Румынии. Сергиев Посад, 1902; Исследования и монографии по истории Молдавской церкви. 1904; Митрополит Арсений о государстве и церкви. София (Новгород). 1993, № 4; На духовной страде. Слова и речи. Т.1,  СПб. 1914, Т. 2, Пг., 1914. Письма Патриарха Алексия своему духовнику. М., 2000; Третье воззвание к новгородской пастве. Звезда (Новгород). 1922, № 86;

Источники: Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917 — 1943 / Сост. М.Е.  Губонин. М., 1994; Боровичское благочиние. Новгородская епархия: история современность // София, 1997, № 2; В сетях религиозной лжи и суеверий. (Дело епископа Алексия и других представителей новгородского духовенства). Новгород, 1920; «Видно не испили мы до дна всю чашу положенных нам испытаний». Письма епископа Ямбургского Алексия (Симанского) митрополиту Новгородскому Арсению (Стадницкому). 1921–1922 гг. // Исторический архив. 2000, № 1; Дело о кровавых беспорядках 16 марта в связи с изъятием церковных ценностей. Красный пахарь. (Старая Русса), 1922. № 40–44;  Демянское благочиние. Новгородская епархия: история и современность // София. 1997, № 4; «Духовная власть» перед судом революции. (Процесс бывшего Новгородского епархиального совета). Звезда (Новгород), 1921. № 32; Журнал Московской патриархии. 1947, № 8, С. 43–44; 1973. № 2. С. 2. С. 30–31; К делу епархиального совета. Звезда (Новгород), 1921, № 25; За серебро и золото. Контрреволюционное выступление духовенства и мирян в Старой Руссе (Судебный процесс). Звезда (Новгород). 1922, № 105–110; Известия ХУ археологического съезда в Новгороде. М. 1911; Митрополит Евлогий (Георгиевский) Путь моей жизни. М., 1994; Новгородская церковная старина. Труды Новгородского церковно-археологического общества. Т.1.  Новгород, 1914; Новгородские епархиальные ведомости. 1897, № 3; 1910, № 50; 1913, № 1–2;  № 1917, № 13; 1918, 1919; Новгородский архивный вестник. Великий Новгород, 2000; Новгородское благочиние. Новгородская епархия: история и современность // София. 1997, № 1; Обвинительное заключение по делу граждан Белавина Василия Ивановича, Феноменова Никандра Григорьевича, Стадницкого Арсения Георгиевича и Гурьева Петра Викторовича по 62 и 119 ст.ст.  Уголовного кодекса. М.,1923; Под флагом церковной общественности. (Судебный процесс Новгородских церковных деятелей). Звезда (Новгород), 1922, № 115–119; Российская церковь в годы революции (1917-1918гг.). Сб. М.,1995; Савинова И. Митрополит Арсений. София (Новгород). 1992, № 3; Следственное дело патриарха Тихона. Сборник документов. М., 2000; Старорусское благочиние. Новгородская епархия: история и современность // София. 1997, № 3; Тихвинское викариатство Новгородской земли // София, 1998, № 2; Феодосий (Алмазов), архимандрит Мои воспоминания (Записки соловецкого узника). М. 1997;

Литература: Арсениевские чтения Сб. Вып. 1, 2. Новгород, 1993, 1996; Бовкало А. Новгородская епархия в 1917–1919 годах. София (Новгород). 1993. № 6, 7; Голубцов С. Московская духовная академия в начале ХХ в. Профессура и сотрудники. М., 1999; его же: Стратилаты академические. М., 1999; его же: Московская Духовная академия в революционную эпоху. М., 1999; Гросул В.Я.  Архив митрополита Арсения Стадницкого как источник по истории русской и румынской православных церквей // Ежегодник института истории «А.Д.  Ксенопол», Яссы, Т. ХХХI, 1994 (на румынском языке); Из истории христианской церкви на Родине и за рубежом в ХХ столетии. Сб. М., 1995; История Русской церкви. 1917 — 1997. М., 1997; Кривова Н.А.  Власть и церковь в 1922–1925 гг. М, 1997; Петров М.Н.  Крест под молотом. Новгород, 2000.Польский М. Новые мученики российские. Джорданвилль — Н-Й., 1949. Т. 1; Модест (Кожевников), иеромонах Митрополит Арсений и его проповедническое наследие. ТСЛ, 1969, Машинопись; Савинова И.Д.  Лихолетье. Новгородская епархия и советская власть. 1917–1991 гг. Новгород, 1998; Ее же: Дело митрополита Арсения Стадницкого // Вопросы истории. 1999. № 6.